Её цветочки - Морган Шеннон (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗
Фрэнсин читала эти имена опять и опять, качая головой… Бри. Агнес. Виола. Розина. Монтгомери… Она не помнила этих имен, кроме Бри, да и это было просто имя, которое она придумала, когда была ребенком. Но это вовсе не значит, что ее маленький призрак и есть та самая Бри. Она не ощутила потрясения от внезапно пришедшего узнавания или от пробудившегося воспоминания, хотя должна была бы что-то почувствовать, ведь, судя по датам их рождения, они все родились друг за другом и наверняка вместе росли.
– Должно быть, они родились мертвыми, – сказала она, радуясь тому, что нашла этому логическое объяснение.
– Для мертворожденных детей есть отдельная книга, – ответила Мэдлин, говоря тихо, как будто, повысив голос, она могла нанести Фрэнсин непоправимый удар. – И у меня есть записи о наших крещениях, тоже в Конистоне. – Она пододвинула к Фрэнсин еще два листка бумаги. – Это единственные записи актов о смерти. – Она беззвучно плакала.
У Фрэнсин сжалось горло. Сперва она не касалась этих страниц, а только в ужасе смотрела на них. Ее руки дрожали, когда она наконец взяла их и прочла простые слова, допускающие только одно толкование. 26 июля 1969 года была зарегистрирована смерть от утопления Бри Элизабет Туэйт и Монтгомери Джорджа Туэйта. Самой старшей и самого младшего из детей семейства Туэйт.
– Они оба утонули, – отрешенно проговорила Фрэнсин. – Как и отец.
Но Мэдлин качала головой.
– Мать солгала нам и об этом. Записи акта о его смерти нигде нет.
Фрэнсин похолодела.
– Отец умер, – твердо произнесла она. – Он утонул в озере Эстуэйт, возвращаясь из паба, когда ты была совсем малышкой. Мама говорила нам…
– Этого несчастного случая не было, Фрэнсин! Мама нам солгала.
Она покачала головой; все ее существо не желало верить тому, что сказала сестра.
– Тогда что же с ним произошло? У тебя есть все ответы, вот и скажи мне, что с ним сталось!
– Я не могу. Возможно, он умер, но это случилось не здесь. Иначе акт о его смерти был бы записан в метрической книге. Я не знаю, что с ним сталось.
В глубине существа Фрэнсин зародилось семя смятения и пустило побеги, охватившие все ее тело, пока у нее не выступила гусиная кожа. Она не хотела слушать дальше. Она обожала мать, единственного человека, которому она безоглядно верила, который всегда поддерживал ее.
– Зачем маме было лгать нам о смерти нашего отца?
– Не знаю, Фрэнсин! – ответила Мэдлин, раздосадованная упрямым нежеланием сестры принять правду. Затем глубоко вдохнула через нос и продолжила уже более спокойным тоном: – Я думала, что ты, возможно, что-нибудь помнишь. Тебе же было уже пять лет, когда Монтгомери и Бри утонули.
Фрэнсин покачала головой.
– Выходит, ты ничего не помнишь?
– Нет. Я определенно не помню никаких братьев и сестер, кроме тебя, и я бы запомнила Бри. – К ее глазам подступили слезы. – Бри была нашей сестрой, а я ее не помню!
Мэдлин протянула было руку, чтобы утешить ее, но, когда Фрэнсин не отреагировала на ее жест, убрала ее.
– Я знала, что это станет для тебя ударом. Думаю, когда Бри была жива, вы с ней были близки. Наверное, именно поэтому ты и… – Она запнулась, затем продолжила: – Именно поэтому ты и запомнила ее таким образом, в качестве твоей воображаемой подруги.
Фрэнсин проигнорировала ее сомнительный намек на то, что Бри есть всего-навсего вымысел, порожденный ее полузабытым воспоминанием.
– А что сталось с остальными нашими сестрами? – спросила она, и ее голос прозвучал хрипло от сдерживаемых эмоций.
Агнес. Виола. Розина. Эти имена были ей не знакомы, однако теперь, когда они запечатлелись в ее сознании, ей казалось, что, быть может, в ее памяти остался какой-то отдаленный отголосок воспоминания, неясный, как тень облака. Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о своем раннем детстве. Но так ничего и не вспомнила. Ни единого воспоминания, за которое можно бы было ухватиться. Она не могла вспомнить Бри, а ведь Бри была с ней всегда…
Мэдлин покачала головой.
