Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы) - Трахименок Сергей Александрович

Потом им показалось этого мало и к ночным переворачиваниям добавились дневные развлечения: подростки стали бросать окурки мимо урн на глазах у Феди. Идет какой-нибудь сопляк лет четырнадцати — пятнадцати, останавливается рядом с урной и демонстративно бросает окурок на асфальт под лошадиное ржание единомышленников, сидящих неподалеку в беседке.

Федю это выводит из себя, он грозит подростку кулаком и от возмущения не может сказать ни слова. И то, и другое приводит малолетних балбесов в дикий восторг, и они, посидев в беседке и не найдя себе других занятий и развлечений, вспоминают, что дворник угрожал члену кодлы и «явно приборзел». После этого начинается охота на дворника. В конце концов его отлавливают в темное время суток и бьют. Правда, бьют не сильно и не по лицу, но не потому, что боятся «испортить ему фотокарточку». Глушаковцы не желают лишаться такой необычной игрушки, во-первых, а во-вторых, им интересней причинять боль душе, чем телу…

Если судьба занесет вас в Каминск, найдите время пройти возле «крейсера», когда Федя метет тротуар, и бросьте окурок в железную урну…

Повествование третье

Запах магнолий

Мост притягивал его, как магнит притягивает железо.

Эта громада с арочными опорами, с широченным железобетонным пролетом, с гирляндой горящих фонарей на нем и решетчатыми перилами была единственным ориентиром среди больших и малых домов, разбросанных на дне и склонах бывшего оврага.

С каждым его шагом мост рос, увеличивался и вдруг растворился, исчез, как исчезает для человека перспектива дома, в подъезд которого он входит, вместе с мостом пропало и притяжение. Он остановился у начала неширокой пешеходной лестницы, ведущей вверх по склону оврага.

Теперь ориентиром, за который мог зацепиться глаз, стала гостиница «Жемчужина», светящиеся разноцветные окна, длинные балконы, опоясывающие каждый этаж, делали ее похожей на многопалубный корабль, отправляющийся в увеселительное морское путешествие… Образ отплывающего в круиз судна был настолько ярок, что он почувствовал себя пассажиром, опоздавшим на этот пароход, и от этого ему стало еще тоскливей.

В звенящую монотонность южной ночи, как маковые зерна в батон, вкрапливались лай собак, отдаленная музыка, стрекотанье цикад, шуршанье по асфальту шин редких автомобилей и гулкие удары сердца, странные какие-то, раздвоенные, начинающиеся в груди и заканчивающиеся в висках глухие удары.

Зачем он пришел сюда? Зачем поставил ногу на первую ступеньку? Зачем вообще ввязался в историю, которая никак его не касалась? Что это? Следствие романтизма, хронической болезнью сидящего в нем и проявляющегося время от времени, или, того хуже, результат удара по голове, от какого он не совсем отошел? А может быть, это судьба, которая послушного ведет, а непослушного тащит к одному, известному ей пункту, именуемому концом жизни?

У него есть еще время остановиться, но он делает шаг и поднимается на первую ступеньку, поднимается вопреки здравому смыслу, вопреки инстинкту самосохранения.

«Идиот, — говорит ему внутренний голос, — не делай этого… Разумеется, мертвые сраму не имут, но это не про тебя, это не тот случай. За теми, кто так говорил, стоял народ, и народ впоследствии прославил их. Ты же умрешь, и никто об этом не узнает. Тебя даже хоронить не будут: твой труп просто не найдут, потому что эти ребята дважды не ошибаются… Ты понял? Ты согласен?»

— Согласен, — говорит он чуть ли не вслух и делает следующий шаг.

— Зачем? — с укоризною произносит внутренний голос. — Зачем ты вообще приехал сюда?

— Не знаю, — отвечает он и мысленно переносится на две недели назад, ко времени своего приезда в Сочи.

Впрочем, «приезд» — это не совсем точно, в Сочи он прилетел самолетом.

Конец июля, ужасная жара, в залах аэропорта была такая духота, что приходилось глубоко вдыхать воздух, чтобы он как-то освежал.

После нескольких таких вздохов у него перед глазами появилась легкая рябь.

