Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ) - Голинченко Екатерина Андреевна "Маргарита Андреева"
— А ты — опасный льстец, — она легко щелкнула его по носу, — При общении с тобой девушкам стоит закрывать глаза и уши, чтобы не попасть в твои сети, — и он был рад, что она не потеряла интереса к жизни, несмотря на все невзгоды, что выпали на её долю, а она порывисто обняла его, — Господи, да что же это я? Прости меня, Марк, прости, мальчик мой! Если бы я только могла тебя тогда защитить… Я же и понятия не имела… У тебя ведь могла быть совершенно другая судьба… А я так привязалась к тебе, что навлекла на тебя беду и сломала тебе жизнь…
— Я не о чем в своей жизни не жалею, Саша, — он улыбнулся, качнув головой, — У меня, правда, всё хорошо.
— Марк, вот ты где! — к ним подбежала счастливая Аделина, и он легко подхватил её на руки, — Смотри, какая у меня раскраска с принцессами и цветные карандаши — её разукрашивать, — девочка показала ему яркую книжку и коробку карандашей, которые она держала в своих маленьких ручках, — Здрав-ствуй-те! — она смущенно улыбнулась, заметив незнакомую женщину, приветливо улыбающуюся, глядя на них, и попыталась произнести русское приветствие, которое запомнила из разговорника.
— Здравствуй, малышка! — ответила Александра, и ребенок спрыгнул с рук.
— Марк, Аделька тебя нашла… — подошедший отец Марка так и замолчал на полуслове, — Этого не может быть… такая схожесть просто невероятна, — продолжил он шепотом, больше обращаясь к самому себе, и подумал, что смотрит на неё уже неприлично долго, и будто само время замедлило свой ход.
— Саша, а вот и мой отец — Лев Димитрович Витриченко, — прервал неловкую паузу парень, — Отец, разреши представить тебе Заруцкую Александру Николаевну, мою очень хорошую знакомую, — неужели ему не показалось, и женщина немного покраснела?
Марк усмехнулся этим мыслям — почему бы и нет, оба — живые люди и еще не стары и привлекательны, а она так похожа на его мать, что даже его отец был потрясен, судя по его поведению. Тогда, десять лет назад не сложилось ей стать его приемной матерью — так, может быть, сложится сейчас… Отец сильно любил мать, что, безусловно, делает ему честь, однако же — одиночество — не тот удел, который он желал бы для него и для неё.
— Очень приятно, панна Александра, — мужчина взял её ладонь в свою руку, чтобы поднести к своим губам для приветственного поцелуя, и Александре захотелось то ли провалиться сквозь землю, то ли стоять так вечно, — Лев Витриченко к вашим услугам, леди.
— Рада знакомству, господин Витриченко, — и от его голоса мурашки пробежали по коже, и она ощущала себя растерянной школьницей на первом свидании.
Положение спасли подоспевшие приятели Марка, с которыми было ещё двое детей, державших в руках большие коробки с конструкторами. Это несколько разрядило обстановку, и женщина была представлена компании, и уже все вместе они направились к кассам, и прежде, чем покинуть супермаркет, помогли Александре загрузить покупки в багажник автомобиля на стоянке.
— До свидания, Марк! Я так рада, что у тебя теперь замечательная семья, — она пыталась улыбнуться, но уголки её губ дрожали.
— Именно семья, Саш, — он охотно согласился с ней, — Они особенные, — они обменялись телефонами, и он ещё раз обнял её на прощание, — Подумайте над моим предложением, Александра Николаевна. Я буду ждать.
Друзья направились на вокзал, а Александра ещё несколько минут пыталась унять нервную дрожь в руках и ногах, прежде чем выехать со стоянки.
Небеса Европы — Питер Первый
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье
Береговой ее гранит…
Александр Пушкин
После ночи беспокойного сна, когда их встретил тяжелым хмурым небом град Петров, и были живы ещё в сознании и памяти Маргариты те страшные картины недавних видений, и величественный вид на фоне темных облаков ещё более торжественным и поражающим — даже немного пугающим — выглядел облик последнего из городов в обширной программе их путешествия.
