Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) - Марлитт Евгения (читать книги онлайн без txt) 📗
Маленькая Маргарита задумчиво смотрела вверх: из той комнаты, что с великолепной росписью на потолке, вышла тогда окутанная вуалью фигура – именно из второй двери по коридору показалась ее ножка в изящном башмачке. Маргарита после болезни помнила все необычайно ясно, но молчала. С нее было достаточно, что никто не слушал и не отвечал на ее вопросы, когда она об этом заговаривала; она, конечно, не знала, что доктора признали видение в коридоре началом нервной болезни.
На открытой галерее пакгауза сегодня тоже было тихо, только ветерок пробегал иногда по зеленой листве жасмина, играя листьями. В уютной комнатке, где пахло резедой, сидела женщина с милым лицом, полная материнской нежности, и горевала, потому что прелестная Бланка сегодня рано утром тоже уехала, наверное, на место гувернантки в далекую Англию, как сказала утром Бэрбэ тете Софи.
Это известие разогнало утреннюю дремоту Маргариты, и она плакала потихоньку от тети Софи и Бэрбэ, уткнувшись носом в подушку.
Теперь девочка сидела под липами одна, Рейнгольд ушел за своим ящиком с кубиками. Вдруг она увидела Бэрбэ, которая несла что-то под фартуком и бросала испытующие взгляды на окна верхнего этажа главного дома.
– Фрейлейн Софи знает об этом и позволила дать тебе это, Гретхен, но госпожа советница не должна видеть, – сказала она. – Когда ты была больна, красивая девушка поджидала меня по целым часам на галерее, чтобы узнать о твоем здоровье. Но во двор она ни разу не выходила за все время, пока жила здесь, – уж очень гордые люди твои папа и бабушка, не выносят никакой фамильярности. Ну а сегодня ранехонько, когда я брала из колодца воду для кофе, она сошла ко мне уже в шляпе с вуалью, с дорожной сумкой через плечо, бледная как смерть и с заплаканными глазами – она ведь уезжает далеко. И сказала, чтобы я тебя расцеловала за нее и передала тебе вот это.
Вынув из-под фартука маленький белый сверток, она положила его на садовый стол. Девочка развернула бумагу и радостно вскрикнула, увидев красивую вышитую сумочку.
– Тише, тише, Гретхен, не кричи так, – уговаривала Бэрбэ. – Сегодня поутру уже была история, и нехорошо это было со стороны советницы, сказать по правде. Ну что ж из того, что молодой Герберт пришел как раз в ту пору со стаканом к колодцу, как он приходит каждое утро в последнее время. Он выглядел совсем больным и прямо подошел к девушке – я думаю, хотел что-то сказать, может быть, пожелать счастливого пути или просто поприветствовать. Но в ту минуту явилась госпожа советница, на ней был ночной чепчик, а капот надет так, словно она вскочила в него прямо с постели. Она взглянула на девушку, точно хотела ее проглотить, а та поклонилась ей и пошла к своим родителям, которые ждали ее в воротах.
– Знаешь, Гретхен, наша герцогиня не могла бы держать себя с большей гордостью и благородством, чем эта дочь живописца, а по красоте их и сравнить нельзя. Вот эта-то гордость так рассердила твою бабушку, что не успела я опомниться, как она развернула у меня в руках сверток и заглянула в него. «Это для Гретхен, госпожа советница», – говорю я. «Да? – сказала она громким, злым голосом. – Как же смеет фрейлейн Ленц дарить что-либо на память моей внучке?» И это должны были слушать бедная девушка и ее родители! Молодому господину это было так же неприятно, как и мне, он с ужасом взглянул на мать и опрометью кинулся в дом. Вот какая была история, Гретхен! Госпожа советница хотела отнять у меня сверточек, но я от нее убежала, а фрейлейн Софи говорит, что не понимает, почему тебе нельзя носить эту сумочку.
Глава 7
Город Б. не был герцогской резиденцией, но благодаря здоровому климату и прекрасному расположению стал любимым летним местопребыванием правителя, несмотря на то, что в замке, не слишком внушительном и по внешнему виду, с трудом размещался придворный штат.
