Мэгги и Джастина - Кэролайн Джуди (лучшие книги онлайн txt) 📗
Заурчал и завелся мотор машины. Послышался тихий хруст утрамбованного под шинами гравия дорожки.
«Эй, люди! — хотелось крикнуть ей. — Я хочу сообщить вам, что я очень счастлива! Я еду к самому замечательному человеку на свете, и он принадлежит мне!»
Мэгги гнала машину, а перед глазами стояли события этого дня, она вспоминала каждое сказанное им слово, выражение его лица. Он сказал: «Все будет!» Будет ли? Сможет ли она содрогаться, трепетать и застывать в экстазе, как прежде? Она будет обнимать его, приносить ему радость и знать, что такое любовь, что самый дорогой в мире человек хочет, чтобы она была с ним… Ей нужен Дик. Она последует за ним хоть на край света! Пока Дик жив, она будет с ним каждую минуту, каждую секунду — сколько ей дано.
Она открыла дорожную сумку и с улыбкой посмотрела на билет до Нью-Йорка. В этот момент с машиной что-то случилось и ее занесло. Мэгги попыталась выровнять ее, но положение все больше осложнялось. Последнее, что она почувствовала, — это сильный глухой удар и падение куда-то вниз в пропасть…
Было без пяти минут семь. Дождь лил как из ведра. Дик стоял рядом с трапом и глядел вслед воспаленными от ветра и бессонницы глазами.
«Не стой как чурбан, — говорил он себе. — Она не приедет. Она не простила мне прошлого, и у меня нет права обвинять ее. Ты виноват сам, ты предал ее и теперь получаешь то, чего ты достоин. Так что лучше сощурься, как в кресле зубного врача, пока не пройдут эти нестерпимые пять минут».
Трап самолета убрали. Дик обернулся и посмотрел назад. Никого не было. Он зашел в салон, и стюардесса наглухо закрыла за ним дверь.
«Прощай, Мэгги, — подумал он. — Будь счастлива!»
Но ее нежный голос все еще звучал в его ушах: «Дело в том, что я люблю тебя, Дик!» Ведь он тоже любит ее, к чему себя обманывать. Но раз она решила остаться здесь, значит так тому и быть.
И еще долго после того, как самолет начал разгон, он смотрел в окно и ждал невесть чего — никому неизвестный пассажир, на незнакомом аэровокзале, в этой чужой дождливой стране.
65
Большая шлюпка отделилась от стоявшего неподалеку от берега торгового корабля и стала неспешно приближаться к берегу.
Кроме двух гребцов в ней находились еще трое: двое мужчин — один постарше, другой моложе — и женщина с ярко-рыжими волосами. Это были Лион Хартгейм, Луиджи Скальфаро и Джастина.
Алжир встретил их багрово-красным солнцем на безоблачном горизонте и раскаленным воздухом.
Шлюпка остановилась рядом с абсолютно пустым причалом, и путешественники вышли на берег. Гребцы вынесли из шлюпки несколько больших чемоданов и, оставив их рядом с неподвижно стоящими путешественниками, вернулись на корабль.
Пламенные лучи солнца жгли растрескавшийся асфальт, на котором одиноко стоял проржавевший портовый кран, отбрасывающий большую тень на пирс. После того, как французы эвакуировались из Алжира, жизнь в этой бывшей колонии, казалось, замерла.
— Да, похоже, мы добрались… — сказал Луиджи, отряхивая свой ослепительно белый костюм. — И похоже, что мы первые туристы, кто приехал сюда после окончания войны за освобождение. Правда прошло уже семь лет, но здесь, кажется, до сих пор не пришли в себя.
— Интересно, куда подевались все люди? — с любопытством спросила Джастина, надевая на голову широкополую соломенную шляпу. — Кстати, Луиджи, мы не туристы, а путешественники.
— А какая разница?
— Туристы, как только приезжают куда-нибудь, сразу же начинают думать о возвращении домой, — объяснил Лион. — А путешественники вполне могут и не вернуться…
Луиджи услышал в этих словах какой-то угрожающий подтекст и призадумался:
— Нет. В таком случае мне хотелось бы считать себя туристом. Я предпочел бы все-таки вернуться домой.
— Что ж, посмотрим…
Лион тем временем направился к громаде портового крана, за которым, как он заметил, прятались мальчишки.
— Ялла, ялла… — позвал он. — Ману, ману… Ажи.
Из-за крана выбралось полтора десятка грязных и оборванных мальчишек, которым Лион указал на чемоданы. Дети с готовностью схватили их и потащили через опустевший пирс.
