В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Больше года в едином творческом порыве рождался грандиозный замысел. На многочисленных подрамниках была красочно изображена предполагаемая крупномасштабная застройка пустынного Азовского побережья. Разнообразные здания санаторно-курортного назначения располагались на искусственных террасах с каскадами лестниц и фонтанов… Демонстрационный материал дополнялся пухлыми томами схем, графиков, расчетов для пояснительных записок.
В провинции весть о любом крупном событии распространяется со скоростью света. Скоро весь Бердянск, что называется, стоял на ушах. Каких только небылиц не рассказывали! Жители города были уверены, что в ближайшем будущем преображенный Бердянск затмит привычные курортные столицы – Сочи, Гагры, Пицунду, не говоря уже о Ялте, Феодосии или Евпатории. Говорили, что сам Михаил Горбачев с супругой будет отдыхать именно в Бердянске, потому что условия Крыма ему не совсем подходят…
Самодовольный Рябчиков то и дело вылетал в Бердянск, часто по необходимости я его сопровождал. В Бердянске он держался как маленький Наполеон. Приходилось ему подыгрывать – давать интервью, фотографироваться… Нас стали узнавать на улицах, мы чувствовали себя Очень Значительными Персонами.
Тем временем в областном центре Запорожье вся нужная документация согласовывалась не просто быстро, а прямо-таки с космической скоростью. Стали появляться заинтересованные инвесторы, причем даже представители ряда зарубежных стран.
Но, как обычно, нас подстерегали два подводных камня – смета (стоимость проекта) и сроки. Как только об этом заходила речь, у участников совещаний пропадала улыбка: областной и местный бюджеты этого потянуть явно не могли. Так все и осталось на уровне Нью-Васюков.
Борьба за «Суханово»
К изменившимся условиям пришлось приспосабливаться и Союзу архитекторов России. Его возглавлял президент – мой сокурсник Юрий Гнедовский[161]. Он обладал незаурядным талантом архитектора и был главным идеологом нашего сообщества в масштабе всей страны. Во время встречи на одном из творческих совещаний я сообщил о сложении высоких полномочий. Юрий с пониманием выслушал меня. С нотой сожаления ответил:
– Алчные проходимцы хотят под лозунгом приватизации захватить все. Они добрались и до Союза архитекторов. Пытаются отобрать у нас дом творчества «Суханово». А ведь усадьба безвозмездно передана нам еще декретом Ленина!
Чувствовалось, что его интеллигентная натура в шоке от соприкосновения со злом, которое грязным потоком накрыло все вокруг. После короткой паузы Юрий сделал мне неожиданное предложение:
– Послушай, а почему бы тебе не поработать в структуре нашего правления? Будешь главным архитектором «Суханово»! Срочно нужна подходящая кандидатура! На должность генерального директора мы пригласили архитектора по фамилии Королев. Будешь его замом. С ответом не тороплю, но и ждать долго не могу.
Примерно неделю я взвешивал все за и против. Наконец была найдена золотая середина. Моя связь с институтом не прерывается. Она переходит в совместительство по экстренному требованию (в этом качестве наши деловые отношения продолжались почти до конца столетия).
Борьба Союза архитекторов за усадьбу «Суханово» была насыщена драматическими событиями. Законный владелец с ограниченными финансовыми возможностями оказался лицом к лицу с экспроприаторами новой формации – «прихватизаторами». О них коротко и ясно сказал поэт Дементьев:
В России возродилась знать —
Помещики и бизнесмены…
Они теперь ни в чем не знают меры,
Стараясь все к рукам прибрать.
Союз архитекторов, опытный в решении творческих проблем, не был искушен в грязных хитросплетениях бизнеса с криминальным оттенком. Поэтому переговоры с матерыми главарями новоиспеченного Госкомимущества (Чубайсом, Кохом, Беляевым и другими дельцами) проходили на разных языках – и с большим нервным напряжением.