«Ну что же вы хотите, — сказал бы об этом его последний лечащий врач, — гипервентиляция легких…»

Боясь упасть в обморок, выбрался он на улицу и прислонился к углу полукиоска-полуларька, в котором продавали пиццу.

Воздух на улице по вкусу напоминал жидкую карамельную смесь, из которой изготовители украли сахар и ароматические добавки. Он не придал бодрости и свежести, но все же от обморока спас.

— Что, зёма? — поинтересовался какой-то парень. — Поплохело?

Он криво улыбнулся в ответ.

— Все ясно, — произнес парень так, будто его улыбка давала право на любые действия. — Идем со мной…

Парень двинулся к автобусной остановке, а он, помедлив секунду-другую, поплелся следом.

— Я себя в первые дни в Сочи тоже чувствую чрезвычайно хреново, — продолжил парень, остановившись под табличкой, на которой не было никакой информации, кроме огромной буквы «А». — А потом все нормализуется… Врачи говорят, что ездить в Сочи в это время не стоит: скачки давления, магнитные бури… Об этом и сами сочинцы говорят. В Сочи первый раз?

— Да, — ответил он и подавил в себе приступ тошноты.

— Тебе куда? — спросил парень бесцеремонно.

— В квартирное бюро…

— A-а, значит никуда… может, со мной поедешь, мои хозяева как раз одного отдыхающего ищут… Как?

— Посмотрим, — промямлил он неопределенно, чтобы не соглашаться сразу и не быть похожим на человека, бросающегося на первый предложенный кусок.

Подошел автобус, но парень придержал его за локоть:

— Погоди, сейчас экспресс подойдет, а этим мы пилить больше часа будем, и ты совсем сомлеешь.

Вышло, как сказал парень. Через несколько минут у бордюра остановился экспресс. Спутник взял у него из рук сумку и подтолкнул к распахнувшимся дверям.

В салоне парень по-хозяйски устроил его на пустое кондукторское сиденье, открыл форточку и объяснил:

— Сейчас повернем направо, солнце переместится на противоположную сторону, здесь будет тень и сквозняк, все, как с кондишеном…

Автобус тронулся, и, действительно, в течение всего времени, пока машина двигалась вдоль побережья, было довольно прохладно.

Он пришел в себя и почувствовал вкус к жизни. Парень заметил это, стал комментировать все, мимо чего они проезжали.

— Адлер, Кудепста, Хоста, — звучали непривычные названия. Они не вызывали у него никаких ассоциаций, он лишь делал вид, что слушает, на самом деле пытаясь понять, что стоит за услугами его попутчика… Либо парень поступил так, как должен поступить нормальный человек, увидев, что другому человеку плохо; либо он талантливый мошенник, встретивший легкую добычу, хотя здесь он ошибался, добыча не была такой легкой, как могло показаться на первый взгляд.

Автобус сильно качнуло. Парень, чтобы удержаться на ногах, ухватился двумя руками за верхнюю перекладину, представ перед ним в любимой позе культуристов. Впрочем, он наверняка был культуристом, потому что под белой трикотажной майкой с длинными рукавами топорщились узлы бицепсов и трицепсов, грудных, грудинно-ключично-сосцевидных и еще неизвестно каких мышц. Короткая прическа «а ля Тайсон» [25], брюки от тренировочного костюма, кроссовки с огромными высовывающимися языками делали его похожим на рэкетира, пришедшего вышибать долг с владельцев «комков». Однако добродушное выражение на курносом лице не позволяло сделать вывод о принадлежности его к солдатам Большой преступности.

— Мацеста… Дендрарий, — слышался голос попутчика. — Ты в Сочи надолго?

— Как пятаков хватит, — ответил он, настораживаясь, потому что в его мозгу все время срабатывал некий предохранитель: не откровенничай, не сообщай о себе ничего незнакомым людям.

— Да ты не беспокойся, — сказал парень, — меня, когда я сюда первый раз приехал, тоже один добрый человек подобрал… Кстати, меня Михаилом зовут, можно просто Мишкой, а тебя?

Хотя он был не намного моложе его и уже обращался к нему на «ты», это «тебя» почему-то покоробило. Он подавил в себе неприязненное чувство, вызванное этим, однако ответил излишне резко: