Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович

Глава четвертая. НИКОЛАЙ I и «ДОНОС НА ВСЮ РОССИЮ»

(Николай I и масонство)

Тема отношения Николая I к масонству представляется достаточно важной и потому целесообразно выделить ее в отдельную главу.

Выше мы видели, что и в тридцатые годы и в сороковые масонство тихо цвело в высших учебных заведениях, и, соответственно, среди интеллигенции того времени, т.е. разночинцев и дворянства. И. следовательно, среди чиновничества, как и в среде ученого духовенства, начало которому положили реформы М. Сперанского в области духовного образования. Можно с изрядной долей уверенности сказать, что Император Николай I достаточно много знал о масонстве, как и о его существовании в Его царствование. Именно в этот период «Алгебра революции» — гегельянство, то есть философия Гегеля, как, впрочем, и в целом вся немецкая философия, по верному свидетельству Б.Н. Чичерина (см. его воспоминания), окончательно овладела всеми философскими умами в русских университетах. Таким образом, само правительство внедряло в русское общество идеи пантеизма и социализма, идеи «прогресса» и движения человечества к золотому веку Астреи.

Но при всем том, остается вопрос, что именно было известно о масонстве самому Императору и как именно он лично к нему относился. На первый вопрос можно ответить вполне уверенно — знал много и, вероятно, больше, чем кто-либо из нас, даже включая специалистов. Трагические события, сопровождавшие вступление Государя Николая Павловича на престол — восстание декабристов, и последовавшее затем расследование всех обстоятельств заговора не могли не открыть новому Царю всю глубину того явления, что называется масонством. Для следствия не осталось тайной, что самая активная часть заговорщиков состояла в масонских ложах и что сам Устав Союза Благоденствия создан по масонским образцам. (см. Семевский В.И.) Но кроме того, в 1831 году Государь получил сначала донесение одно, а затем другое от двух разных лиц, в которых говорилось о распространении масонства в России. Обстоятельства получения этих всеподданейших писем от князя Андрея Борисовича Голицына и от бывшего попечителя Казанского учебного округа, члена Главного училищного Совета М.Л. Магницкого и реакция на эти донесения Самого Императора Николая I заслуживают самого пристального внимания. Между тем, этот сюжет как-то оказался в стороне от внимания историков как дореволюционных, так и современных. Что касается дореволюционных, то только опубликовавший эти всеподданейшие письма Николаю I либеральный историк Шильдер один дал к своей публикации кое-какие комментарии, в самом либеральном духе. Но в целом этот сюжет не получил развития в осмыслении царствования Николая I, как и в обшей исторической оценке общественного движения XIX века. Если не считать, конечно, таким осмыслением привешивание ярлыков к автору донесения М.Л. Магницкому, вроде «реакционер», «мракобес», «ретроград», «обскурант» и т.п.

Прежде всего надо заметить, что весь правительственный аппарат предыдущего царствования, почти все сановники при дворе Александра I перешли и в царствование Николая I, оставаясь по большей части на тех же местах. И с этим фактом новый Император должен был считаться. Притом же, в среде лиц, причастных к рулю государственного правления, в среде дворянства вообще, и особенно в среде аристократии, знатных дворянских родов, поставлявших и своих представителей в гвардию и высшее чиновничество, были сильны родственные связи. Это все те обстоятельства, которые в любом случае связывали Царя и диктовали свои условия. И если в этой среде масонство в предыдущее царствование было едва ли не повсеместным, то за семидесятилетний период его истории в России уже сложились масонские семейные линии в двух-трех поколениях. И с этим фактом Императору тоже приходилось считаться. В то же время ему приходилось учитывать, что — с одной стороны:

 Он Царь православный и именно в таком качестве Его видит подавляющее большинство его подданных. Именно от Церкви получает Он свои полномочия, как Царь, Монарх, Самодержец. Но, с другой стороны, — власть имущая прослойка из знатных дворян, аристократии, нарождающейся, инородческой по преимуществу, разночинной интеллигенции, инородческой же буржуазии, по своей идеологии, своим вкусам и убеждениям принадлежали масонству, язычеству, иудо-язычеству, и именно это меньшинство и являлось той силой, что реально правила Россией. И не считаться с этим фактом тоже было нельзя. Более трети высшего и среднего чиновничества при Николае I было, кстати, из немцев, среди которых. можно не сомневаться, немало было и евреев, принявших лютеранство [56].

Первые дни и даже месяцы царствования нового Императора были окрашены в трагические тона. Впервые в русской истории дворяне, да еще из привилегированных гвардейских частей с оружием в руках выступили против помазанника Божия, законного Царя русского.

Император Николай I 20 декабря 1825 года по юлиановскому календарю, и, следовательно, в день нового года, 1 января 1926-го по новому стилю, григорианскому календарю, собрал в Зимнем дворце дипломатический корпус и объявил о своем восшествии на престол, после чего перешел к «злополучным событиям прошлого понедельника», как сообщал английский посол лорд Стрэнгфорд. (Из донесения английского посла лорда Стрэнгфорда — Россия и Англия в начале царствования Императора Николая I. — «Русская Старина» 1907 г., № 9, сс. 529-536).

Посол доносил:

«Он говорил с искренней печалью, что бавда злоумышленников и заговорщиков эксплуатировала лучшие чувства его народа, ввела в заблуждение его привязанности к Императорскому Дому и эти самые чувства (привязанности) сделала своим орудием, дабы ниспровергнуть монархию и сделать эту обширную Империю сценой общего разгрома ... При этом Император прибавил, что заговор давнего происхождения, он возник около 1815 г. и покойный Император был вполне осведомлен о его существовании, и хотя мудрыми и подозрительными мерами Он сдерживал заговорщиков много лет и противодействовал всем их планам — лишь в последние моменты (своей жизни) он проникся горестным сознанием, что их замыслы все еще продолжались и что в какой-либо день они могут поставить страну и правительство в очень опасное положение.»

Государь говорил с искренней печалью не только потому, что события последних дней потребовали от Него такого напряжения сил. И даже не только потому, что Россия по вине безответственных гвардейских офицеров, рвущихся в бонапарты, оказалась на краю гражданской войны.Уже расследования первых дней, первые допросы бунтовщиков показали с очевидностью, что в заговор были вовлечены высшие сановники Империи. Уже на следующий день после мятежа на Сенатской площади, 15 декабря, на допросе прозвучало имя члена Гос. Совета М.М. Сперанского. Затем стало ясно, что Сперанский был не только вовлечен в заговор, но может считаться и подстрекателем к вооруженному мятежу этих маленьких умом гвардейских офицериков, воспитанных на Бенжамине Констане, Вольтере и Руссо. Вслед за Сперанским прозвучали имена и других высокопоставленных заговорщиков: генерала А.П. Ермолова, генерала М.Ф. Орлова, Н.С. Мордвинова, начальника штаба 2-ой армии П.Д. Киселева. Все они — и эти, и те, и другие были членами масонских лож и сама организация заговора строилась по масонским же образцам. (см. Семевский В.И., ук. соч.).

В конце концов, Император принял решение оборвать следствие относительно всех высокопоставленных особ, прямо участвовавших в заговоре. Их не только не привлекали к следствию, но Государь включил Сперанского и Мордвинова в состав Высшего уголовного суда. В последующем все они, за исключением разве что Ермолова, получили награды: Сперанский и Мордвинов были пожалованы графским титулом. Сперанский же получил еще и Андреевскую звезду (1833 г.). Киселев также не остался в стороне от правительственного пирога и занимал в последующие годы министерские посты.