– Я не смогла выяснить, что с ними сталось. Единственное упоминание о них – это записи актов об их рождении и крещении. Больше ничего нет.
Фрэнсин сидела совершенно неподвижно, но мысли ее лихорадочно метались – она пыталась осмыслить то, что узнала, но у нее ничего не выходило. Это было слишком неожиданно, слишком разрушительно.
– Как давно ты это узнала?
Мэдлин неловко заерзала на стуле.
– Несколько месяцев назад, – призналась она.
Фрэнсин ошарашенно уставилась на сестру.
– Почему же ты ничего не сказала мне раньше?
Мэдлин замялась, затем ответила:
– Потому что я знала, что ты отреагируешь на это именно так. По правде говоря, я даже не была уверена, что ты мне поверишь.
– Вздор! Тебе просто не хотелось отрываться от той беспорядочной жизни, которую ты ведешь в Лондоне!
Еще одна пауза, затем Мэдлин кивнула.
– Да, отчасти так оно и было, – согласилась она. И, обведя взглядом кухню, вздрогнула. – Я знаю, тебе нравится здесь жить, а мне тут все всегда было ненавистно. Но я в самом деле собиралась приехать и рассказать тебе, однако тут Джонатан заболел.
Смягчившись, Фрэнсин принужденно кивнула, но все же не удержалась и сказала:
– Ты могла бы позвонить мне или написать.
– Не выдумывай, Фрэнни. Такие вещи нельзя сообщать по телефону или в письме.
К горлу Фрэнсин подступили слезы. Нет, она не может и не станет плакать перед сестрой. Она резко встала и бросилась к двери, ведущей во двор.
– Я видела их могилы, – добавила Мэдлин.
Фрэнсин замерла на пороге.
– Что?
На лице Мэдлин было написано удивление, как будто ее только что осенило.
– Я говорю о могилах Бри и Монтгомери. Они похоронены на нашем кладбище. В отличие от тебя, я не боялась его и гуляла там, когда была маленькой. Я помню, что видела их имена на надгробиях, но тогда они ничего для меня не значили.
Фрэнсин кивнула, хотя сама она не имела ни малейшего желания заходить на кладбище, и торопливо подошла к дубу во дворе.
– Бри! – пронзительно позвала она.
Голые ветки чуть слышно зашелестели.
– Бри, пожалуйста, спустись. – Она сглотнула, не зная, как ей сказать маленькому призраку, что теперь она знает, что они сестры, но ничего не помнит о том времени, когда Бри была жива.
Фрэнсин прождала под дубом не менее пяти минут. Бри так и не спустилась, но Фрэнсин знала – она находится там и наблюдает.
26 июля 1969 года
Бри крадучись спускалась по лестнице, отлично зная, что сейчас она должна находиться в саду с сестрами и маленьким братиком. Она остановилась на лестничной площадке и склонила голову набок, напрягая слух.
Под ней перед парадной дверью простирался вестибюль, сумрачный и темный, со стенами, обшитыми деревянными панелями и висящими на них потемневшими и потрескавшимися от времени портретами предков Туэйтов, которые наверняка никогда в жизни не занимались ничем интересным.
Удостоверившись, что в доме никого нет, она тихонько спустилась по последним нескольким ступенькам и заглянула в главную гостиную. Ее ноздри дрогнули от запаха табачного дыма, который висел в воздухе комнаты, похожий на голубоватую мглу. Хотя сам по себе этот запах и не был неприятным, неприятными были те ассоциации, которые он вызывал – тот неизгладимый отпечаток, который Он наложил и на эту комнату, и на весь дом.
Чувствуя, как от прилива адреналина, вызванного ее дерзостью, у нее кружится голова, Бри остановилась на пороге – ее внимание привлекло движение за окном, где сестры и мама восстанавливали зеленые скамьи и лужайку.
Это должно было быть чудесной картиной, но только не для Бри. Она видела лишь затаенную нервозность, чувствующуюся в каждом движении их голов, в каждом взгляде, который они бросали на дом. Все ждали того момента, когда Он выйдет на тропинку, идущую через лес и ведущую в Хоксхед, и когда все, даже сам дом, смогут вздохнуть с облегчением.