Обитель любви - Брискин Жаклин (книги txt) 📗
Когда Хендрик приехал сюда в 1858 году, Лос-Анджелес был глухим пустынным местом, где было очень мало порядочных женщин. Глинобитные бордели располагались вдоль Ниггер Эли близ Плаза. Ныне священники всех конфессий Лос-Анджелеса наперебой утверждали, что их деятельность, состоявшая из чтения священного писания, пения религиозных гимнов и устройства благотворительных церковных ужинов, одержала верх над грехом. Грехом они называли проституцию. Эти люди пренебрегали двумя существенными вещами. Во-первых, Лос-Анджелес со временем стал семейной территорией. «Жена» и «закладная» — эти понятия способны заставить человека забыть о его животной сущности. Во-вторых, в обстановке благочестия и в апельсиновых рощах все еще процветало немало публичных домов.
Бад и ему подобные облюбовали заведение Карлотты. Красивая хозяйка, по-матерински относившаяся к своим девушкам и любившая кофе из цикория со сливками — капельку его она остужала на блюдечке для своего мопса, — Карлотта содержала заведение и его персонал в чистоте. У Карлотты всегда можно было получить удовольствие, не боясь нежелательных последствий.
Отпустив поводья, Бад устремил взгляд через двор на веранду, освещенную довольно тускло. До него донесся приглушенный гитарный перебор, женский смех. Бад провел языком по пересохшим губам. Но затем неожиданно пришпорил Киппера и уехал домой.
Заглянув на конюшню, он кликнул Хуана. Тот не отозвался. После ужина он редко бодрствовал. Бад расседлал Киппера, напоил его, отвел в стойло и насыпал в кормушку овса.
— Мистер Ван Влит?
Странно, но он ожидал услышать этот звонкий голос. Он закрыл дверь конюшни и поднял фонарь, в свете которого разглядел на пороге стройную фигурку.
— Я не могу помочь вам, Амелия. Компания сотрет меня в порошок, ведь она уже однажды расправилась с моим отцом. И с вашим.
— Среди них не найдется ни одного такого сильного и решительного человека, как вы, мистер Ван Влит.
— Значит, определение черт характера — еще одно ваше достоинство? — Его улыбка блеснула в свете фонаря. — Сколько вам?
— Пятнадцать.
— Уже пятнадцать?
В отличие от других девушек она не испытывала никакого смущения по поводу своего возраста. Она стояла и совершенно серьезно смотрела на него. Он чувствовал исходивший от нее цветочный аромат туалетной воды. «Пятнадцатилетние девочки не пользуются туалетной водой», — подумал он, но тут же вспомнил о том, что она наполовину француженка. Она была без шляпки, но длинные волосы были убраны под меховой воротник пальто.
Он поставил фонарь на землю и обеими руками высвободил ее волосы, позволив им рассыпаться по плечам.
— Я делал так с девчонками, когда учился в школе, — сказал он. Он почувствовал, как по всему ее телу пробежала дрожь. «Остановись», — мысленно приказал он себе, но не убрал рук с ее плеч.
— Бад, — тихо проговорила она. В первый раз она назвала его по имени.
— Брат говорил, что ты зовешь меня Гадом. Чем вы с ним занимаетесь?
— Разговариваем.
— О чем?
— О литературе... О поэзии.
— Он целовал тебя?
Она отрицательно покачала головой.
— Тебя вообще кто-нибудь целовал?
— Никто, — прошептала она.
Он услышал скорее шелест ее дыхания, чем голос. Он обнял ее за плечи. Сквозь ткань шерстяного пальто он ясно ощущал хрупкость ее тела.
— Странный недостаток опыта для такой знающей женщины, как ты.
«Целоваться со школьницей — это извращение», — подумал он. Целовать ее было таким же безумием, как и помогать в ее мщении Южно-Тихоокеанской железной дороге. А он понимал, что намерен помочь ей. Сначала он хотел, чтобы поцелуй вышел легким, невинным. По-другому он и не целовался никогда с порядочными девушками. Полудразнящий поцелуй волнует женское сердце, но не влечет никаких последствий и не обязывает мужчину делать после этого предложение. «Первый поцелуй в жизни молодой девушки. Что тут такого?» — думал он.