Взаимоотношения накалились до уровня локальной чрезвычайной ситуации. Тогда президиум Союза архитекторов решил сделать рокировку – «возложить обязанности генерального директора комплекса “Суханово” на Галкина Д. С.». Последний был, мягко говоря, не в восторге. Административно-хозяйственная роль была мне чужда и не особенно интересна. В то же время отказ, в сложившейся критической ситуации, стал бы проявлением трусости и отступничества. Мы договорились, что служебная ноша будет временной (до появления кандидатуры опытного хозяйственника). Почти два года я находился в этой непривычной упряжке. Пожалуй, они были самыми тяжелыми, сложными и мучительными за все десятилетия моей профессиональной деятельности. Добро и зло, смешное и грустное соседствовали рядом.
На генерального директора свалилась ответственность за огромное хозяйство: старинная усадьба, жилой поселок, промышленная зона, молочная ферма, пахотная земля и многочисленные сопутствующие службы. Мне на ходу пришлось осваивать роль, которую образно в народе называют «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Почти ежедневно поутру я собирал оперативки. Руководители направлений отчитывались за прошедший день. Намечали текущие дела. Не обходилось и без казусов. Особенно во взаимоотношениях с агрономом и заведующей молочной фермой. Их мировоззрение основывалось на покорном подчинении начальству. Любую шутку, без которой невозможно было обойтись в этой обстановке, они воспринимали на полном серьезе. Агроном допекал меня, полного дилетанта в сельском хозяйстве, вопросами, что надо сеять и сажать! Ему важно было подстраховаться мнением руководителя, даже если оно ошибочное. Как-то в сердцах я ему предложил:
– Давайте выращивать бананы!
Вначале у него и глаза расширились, и челюсть отвисла. Затем он, с серьезно-задумчивым видом, вполне резонно мне ответил:
– Можно попробовать. Есть только опасение, что в нашем климате они не будут плодоносить.
Агроном был, конечно, прав, но напрямую не возразил! Опасение лишиться работы не позволяло ему отстаивать собственное мнение.
Заведующая молочной фермой, как и агроном, часто досаждала неожиданными проблемами. Однажды скисло большое количество парного молока. В панике она прибежала ко мне:
– Что же нам делать?
Я не сдержался от резких высказываний:
– Нечего перекладывать с больной головы на здоровую! Жаль, что коровы не обладают даром речи. Досталось бы вам за антисанитарию. А то вы удивляетесь, что молоко прокисает!
В то же время я сознавал, что малочисленные доярки за жалкие гроши выполняли тяжелейшую и неблагодарную работу. Невольно припомнилась молочная ферма, которую нам продемонстрировали во время первого пребывания в Америке. Она напоминала санаторий для скота. В ней была идеальная чистота, высочайшая степень механизации. Кормежка с витаминами, мытье, выход на выпас и прочие процедуры проводились строго по сетевому графику. Даже отходы жизнедеятельности направлялись на переработку. К примеру, мочевина шла на производство каких-то лекарств. Прокисание молока вообще исключалось.
Почти ежедневно в дряхлеющем поселке происходили различные аварии и поломки. Оказалось, что в бедах не только стрелочник виноват, но и генеральный директор, который может стать козлом отпущения. И даже мальчиком для битья! Пришлось проявить свой истинный характер и как следует приструнить тех, кто нес ответственность за состояние коммунального фонда поселка.
На территории усадьбы установилось двоевластие. Для ускорения приватизации назначили путем узаконенного беззакония директора-дублера. Рыжеволосая женщина уже перешагнула средний возраст. Интеллигентностью манер не отличалась. Наглая и самоуверенная, она была абсолютно неуправляемой. «Госпожа» Данилова по-хозяйски разгуливала по территории старинной усадьбы, пережившей многочисленных владельцев. Ее постоянно сопровождала развеселая подруга по фамилии Бабкина. При вынужденном общении с Даниловой я понял, что она хорошо информирована. Встряхивая копной огненно-рыжих волос, она настойчиво уговаривала:
