Могила Таме-Тунга - Нефедьев Константин (бесплатные полные книги .txt) 📗
Остаток дня прошел спокойно. Вечером Молос присел на койку Сергея и спросил, чем он утихомирил надсмотрщика.
— Я сказал ему, что не стоит поднимать шума из-за горсти неочищенных зерен. Вот и все, — ответил Сергей, давая понять, что продолжать разговор он не намерен.
Молос чувствовал, что Сергей чего-то не договаривает. Вряд ли надсмотрщик послушается рабочего. Ему тоже может влететь, если узнает управляющий. И все это из-за проклятого кофе!
— Скажи, Саор, у вас в России коммунисты тоже пьют кофе? — неожиданно спросил Молос.
— Конечно, пьют, — улыбнулся Сергей. — А почему бы не пить?
— Будь оно проклято! Я решил больше никогда не брать кофе в рот.
— От этого хуже будет только тебе.
Молос потрогал серьгу, задумчиво почесал за ухом.
— Если все люди нашей страны сговорились бы в один день не пить больше кофе, то наш хозяин разорился бы и прикрыл свою плантацию.
— А мы остались без работы, — в тон бразильцу договорил Сергей.
— Это, конечно, скверно. Но послушай, какая у нас получается карусель. Бразильцы выращивают кофе, наш хозяин отправляет его американской компании. Гринго везут кофе в свою страну, а потом продают нам же, только в десять раз дороже.
— Мне думается, лучше, если бы бразильцы сами покупали у себя свое кофе.
— В том-то и дело, что бразильцы не имеют своего кофе. Все урожаи в стране скупают гринго, устанавливая цены, какие им вздумается. В Сан-Пауло есть кофейная фабрика сеньора Карвера, она простаивает из-за отсутствия сырья, а наш хозяин не имеет права продавать кофе Карверу, так как оно закуплено на корню компанией Самюэля Макенди. В прошлом году этот Сэм, чтобы не сбить цены на кофе, утопил в море урожай с десятка, если не больше, таких плантаций, как наша.
— Да, невеселая картина, — задумчиво протянул Сергей.
— Это еще не все, Саор. Я тут прочел у парня газету «Класс оперрарий». Там написано, что за последние десять лет выброшено на дно океана и сгорело в топках пароходов восемьдесят миллионов мешков первосортного бразильского кофе!
Представляешь, сколько работы было матросам и кочегарам? А у себя в Штатах гринго уничтожают картошку, мясо, хлеб, чтобы не уронить цен, тогда как мы голодаем.
— Плохо, Мол, очень плохо!
— Это так плохо, Саор, что я решил, не стоит больше выращивать проклятое кофе. Я объявляю ему войну! Если все порядочные люди хотя бы два-три года не будут пить кофе, то все компании вылетят в трубу. На месте кофейных деревьев они вынуждены будут сажать пшеницу и бобы, разведут скот. Подумай только, Саор. Мы покупаем пшеницу у гринго, когда можем снимать урожаи ее по три раза в год!
— Э, да ты, Мол, я вижу, не только футболист и сортировщик кофе, но и великий реформатор, — улыбнулся Сергей.
— Не смейся, злодей! Отныне всякий, кто пьет кофе, мой личный враг.
— Тогда у тебя окажется слишком много врагов. Нет, Мол, дело не только в кофе.
Дело обстоит куда сложнее, нежели тебе кажется. Однако хватит! Давай спать, завтра поговорим…
Утром следующего дня Молоса вызвал к себе сеньор Гарсия Кольеш. Разговор происходил без свидетелей. Несколько дней после этой встречи Молос ходил задумчивым, с Сергеем не заговаривал и вечером сразу после ужина заваливался спать. Но вот как-то вечером Молос все же подошел к койке Сергея. Лицо его было серьезным, сосредоточенным. Он оглянулся вокруг, не подслушивает ли их кто, и сказал шепотом:
— Знаешь, Саор, зачем меня вызывал сеньор Кольеш?
— Небось, полковник хочет создать собственную футбольную команду?
— Это правильно, но была и другая причина — ты. Полковник рассказал мне твою историю и поручил уговорить подписать какую-то бумагу.
— И ты надеешься, что тебе это удастся, Мол? Уж не для того ли и набиваешься мне в друзья? — горько усмехнулся Сергей.
— Я никогда никому в друзья не набиваюсь, — серьезно ответил Молос. — И не смей так думать обо мне, Саор. Несколько дней я обманывал Кольеша, уверял его, что ты вот-вот подпишешь бумагу, но сегодня хозяин получил откуда-то письмо. Посмотрел бы ты, как он был зол! Они замышляют что-то недоброе против тебя.