Однако его губы с такой силой впились в ее рот, что он и сам удивился. Ее губы раскрылись, она обняла его за талию и прижалась к нему. Он ощущал биение ее сердца. Оно дико колотилось под несколькими слоями одежды, под ее юными маленькими грудями. Он предпочитал пышные женские формы, но эти груди его взволновали. Он невольно обнял ее так, что большие пальцы его рук снизу дотрагивались до ее грудей. Он провел рукой по одной груди, коснувшись указательным пальцем соска.
«О Боже, — подумал он. — Что я делаю?!»
Он неожиданно отпустил ее и отступил на шаг.
Ужаснувшись тому, что сделал, и грубому ноющему желанию, родившемуся у него, он попытался стряхнуть с себя наваждение.
— Воистину ты земная женщина, — сказал он, прерывисто вздохнув. — Хорошие девочки так не целуются.
Она подняла на него глаза, и он увидел блеснувшие в них слезы.
Тут же раскаявшись, он сказал:
— Это я виноват, дорогая. Мне не следовало так говорить. Ты хорошая девушка. Просто иногда мне нужно, чтобы последнее слово осталось за мной. Не плачь. Пожалуйста, не плачь. — Он сглотнул. — Я провожу тебя.
— Не надо, спасибо, — сказала она, поправляя волосы. — Я оставила боковую калитку открытой. Если мама узнает, что я уходила, у мадемуазель Кеслер будут неприятности. Я не хочу этого. Наверно, это звучит высокомерно, да, мистер Ван Влит?
— Очень. Меня никогда не интересовали высокомерные женщины.
— Увы мне. — Она улыбнулась.
Все снова было в порядке. Бад был благодарен ей за эту улыбку. Он поднял фонарь.
— А что касается писем, — сказал он, — то я помогу тебе.
— Спасибо.
При свете фонаря он увидел счастливое выражение ее лица.
— Но, думаю, лучше немного подождать, — сказал он. — Позже, когда начнется разбирательство по существу, эти письма привлекут к себе больше внимания.
— Я тоже так думаю.
— И больше не придется прятаться по сараям.
— Я что, слишком откровенная соблазнительница?
— Для своего возраста.
— И поэтому вам понадобилось, чтобы последнее слово осталось за вами?
— Ты разоблачила меня, милая.
Она рассмеялась. Это был юный очаровательный смех, который окончательно разрядил ситуацию. Он успокоился. Это ж надо: Бад Ван Влит приставал к школьнице! Он с улыбкой смотрел ей вслед. Она убежала по гравийной дорожке и исчезла в черной тени дома Динов.
На следующий вечер мадемуазель Кеслер, отдуваясь, отправилась к Ван Влитам с черным ларцом в руках. Бад его сразу же узнал. На этот ларец он почти не обратил внимания, когда знакомился с бумагами полковника Дина. Знай он прежде, что в нем лежит, то без всяких колебаний сразу же использовал бы эти письма для заключения сделки с Лайамом О'Харой и компанией «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Он одержал бы безоговорочную победу, это ясно как день. И не было бы никакого «дела Дина». Не потому ли Амелия поставила ларец на середину стола, чтобы он сразу же обратил на него внимание? Он не знал, что и подумать.
— Мисс Дин говорит, что это принадлежит вам, мистер Ван Влит.
— Да, спасибо. Передайте ей, пожалуйста, мою благодарность за то, что она вернула ларец.
Он надел накрахмаленную рубашку, новый фрак и отправился танцевать в дом Ди Франко, где Мэри праздновала свой день рождения. После этого он с несколькими приятелями побывал у Карлотты. Ему все рассказывали про новую девушку из Сан-Франциско. Говорили, что она — само совершенство.
Только Баду все уже опостылело. Женщина оказалась не первой молодости, с отвисшими грудями.
Он покинул заведение Карлотты в том же скверном настроении, в котором туда явился.
Глава четвертая
В начале марта напряжение Амелии наконец прорвалось. Тот день выдался промозглым и холодным. Амелия сидела в суде, где давал показания аптекарь, который рассказывал о том, что полковник Дин носил пояс от артрита. Пикантной подробностью пояса была его шелковая подкладка. Судье Морадо приходилось беспрестанно стучать молоточком, обрывая смешки и саркастические замечания. Амелия сидела в первом ряду, гордо вздернув подбородок, и пыталась сдерживать свои бурные чувства. Время не притупило ее скорбь. Из уютной детской комнаты она сразу попала в мир, где вульгарные женщины и неряшливо одетые мужчины пялились на нее и обменивались громкими шуточками по адресу ее отца. Каждый новый взрыв смеха во время выступления аптекаря вызывал у нее приступы дурноты.
