Узник моего сердца - Брэнтли Пейдж (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Послушник, исполняющий обязанности привратника, неуклюже ковыляя из-за хромой ноги, повел их через двор к небольшому каменному строению. Ключи на его поясе громко звенели.
Аббатство представляло собой настоящий мир в миниатюре. В самой середине высилась церковь со шпилями и остроконечными арками. Вокруг основной святыни теснились многочисленные строения: трапезная, братский корпус, кельи, а также каменные сараи, лавки, мастерские. Послушник не без гордости указал на темнеющий вдали сад, а где-то рядом с ним – огород, хотя в сгущающихся сумерках трудно было что-то различить. В аббатстве, по словам привратника, были также бойня и мастерская по выделке кожи. Изделия продаются на рынке в Париже и пользуются спросом. Парень был явно словоохотлив и вряд ли сказал бы меньше, если бы даже его никто не слушал.
Николетт несколько раз попыталась высвободиться из крепкой руки Лэра, сжимающей ее локоть, но де Фонтен продолжал тащить ее за собой. Воспитанная в богатой семье, Николетт не ожидала увидеть такое скромное убранство в гостинице аббатства. Даже слуги в доме ее отца жили в лучших условиях. Голые каменные стены, тюфяки с соломой в большой общей комнате. Не без облегчения Николетт увидела, как их провожатый указал на узкую деревянную лестницу, ведущую наверх.
– Идите за мной, – он, подпрыгивая словно раненая птица, стал подниматься по лестнице.
Наверху они очутились в мрачном коридоре. Пахло сыростью и плесенью. Ряд дверей, обитых железом, выходил в темный коридор. Де Фонтен, Николетт и следовавший за ними с кожаным мешком в руках Альбер Друэ, подошли к одной из дверей. К разочарованию пленницы, комната оказалась такой же убогой, как и внизу, только немного меньше.
– Это комната, – объяснил послушник, – для почетных гостей.
Николетт огляделась. Единственное, что отличало это жилище от подвала в королевском дворце – это высокий комод резного дерева во всю стену. Четыре соломенных тюфяка, покрытые сверху перинами, набитыми гусиным пером, лежали на полу у стен. Единственная лавка сиротливо ютилась у небольшого стола с оловянной посудой. Посреди стола высился кувшин для воды.
Когда послушник и слуга ушли, Николетт буквально упала на тюфяк рядом с дверью. С тревогой она смотрела, как ее тюремщик ставит свой мешок на тюфяк у высокого узкого окна. Де Фонтен пересек комнату, остановился у стола, взял кувшин, оказавшийся пустым. Лэр уже хотел позвать слугу, когда монах в черной рясе появился на пороге.
– Вы Лэр де Фонтен?
– Да, – Лэр поставил кувшин на стол. В конце концов, гостеприимство аббата еще должно проявить себя.
Монах, на лице которого были написаны печаль и надменность, смотрел не на Лэра, а на маленькую фигурку в грубом шерстяном балахоне. Николетт сидела неподвижно, обхватив колени руками. Капюшон скрывал черты склоненного лица.
– Отец-настоятель ждет вас в ризнице. Следуйте за мной.
– Минуточку, брат, – отозвался Лэр, подойдя к двери мимо монаха. Де Фонтен с порога окликнул своего слугу. Послышались быстрые шаги, и через мгновение долговязый розовощекий парень с простоватым выражением лица появился на пороге.
– Останься с пленницей, – сказал Лэр. – Я скоро вернусь.
Альбер Друэ, кивнув, занял место на скамье у стола.
Монах явно с интересом наблюдал за гостями. Вместе с де Фонтеном он неохотно покинул комнату.
В ризнице горел единственный факел. Фитиль, оплавленный горячим жиром, издавал малоприятный запах.
После традиционных приветствий аббат – человек средних лет, весьма грузный, с брюшком, краснощекий, с толстым носом-картошкой – выразил сожаление по поводу того, что не может пригласить Лэра и его спутников к трапезе.
– Речь идет о душе, – сказал он. – Законы церкви запрещают предлагать пищу аббатства нераскаявшимся грешникам. В дом приезжих вам принесут еду и вино, и если хотите, то по своей милости можете поделиться с пленницей, – аббат улыбнулся. Неподалеку стояла чаша со святой водой. Аббат несколько раз менял местами алтарные лампады, почему-то волнуясь в присутствии этого молодого человека с внимательными синими глазами. На лице гостя еще виднелись шрамы, которые начали бледнеть. На подбородке – незажившая ссадина. «Наверное, – подумал аббат, – ему больно бриться». На подбородке де Фонтена уже отросла щетина. Сейчас Лэр производил впечатление преступника, а не офицера королевской стражи. Словно самому себе, аббат пробормотал вслух:
– Я уверен, справедливость должна идти рука об руку с милосердием. Вы согласны? – обратился он к Лэру.
– Да, отец. Я прослежу, чтобы пленницу накормили.
Аббат вновь улыбнулся.
– А сейчас не хочу вас больше задерживать.
Есть еще один гость, который хочет переговорить с вами. Он ждет вас в часовне, – аббат указал на одну из дверей, ведущих из ризницы. Вторая дверь, видимо, вела в алтарь, как предположил де Фонтен.
Лэр прошел в часовню. Вначале он не заметил человека, стоящего на коленях у алтарной решетки. В часовне было темно, невзирая на колеблющееся пламя свечей. Днем здесь, наверное, тоже не намного светлее, решил Лэр, поскольку только два узких окна в каменных стенах высоко над алтарем пропускали свет в помещение. И тут он обратил внимание на фигуру у алтаря.
Такой знакомый силуэт… Человек встал с колен еще до того, как Лэр успел сказать хоть слово.
– Ты, конечно, удивлен, брат. Лэр был по-настоящему поражен.
– Как ты нашел меня? Тьери улыбнулся.
– Агнес, – просто ответил он. Даже в полумраке Тьери де Фонтен смог разглядеть следы пыток на лице брата. – Подойди и помолись со мной.
– О чем молиться, Тьери? Чтобы мессир, наш отец, простил тебя за захват Везелея? Он хотел, чтобы им владел я, и не раз говорил об этом. Даже на смертном одре.
– Я не отрицаю, – согласился Тьери.
– И ты отказал мне в титуле.
– Ты бы получил его. Со временем. Тебя же не интересовал Везелей до тех пор, пока наш дядя, этот негодяй д'Орфевре, не напомнил тебе о нем. Ты всегда испытывал большую симпатию к родственникам нашей матери. Ты, скорее, д'Орфевре, а не де Фонтен!
– Везелей – мой! – резко сказал Лэр. – И у меня было полное право потребовать его!
– Особенно, когда дядя пообещал тебе Гиен и деревню Бренеоль на границе с Везелеем. Все – к собственному благу. Если бы у тебя были Везелей и Гиен, то дядя наверняка добился бы успеха в тяжбе с бароном Гардинэ, моим тестем!
– Гардинэ – настоящая змея, он якшается с англичанами!
– И ты хочешь сказать, что твой дорогой дядя – нет?
– Только, если это в интересах короля.
– Кажется, король платит вам по заслугам…
– Ты пришел насмехаться надо мной, да, Тьери?
– Насмехаться! Я твой брат.
– О чем очень любишь напоминать.
– Во имя Бога, Лэр! Почему мы всегда начинаем спорить?
– И ты хочешь сказать, что виноват я? Ты первый обратился к адвокату.
– А что еще я мог сделать? Земли Гардинэ перейдут ко мне, как к мужу Оделины. Неужели ты думал, что я буду сидеть сложа руки и смотреть, как ты и твой дорогой дядя д'Орфевре вынюхиваете, где пахнет жареным?
– Ничего подобного! Он хотел получить только Лагрумские леса, которые принадлежат ему по закону.
– По закону! Ха! Тогда почему суд не удовлетворил его прошение?
– Потому что отец твоей женушки запугал всех до смерти! Ты и сам все отлично знаешь! – рука Лэра непроизвольно ударила по алтарной решетке. – И для чего я спорю с тобой здесь, перед лицом Бога? И вообще – зачем?
– Я пришел не спорить.
– Хорошо. Тогда зачем?
– Передать тебе титул владельца Везелея.
– Сейчас?! Когда это не имеет значения? Тьери, как великодушно! А ты, конечно, станешь управляющим?
– Но ты будешь получать доходы с земель. Мог бы быть благодарен хотя бы за это.
– Неужели Агнес тебя убедила? Или в тебе просто заговорила совесть?
– Агнес ни при чем. Моя совесть тоже. А уж она чище, чем твоя.
– Потому что ты вместе со своим тестем нашли лучший план, чтобы захватить Лагрумские леса?
