Коммунисты - Семанов Сергей Николаевич (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Шел январь нового, 1905 года…
В России назревали революционные события.
Утром 10 января 1905 года, когда Надежда Константиновна и Владимир Ильич направлялись своим обычным маршрутом в библиотеку, они заметили быстро шедших им навстречу Луначарских. Еще издали Анатолий Васильевич прокричал: «Царь расстрелял демонстрацию! Ужасно, много убитых!»
«Мы пошли туда, — вспоминала Надежда Константиновна, — куда инстинктивно потянулись все большевики, до которых долетела весть о питерских событиях, — в эмигрантскую столовку Лепешинских. Хотелось быть вместе. Собравшиеся почти не говорили между собой, слишком все были взволнованы. Запели «Вы жертвою пали…», лица были сосредоточенны. Всех охватило сознание, что революция уже началась, что порваны путы веры в царя, что теперь совсем уже близко то время, когда «падет произвол, и восстанет народ, великий, могучий, свободный…».
Здесь же, в столовой, было принято решение — послать в Россию двух представителей большевиков — В. И. Невского в Москву и Д. А. Лазуркину в Петербург. Однако денег на поездку не было. Но столь велик был подъем, что это никого не смутило. Решили собирать деньги в кафе, ресторанах, булочных, среди русских эмигрантов всех направлений, живших в Женеве. Не нашлось человека, который бы отказал в средствах на русскую революцию. Вечером все встретились у Ленина, подсчитали деньги, их вполне хватало на поездку. Надежда Константиновна сшила небольшие мешочки, куда положили деньги. В тот же вечер Невский и Лазуркина уехали на родину. Прощаясь, Надежда Константиновна сказала Лазуркиной: «Смотрите, пишите о работе, о настроениях рабочих, обо всем, что делается на местах — и о трудностях, и о достижениях». Они с Владимиром Ильичем и сами рвались в Россию, но прежде надо было подготовить и провести партийный съезд. Он намечался на апрель 1905 года.
Революция усилила разногласия между большевиками и меньшевиками. Оппортунизм последних наглядно проявился в их тактике, в оценке движущих сил революции. Ленин непримиримо разоблачал оппортунизм меньшевиков в своих произведениях, всей своей деятельностью. Ленин отстаивал идею гегемонии пролетариата в революции, идею авангардной роли пролетарской партии.
В обстановке огромного подъема проходил в Лондоне III съезд партии. Меньшевики не пошли на него и собрали свою конференцию в Женеве. Съезд наметил стратегический план и революционную тактику партии в буржуазно-демократическом революционном восстании, принял резолюции о временном революционном правительстве, об отношении к крестьянству, к либералам. Была утверждена ленинская формулировка первого параграфа Устава партии. Все решения съезда были проникнуты пафосом начавшейся революции.
Надежда Константиновна, принимавшая в работе съезда самое активное участие, была включена в комиссию по редактированию протоколов. Однако, когда вернулась в Женеву, эту трудную работу ей пришлось проводить одной — один из членов комиссии уехал, другого подключили к новой работе. Целыми днями сидела Крупская в столовой Лепешинских, встречалась с делегатами, сверяла с ними тексты выступлений, случалось, и спорила. Работа продолжалась несколько дней с утра до вечера.
Время от времени в Женеве появлялись колоритные личности, которые не могли миновать Ульяновых.
Приезжал в Женеву один из руководителей восстания на броненосце «Потемкин» — матрос Матюшенко. Ленин расспрашивал его досконально, его интересовали все детали исторического восстания.
Много шуму наделал приезд Гапона. Он побывал во всех организациях, пришел и к большевикам. Ленин и Крупская приняли его, так как он был живым свидетелем событий в Петербурге. Надежда Константиновна в своих воспоминаниях дала меткую характеристику этому сыну богатого крестьянина в поповской рясе, человеку беспринципному, хитрому, не способному воспринять новое, не могущему вести ежедневную кропотливую работу; как она выразилась, «поповская психология застилала ему глаза». Его бесславный политический конец был предрешен.
