Осенний бал - Унт Мати Аугустович (книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
Кристина стерла пот у него со лба. Маттиас устало усмехнулся. Оркестр умолк. «Проводи меня вниз», — сказала Кристина.
XVIII
В вестибюле Маттиас прислонился к барьеру и стал ждать. Голова слегка кружилась, перед глазами мелькали лица, за дверьми толпились запоздалые посетители, делали таинственные знаки и показывали пятирублевки. Кто-то тут же злобно ругался, и Маттиасу снова пришло в голову, что каждый ресторан, любой ночной пивной бар полон самых настоящих шекспировских героев. Любой актер позавидовал бы их горящим глазам, бурным жестам, телесной свободе, их экспрессивным выкрикам, их сверхинтенсивной подаче текста. Текст, правда, не тот (Всё Болинброку — наша жизнь и земли, / у нас теперь одна лишь только смерть, / а кроме смерти — земляной чехол, / останкам бренным скорлупа и саван), но прочее все то же самое. И над всем этим — темно-коричневый, в северном стиле, бревенчатый потолок (отдаленное напоминание о курных избах), а вдали темная летняя ночь, от которой Маттиаса отделяли только финские жалюзи. Вдруг кто-то тронул его за рукав. Он обернулся и увидел седого швейцара, который спросил тихим голосом: «Где ваш билет?» — «Вы же сами продали мне билет. В чем дело?» — «Я спрашиваю, где ваш билет?» Маттиас нервно пожал плечами, но ему ничего другого не оставалось, как начать рыться в карманах. При этом он уронил расческу, наклонился за ней, снова полез в карман, вытащил кошелек, заглянул туда, и тут подоспела женщина-администратор. «Нет?» — спросила она с трагической интонацией. «Да вы же сами мне билет продали», — защищался Маттиас при помощи логики. Администратор ответила своей логикой: «Меня не интересует, что я сделала. Покажите ваш билет». Наконец Маттиас нашел билет в нагрудном кармане. Швейцар долго и с явным неудовольствием рассматривал билет, затем передал его администратору, та стала смотреть его на свет. Потом они оба оглядели Маттиаса с головы до ног, и администратор спросила: «Почему вы в такой одежде?» — «В какой это?» — «В какой вы есть». У Маттиаса пот выступил на лбу, уже люди стали останавливаться и наблюдали за ними с растущим интересом. «В какой же я одежде, черт побери?» — спросил он. «Клетчатый пиджак», — был короткий ответ. Маттиас ничего не понял и рассмеялся. «В клетчатом пиджаке в ресторане запрещено распоряжением министерства». Маттиас еще громче засмеялся и спросил администратора: «Простите, вы в своем уме?» — «Молодой человек, вы пьяны. В ресторан нигде не ходят в клетчатом пиджаке. В Москве никто не ходит в ресторан в клетчатом пиджаке, — пояснила администратор. — Вы пьяны». — «Нет, не пьян», — ответил Маттиас раздраженно и почувствовал, как беспомощно и фальшиво прозвучали его слова. Администратор видела его насквозь. Она сказала: «Вы пьяны. У вас глаза блестят». — «Сами вы пьяны. У вас у самой глаза блестят. Посмотрите, у кого здесь глаза не блестят. Государство и открыло это заведение, чтобы здесь глаза блестели!» — «Я с вами разговариваю». — «А я с вами не желаю больше разговаривать», — оборвал ее Маттиас. Тут подошел второй швейцар, молодой, и встал позади Маттиаса. Теперь Маттиса всего прошибло потом. Он был один, помощи ждать было неоткуда. Молодой швейцар крепко взял его за руку. «Вам чего надо?» — спросил Маттиас, хотя прекрасно знал, что им надо. Он попытался вырваться. «Хватит скандалить. Давай двигайся». — «По какому праву?» — «Я не спрашиваю у каждого пьяницы, по какому праву». В это время Кристина вышла из туалетной комнаты, но, не заметив происходящего, остановилась у зеркала. «Ну, давай двигайся, — процедил молодой швейцар сквозь зубы. — Не то в морду так двину…» — «Я милицию вызову», — крикнул старший швейцар с готовностью, будто заискивая перед молодым, и быстро направился к телефону. Теперь вокруг Маттиаса уже собралась толпа. Кристина протиснулась через этот круг и встала рядом. Маттиас схватил девушку за руку и потащил за собой, но молодой швейцар, только что требовавший, чтобы он ушел, загородил дорогу. «Никуда ты не уйдешь, пока милиция не придет». — «А ну, гад, с дороги!» — вдруг крикнул Маттиас злобно. «Проси прощения», — прошептал швейцар и схватил Маттиаса за воротник. Маттиас