Ежегодно, пятнадцатого мая, независимо от того, установилась ли погода, из резиденции тянулась вереница экипажей, и вслед за тем начинали гостеприимно дымиться трубы замка. На улицах мелькали ливреи герцогских слуг, перед знатными домами останавливались экипажи придворных, наносящих визиты. Дом Лампрехтов был одним из немногих коммерческих домов, пользовавшихся этим преимуществом благодаря тому, что к госпоже советнице Маршаль все так же благосклонно относились при дворе, как и десять лет назад. Да, целых десять лет прошло с того несчастного «дня беления», когда маленькая Маргарита, страшась пансиона, убежала в Дамбах.
Лучи герцогской милости освещали, разумеется, и всех, кто состоял в близком родстве со старой дамой. Так, например, владелец предприятия «Лампрехт и сын» был единственным коммерции советником в городе Б., поскольку его светлость редко кого удостаивал этого звания. И Болдуин Лампрехт не был нечувствителен к такому отличию: торговые люди говорили, что с ним даже трудно вести дела из-за его отталкивающего мрачного высокомерия. Прежняя любезность совсем исчезла, уже несколько лет никто не видел его улыбки.
«Ужасная меланхолия – наследственная болезнь Лампрехтов», – говорил, пожимая плечами, домашний доктор, объясняя угрюмость хозяина дома. А госпожа советница усердно кивала головой в подтверждение его слов: да-да, это было не что иное, как старинная наследственная болезнь. Но тетя Софи зло смеялась, когда слышала столь мудрое мнение.
– Конечно, ничего больше! – повторяла она с иронией. – Не может же это быть тоской по нормальной семейной жизни. Боже сохрани! Он должен до сих пор благодарить Бога, что много лет назад имел жену, и до самой смерти жить воспоминаниями. Я бы еще, пожалуй, ничего не сказала, оставь она бедному вдовцу парочку здоровых мальчишек, но Рейнгольд – несчастный ребенок, за жизнь которого дрожат с самого его рождения.
Действительно, за жизнь Рейнгольда Лампрехта продолжали бояться все в доме. Он страдал пороком сердца, и ему было запрещено всякое душевное и телесное напряжение. Сам он едва ли чувствовал лишение радостей молодости, так как вся его жизнь проходила в занятиях делами. Но когда коммерции советник видел долговязого, тщедушного, аккуратного, как старик, счетовода за конторкой, которому было все равно, осыпаны ли деревья белоснежными цветами или хлопья настоящего снега кружатся перед окнами, на лице его появлялось выражение досады и гнева, и он бросал горький, презрительный взгляд на слабого, тщедушного будущего представителя дома Лампрехтов.
Маргарита тоже была бледненькой и худенькой, но совершенно здоровой. Стоило почитать ее письма, где она описывала свои путешествия, полные трудов и опасностей, перенести которые под силу разве только мужчине! Долгое пребывание в аристократическом, проникнутом религиозным духом пансионе, потом представление ко двору, где она должна занять видное место и в заключение сделать выгодную партию, – вот как, по мнению света, должна пройти юность дочери из богатого дома. Но, как мы знаем, относительно пансиона план был разрушен упрямством Маргариты. Тогда и совершилась внезапная перемена.
Младшая сестра советницы была замужем за профессором университета, имя его имело европейскую известность. Он был историк и археолог, обладал значительным состоянием, много путешествовал с научными изысканиями, и жена всегда его сопровождала, так как детей у них не было. В то время супруги вернулись в отечество после долгого пребывания в Италии и Греции, и советница сочла себя счастливой, когда они проездом заехали к ней на несколько дней, потому что очень гордилась славой своего зятя.
«Невоспитанный подросток» Грета исчезла на целый день, так что рассерженная бабушка не могла ее найти. На второй день, утром, девочка залезла за буфет в галерее, стоявший напротив открытой двери в гостиную, где все завтракали у отца, и была поражена, увидев вместо страшного занудного профессора красивого пожилого человека. У него были великолепная густая белая борода и чудесные светлые глаза. Перед маленькой невежественной слушательницей за буфетом открылся мир, полный чудес и отошедших в вечность тайн. Она понемногу приподнималась, потом постепенно, неслышными шагами, как сомнамбула, перешла через галерею, и вот уже тоненькая фигурка с прижатыми к груди руками, ежеминутно готовая обратиться в бегство, очутилась в дверях гостиной. Девочка слушала, затаив дыхание. И когда через неделю к лампрехтскому дому подъехал экипаж, чтобы доставить уезжавших гостей на железнодорожный вокзал, из двери вместе с ними вышла и «невоспитанная» Грета в дорожной шляпе и тальме [4] : она уезжала добровольно, с твердой решимостью учиться у дяди и тети и сопровождать их в путешествиях.