И так же, как стали постепенно рассеиваться грозовые тучи, сменяясь пушистыми белыми, словно кусочки легчайшей ваты, облаками, отступили страх и тревожности — и на лицах расцвели улыбки.
Аделька довольно приплясывала, держа в своих крохотных ручках руки Маргариты, уже заметно потеплевшие с момента утреннего волнения, незаметным образом успевшего бесследно рассеяться в лучах теплого солнца и под плавящим ледяные оковы ласковым взглядом родных глаз с почти осязаемым росчерком поддержки.
Алишер и Розалинда не переставали смотреть по сторонам из окон микроавтобуса, что вез их в гостиницу, где компания сможет отдохнуть после дороги и спокойно спланировать последние дни общения с восточной Европой. И всё вокруг было исполнено величия, всё дышало им.
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель…
Александр Пушкин
Уже больше трех столетий Петербург являет миру свой гордый и величавый вид. Совсем немного городов мира могут с ним сравнится в стремительности своего рождения, развития и расцвета.. Едва ли найдется ещё другой такой — дерзкий и отчаянный, ещё с колыбели посягнувший на право стать в единый ряд с первыми городами Европы, камень-город, на берегах Балтийского моря. Петербург стал тем окном, через которое Россия открыла для себя Европу, а Европа — увидела Россию, что задало уникальный исторический, архитектурный и художественный образ Северной столицы.
Самый изящный из российских городов притягивает своим особенным характером и интеллигентностью. И дело не только в самом его облике, но и в трогательной культуре коренных его жителей, которая часто является поводом для шуток и гордости. В это с трудом верится, но кое-где ещё в Питере — например, в час-пик в метро — еще можно услышать фразы «Прошу извинить» и «Будьте добры». Санкт-Петербург — пожалуй, самый масштабный эксперимент по скрещиванию европейского порядка и русской душевности. Он продолжается уже не одно столетие, и, смеем заметить — вполне успешно.
Одни готовы круглосуточно воспевать дифирамбы городу, другие же — критикуют этот город за мрачность и депрессивность, за стабильно серое небо и облезлые дворы.
Равнодушными к себе этот город не оставляет. И даже скептики в душе понимают, что меланхолия здесь — вовсе иной природы. Когда тяжеленные тучи в хмурый полдень наползают на золотой шпиль Адмиралтейства, то вполне верится, что и без солнца на берегах Невы можно вполне себе высококультурно существовать. Это вам не гуляния на Красной площади на фоне азиатского Кремля. Питер, как ни крути — Европа, ну или то самое пресловутое «евроокно», которое так старательно рубил дальновидный Петр I.
Бросовая земля, проклятое место — как тут «ногою твердой стать при море» — кругом хляби болотные.
Поистине, земноводное чудо, столица империи в её мизинце. Но, мечта Петра, она превзойдет образец — Лондон — столицу империи в устье реки, впадающей в море, порт и верфь. С суши ехать — неказистый, что первым видят сейчас приезжающие — задворки, а его строили с расчетом, что в город будут вплывать, и что тогда видят — грандиозный фасад. Нет в мире другой столицы, в которой на одной стороне реки — Сенат, Синод, (высший церковный совет), Кафедральный собор, Адмиралтейство, главная императорская резиденция, главный городской сад, а на другой стороне — Академия художеств, дворец губернатора, Университет, Академия наук, первый музей, биржа, крепость, с которой берет основание город, а в ней — императорская усыпальница, главная тюрьма, главный монетный двор. Мало того, что Нева, это фактически — центральная улица Петербурга, ещё и центральная сухопутная улица названа в честь Невы — Невский проспект.
Северная столица начиналась с каторги, рабочие мужики жили под открытым небом, землю таскали в подолах рубах. От цинги и дизентерии одно спасение — водка, настоянная на сосновых шишках, по-теперешнему — джин. Не меньше ста тысяч душ легло костьми в основание города. Людей вольных переселяют тоже насильно. Само слово «Нева» — «Нево» по-фински то и значит — «болото», жизнь на нем считается государевой службой — отлучаться нельзя.