Владимир Ильич и Надежда Константиновна были охвачены одной мыслью — туда, в Россию, в гущу событий. Уехать сразу вдвоем было нельзя: слишком много дел не доделано. И как ни тяжело расставаться, как ни не хотелось отпускать мужа одного, пришлось Крупской задержаться. Владимир Ильич и Надежда Константиновна разобрали, рассортировали, разложили по конвертам бумаги, письма, материалы съезда. Набрался целый чемодан важнейших партийных документов, который отдали на хранение Карпинскому.
В конце октября Ленин уехал. Крупская день и ночь думала об одном: как он добрался, как устроился, как там, на родине. В начале ноября тронулась в путь и она. Внешне она как будто бы ничем не отличалась от представительниц западноевропейской интеллигенции, но было в ней все-таки что-то такое русское, что в Стокгольме за ней немедленно увязался шпик. Она не подала виду, что заметила слежку, все делала спокойно, не оглядываясь и не суетясь. Здесь до русской границы ей ничего не грозило, правда, на границе ждали неприятности, ведь полиция имела предписание арестовать ее в любом пункте, где она попытается пересечь границы Российской империи. Выручил случай. Шпик сел вместе с Надеждой Константиновной в поезд на Гельсингфорс. Революция была в разгаре, в Финляндии шли забастовки, рабочие вооружались. Вагон был битком набит, всюду собирались взволнованные группы. Крупская прислушалась — в соседнем купе говорили по-немецки, она перешла туда и вступила в разговор, шпик последовал за ней. И тут ей повезло, беседа приняла очень нужное направление. Рабочий-активист с энтузиазмом говорил об успехах революции и между прочим сказал: «Шпиков мы всех арестовали и посадили в тюрьму». Взглянув на своего соглядатая, Надежда Константиновна заметила: «Могут и новые приехать». Рабочий понял с полуслова: «Только покажите, мы его сейчас же арестуем». Поезд как раз приближался к маленькой станции, где стоял одну минуту. Шпик поспешил выйти из вагона.
О приезде в Петербург Крупская вспоминает: «Четыре года почти прожила я за границей и смертельно стосковалась по Питеру. Он теперь весь кипел, я это знала, и тишина Финляндского вокзала, где я сошла с поезда, находилась в таком противоречии с моими мыслями о Питере и революции, что мне вдруг показалось, что я вылезла из поезда не в Питере, а в Парголове.
Смущенно я обратилась к одному из стоявших тут извозчиков и спросила: «Какая это станция?» Тот даже отступил, а потом насмешливо оглядел меня и, подбоченясь, ответил: «Не станция, а город Санкт-Петербург».
Встретивший Надежду Константиновну П. П. Румянцев, редактор журнала «Вестник жизни», повез ее к себе на квартиру. Здесь без прописки жил Владимир Ильич.
На следующее же утро Крупская пошла по городу в поисках меблированных комнат, где не требовалась бы прописка, так как Владимира Ильича очень стесняло пребывание в чужих квартирах, он начинал нервничать, терял работоспособность.
В меблированных комнатах Ульяновы прожили недолго, обстановка там была совершенно нерабочая. Тогда товарищи решили снабдить их паспортами для легальной прописки. Получив свой «абсолютно надежный», по уверению друзей, документ, Надежда Константиновна рассмеялась, она становилась дочерью Онегина — Прасковьей Евгеньевной Онегиной.
Мария Ильинична нашла им квартиру на Греческом проспекте, но вскоре пришлось оставить мысль о «легальной» совместной жизни. Вокруг дома появилась куча шпиков. Ульяновы были вынуждены поселиться врозь. Виделись они чаще всего в редакций «Новой жизни», да и там почти нельзя было поговорить. Не скоро удалось Владимиру Ильичу раздобыть очень хороший паспорт и квартиру.
Оказавшись снова в России, Надежда Константиновна получила возможность общаться с массой людей, бывать на собраниях. Свои наблюдения она неизменно передавала Владимиру Ильичу. Она умела подойти к рабочим, они ей рассказывали о делах с живыми подробностями, которые давали Ильичу возможность определить уровень революционного энтузиазма масс.