вырвался, отступил назад и крикнул ему в потную рожу: «Кончай шутить, а ну с дороги!» Теперь вокруг недобро зашумели. «Ишь, молокосос, — сказал кто-то. — Всыпать бы ему как следует». — «Прибить! — подлил масла в огонь чей-то бас, как в каком-нибудь американском фильме. — Вон, волосья-то распустил». — «Пальто на голову — и ногами!» — «Наголо обрить!» — «Хулиган чертов!» — «Ну, теперь пойдет потеха!» — «Отвести его в укромный уголок…» Маттиас вдруг резко рванулся к двери. Швейцар неожиданно ударил, метя в лицо, но Маттиас успел отдернуть голову, и кулак больно задел по скуле. Несколько кровожадных рук потянулось к Маттиасу, а сзади крикнул кто-то, не имевший возможности дотянуться: «Задай попу патлатому!» Кристина неожиданно оказалась у раскрытых дверей и крикнула оттуда, зовя Маттиаса. Маттиас рванулся из последних сил и, терпя удары, сквозь чьи-то руки и ноги, разорвав пиджак, вырвался из толпы в сумрак, на набережную, захлопнув за собой открывающуюся вовнутрь входную дверь. Бессознательно он чуть было не остановился на месте, свежий воздух опьянил его, он хотел поглубже вдохнуть полными легкими, но Кристина дернула его, и они скрылись за углом, прежде чем кто-либо успел выскочить следом. И тут же в ночной темноте раздалась милицейская сирена. Маттиас и Кристина были уже во дворе, у дверей кухни, откуда вместе со снопом света вырывался густой запах супа и жаркого. Куда бежать? Куда? Сирена приближалась. Тут же во дворе стояло несколько автомашин. Маттиас стал дергать двери. Все без исключения были заперты. Это было самое бессмысленное, что он мог сейчас сделать. Лучше уж было бежать на кухню и просить защиты у поварих либо спрятаться на заднем дворе среди мусорных баков. Да и темный парк, где можно было бы бесследно исчезнуть, был едва ли не в пятидесяти метрах отсюда. И на заднем дворе не горело ни одной лампочки, только над входом на кухню. Все еще было возможно,
все в самом деле было еще возможно, но все-таки было уже предрешено. (Потому что пьяный доктор Г., выпивавший сегодня наверху с одним студентом-старшекурсником и одной стареющей шлюхой, забыл запереть свою машину и вытащить ключ зажигания. Он сначала вообще не хотел оставаться в ресторане, у него был план выпросить бутылку виски и поехать домой. Между прочим, его наверняка бы забрала автоинспекция, потому что на шоссе, по которому он должен был ехать, в этот вечер как раз дежурил патруль. Все пошло по-другому, потому что в два часа ночи пьяный Г. своей машины на месте не нашел. О судьбе своей машины он узнал лишь тогда, когда пошел ругаться со швейцарами).
XIX
Маттиас сдал назад, вперед, потом снова назад и рванул по бугристому асфальту со двора на улицу. Если их и искали, то, наверно, по другую сторону дома. Никому в голову не пришло, что они побежали в сторону заднего двора. И теперь они были в машине. В последний раз Маттиас водил машину три года назад, а теперь все вспомнилось само собой. Но на перекрестке он едва не столкнулся с огромным грузовиком. Его фары ослепили Маттиаса, обе машины пронзительно завизжали тормозами, и Маттиасу в последний момент удалось проскочить по дуге у грузовика под носом. Теперь они ехали в горку, впереди возвышался на фоне летнего неба неясный силуэт церкви, на верхушке которой горел красный огонь. Кристину прижимало то к Маттиасу, то к дверце, асфальт вдоль всей улицы был взрыт, и Маттиас тут же вообразил, что идет война, город окружен, идет эвакуация. Таблички повсюду предупреждали и запрещали: СТОП, ОСТОРОЖНО, РЕМОНТ, ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН. Казалось, в любую минуту из-за угла прямо перед ними на дорогу выползут танки. Маттиас выжал газ до упора. Удастся ли им выбраться за город? (Где десант автоматчиков? Когда взорвут склады?) Успеют ли они прорваться на шоссе (к своим / через линию фронта / в тыл)? Все решали секунды. Но сзади Маттиас не видел ни одной милицейской машины, милиция, видимо, еще разбиралась в ресторане или у выхода, и они промчались мимо мастерской по ремонту соковыжималок, мимо мастерской по ремонту пишущих машинок, по направлению к психолечебнице, мимо парников и теплиц, мимо территории, где когда-то помещался лепрозорий Святого Георгия, потом налево, снова в гору, и дальше,