— Кто «они»?
— Интегралисты, или, как их у нас называют, «зеленые рубашки». Опасные сеньоры!
Их побаивается даже Кольеш. Если ты подпишешь бумагу, они подымут шум, что в России — анархия и благоразумные русские, то есть ты, Саор, ищут приюта в Южной Америке. Кому-то эта шумиха очень нужна, но зачем, честное слово, Саор, не знаю.
Но я хочу, чтобы ты знал, что у тебя здесь есть истинный друг. Завтра я с хозяином еду в Рио покупать форму для «Сумасшедших дьяволов», так будет называться наша футбольная команда. В Рио я постараюсь на часок-другой улизнуть от Кольеша, чтобы передать письмо.
— Какое письмо?
— Которое ты сейчас напишешь, Саор, в какое-нибудь посольство, если советское закрыто. Вот ручка и бумага. Пиши, что тебя держат под надсмотром, мешают вернуться на родину. Пиши, все пиши…
— Спасибо, Мол, но я не могу допустить, чтобы ты рисковал ради меня. Ведь, если узнает Кольеш, ты же лишишься работы.
— Замолчи, Саор! — сердито возразил бразилец. — А разве ты не стал бы рисковать ради меня? Ведь рискнул же ты тогда ради старикашки-негра. Все-таки, что за волшебное слово шепнул тогда надсмотрщику, если он вдруг ослеп и не смог отличить очищенные зерна от неочищенных?
— Я сказал, что отдам ему свой месячный заработок, если он промолчит. Он и смолк.
— Никак не пойму, что ты за человек, Саор! Работать даром целый месяц ради какого-то негра… — пожал плечами Молос.
— Чему ты удивляешься, Мол? А разве среди ваших пеонов и поденщиков не действует обычай «сорока бобов»? На моей родине помощь товарищу — закон жизни.
— Странные вы, русские. Какой же тебе негр товарищ? Да вот и он сам, легок на помине.
В проеме двери сензало показался силуэт старика-негра. Негр истово кланялся, осторожно приближался к койке Сергея.
— В чем дело, отец?
Старик заговорил на таком жаргоне, что Сергей ничего не мог разобрать.
— Что он хочет, Мол?
— Поблагодарить тебя. Сделать подарок, — ответил Молос.
— Скажи, не нужно мне никаких подарков.
Но старик настойчиво потянул Сергея за рукав, предлагая ему выйти из сензало.
Сергей отказался. Негр направился к выходу и через несколько минут появился вновь, держа за руку девочку лет тринадцати-четырнадцати в коротком платьице, из-под которого тянулись тонкие, как тростинки, ножки. Старик ласково и в то же время настойчиво подталкивал девочку к Сергею.
— Что ему нужно, Мол?
— Старик предлагает тебе, Саор, свою внучку в служанки. Он говорит, что у него больше ничего нет, чем он мог бы отплатить тебе за твою доброту. Ты добрый, и девочка согласна быть твоей служанкой.
Сергей притянул девочку к себе, поцеловал в темный влажный лоб. Он почувствовал, как дрожит худенькое тело маленькой негритянки, как она доверчиво прижалась к нему, точно ища защиты.
— Передай им, Мол, завтра я соберу для них кое-какие вещи, немножко денег и пусть они уходят отсюда. Может быть, в другом месте им будет лучше…
Дед и внучка, тихие и покорные, пошли к выходу. Девочка оглянулась, и Сергей поймал взгляд ее грустных темных глаз. Почему-то эта девочка напомнила ему хмурый зимний вечер, когда, четыре года назад, он с группой русских юношей и девушек, в возрасте немногим старше этой девочки-негритянки, подгоняемые криками гитлеровцев, влезли в промерзший товарный вагон. Заскрипела задвигаемая дверь, щелкнула снаружи щеколда, навсегда отрезая счастливое прошлое. Их повезли в Германию. Что только не пережил Сергей за эти годы! Болезни, одиночество, холод, голод, побои.
Около полутора лет продолжалась фашистская каторга. Война кончилась, и наступил долгожданный мир. Сергей с группой советских юношей оказался в Западной Германии. Напрасно юные невольники мечтали о свободе. Их разбили на небольшие партии и тайно вывезли в Испанию. Некоторое время они работали на апельсиновых плантациях богатого сеньора, питаясь гнилыми фруктами и чечевичной похлебкой.