Путешественники остановились в самой большой гостинице города Аннаба, куда они прибыли.
Прежде чем поселиться в гостинице, они должны были зарегистрироваться, как иностранцы, у полицейского, сидевшего за соседней стойкой.
Посмотрев паспорта всех троих, тучный, потный араб в полицейском мундире спросил на довольно сносном французском:
— Мсье Хартгейм, а кто вы по профессии?
Лион, который за последние несколько месяцев сильно похудел и осунулся, ответил ему вопросом на вопрос:
— А разве это имеет какое-то значение?
— Извините, мсье, у нас такой порядок. Иностранцы, прибывающие в нашу страну, должны сообщить о своем роде занятий.
— Ну что ж… Я — отставной политик.
— А мадам Хартгейм?
— Я — писательница, — торопливо ответила она.
— А мсье Скальфаро?
— Бизнесмен.
— Как долго вы собираетесь пробыть в Алжире?
Лион замялся.
— Мсье Скальфаро, наверное, останется здесь на несколько недель. А мы с женой намерены пробыть в вашей стране дольше, может быть несколько месяцев.
Полицейский с изумлением взглянул на Лиона.
— Несколько месяцев? Здесь?
Джастина и Лион переглянулись между собой и подтвердили:
— Да, именно здесь.
Полицейский забормотал что-то по-арабски, но больше ничего не сказал и, поставив штампы в паспортах путешественников, положил их на стойку.
Закончив формальности с заселением в гостиницу, все трое спустились после этого вниз, в небольшой ресторан. Здесь было совсем немноголюдно. Очевидно, ресторан предназначался только для проживающих в гостинице иностранцев.
Джастина с любопытством рассматривала сидевшую здесь публику: пожилого сухощавого англичанина, медленно попивающего крепкий чай, семейную пару с детьми, неизвестно каким образом оказавшуюся здесь, и еще несколько неопределенного вида и возраста мужчин: скорее всего это были французы, которых по возвращении на родину не ожидало ничего хорошего.
Единственный официант с чисто арабской медлительностью расхаживал по залу.
Путешественники заказали кофе, и Лион развернул на столе большую карту Алжира.
— Ну что ж, мы можем поехать на юг поездом, — сказал он, водя пальцем по карте. — Но некоторые здесь пользуются автобусом.
Луиджи улыбнулся:
— Мы с Джастиной готовы следовать твоим планам.
Лион приподнял взгляд от карты и, холодно сверкнув глазами, произнес:
— У меня нет никаких планов.
Все то время, которое они провели на корабле по дороге в Алжир, Луиджи ощущал неприязненные чувства, исходившие от Лиона.
Да, он сильно изменился. После краха своей карьеры он готов был обвинять в этом кого угодно, но только не себя. Казалось бы, возраст и опыт, жизненная мудрость и терпимость должны были помочь ему преодолеть неизбежный в таких случаях душевный кризис.
Однако Джастина горестно отмечала, что Лион обозлился чуть ли не на весь свет и замкнулся в себе.
Правда, Джастина надеялась, что путешествие в Африку развеет мрачные воспоминания и поможет Лиону вновь обрести веру в себя. Сейчас ему нужен был покой, которого в Европе найти было нельзя.
Сам Лион думал о том, что в жизни наступает время, когда она неизбежно начинает замедлять свой ход. Чем старше становишься, тем сильнее понимаешь, что время жизни течет уже совсем не так. Ты чувствуешь, что может произойти все что угодно.
— Прошлой ночью я видел очень странный сон, — неожиданно произнес он, отодвигая от себя карту. — Я только сейчас о нем вспомнил.
— Лион, пожалуйста, не надо, — сказала Джастина. — У всех бывают дурные сны.
Ей было неудобно перед Луиджи за то, что Лион ведет себя подобным образом. Но тот не последовал ее совету.
— Я знаю, что это скучно. Но мне все-таки хотелось бы рассказать о нем Луиджи. Это действительно был очень странный сон. Мне снилось, будто я путешествую на поезде. Вдруг я понял, что поезд попадет в катастрофу или упадет с обрыва в море. Не знаю почему, но этот поезд должен был разбиться. А потом мне показалось, что поезд может не разбиться, если я закричу. И я закричал. Но было слишком поздно. А я по-прежнему кричал и кричал. Тогда я стал закрывать себе рот руками, но ничего не мог с собой поделать. Вот если бы был пластырь — тогда другое дело. Я весь дрожал, как будто я умирал и это была игра со смертью.
