Африканский Анабазис - Чекмарев Владимир Альбертович "Сварог" (книги онлайн .TXT) 📗
"...Когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода, и так - все ночи напролет..."
Тут в зал вошел наш преподаватель и, увидев полковника, вопросительно на него посмотрел. Полковник встряхнул головой, чтобы избавиться от буржуазно-философского дурмана, и, широко улыбаясь, направился к выходу. Проходя мимо преподавателя, он успокаивающе похлопал его по плечу, и сказал, как ему думалось негромко, что, мол, был сигнал о том, что тут ходит по рукам тетрадка с анекдотами про членов Политбюро, но к этой группе это отношения не имеет, в чем он самолично убедился.
А нам стало ясно, что причиной сего инцидента был стукачек-ефрейтор, а таких хохмочек мы не спускали никому. Предложений о мере наказаний было много: от утопления в сортире, до выпускания пьяным и голым на утренний развод. Но решили поступить и проще, и коварнее.
Как-то, будучи в наряде, ефрейтор рассекал по академии со штыком от АКМа на ремне. Внезапно ему стало плохо. Проходившие мимо "добрые самаритяне" посадили уставшего ефрейтора на деревянную банкетку у стены, где он окончательно в себя и пришел, держа в руке штык на изготовку, а вот ножен от оного и след простыл. Получил он в этот день конечно по самое не хочу. Хотя гораздо меньше, чем получил бы он, пропади штык. А ножны мы спрятали по системе Станиславского. То есть спрятали их, подвесив на веревочке в той самой трубе под бюстом, о котором я говорил в начале истории...
Р.С. Нет, мы конечно не звери. На другой день испытуемый узнал, где спрятаны ножны его оружия. Этой же ночью, он таки уронил несчастный бюст, но нашел свои ножны раньше срока данного ему старшиной.
А Ломброзо так официально нигде и не признали. Наверное, опять интриги.
Копченый угорь, как аргумент сохранения государственной тайны
Военная байка
Дела службы занесли нас на большую базу, на берегу Балтийского моря. Сейчас там независимое государство и база брошена, разорена и разворована, но тогда это был мощнейший военно-морской (и не только) комплекс. Мы, по обыкновению, должны были получить некий литерный груз и сопроводить его по назначению. Груз мы получили, но не весь и, по сему, были вынуждены ждать довоза и последующей оказии.
Мы временно расположились на территории законсервированных в незапамятные времена периферийных реммастерских железнодорожных войск. Там была небольшая добротная казарма, пакгаузы, каменная стена по периметру и даже каменный сортир на 12 персон, аж с тремя дверями. Это все построили зольдатен Вильгельма в конце Империалистической войны, потом тут были Eesti sõjavägi, потом РККА, потом снова зольдатен, но уже фюрера, а потом снова наши, к коим и мы также относились.
Накануне нам выдали солдатское ХБ с 'партизанскими' офицерскими погонами и эмблемами ЖД войск, и даже несколько СКСов*. Мы косили под 'партизан'* из МИИТа, а для разборок с местными нам придали капитана-особиста и его верного мотоцикла с сержантом. Из техники на территории были БТМ*, агитационный автобус и здоровенный псина по кличке Чипок*. Предыдущие караульные хотели забрать его с собой, но Чипок сразу выбрал себе в новые хозяева Арканю и не отходил от него. Что и говорить, но пара получилась колоритная. Надо напомнить, что Арканя и по лицу, и по размерам был копией Шрека, и плюс имел привычку передвигаться то ли быстрым шагом, то ли медленным бегом. При этом, кстати, что бы у него не было в руке - чи кувалда, чи РПД*, это ему при ходьбе совершенно не мешало, так что несущийся по двору Арканя в сопровождении Чипка (этакой помеси дога, мастино и еще тройки пород), - это было еще то зрелище.
Делать было особенно нечего, но был приказ имитировать деятельность, и Таракан с Арканей решили повозиться с БТМкой, Птица с Борькой стали ковыряться в агитмашине, Тарасюк, на свою беду, пошел лазать по пакгаузам, ибо старшина чутьем хозяйственника чувствовал - тут заброшенные склады. Короче, он нашел две сотни непонятных емкостей литров по восемь, покрашенных в красный цвет и имеющих форму немецкой армейской фляги. Были они в ящиках с орлом Вермахта и без какой-либо дополнительной информации. Блин, где мы только не натыкались на амуницию вермахта, и в Африке, и на Ближнем востоке, ну, а тут это было вообще закономерно.
Как выяснилось позднее, во время экстренного потрошения Тарасюка Бароном, в соседнем рыболовецком колхозе служил завхозом экс-кусок*, земляк Тарасюка, женатый на местной. Короче, колхозникам приглянулись красные фляги для использования оных в качестве поплавков на сетях, за что Тарасюк поставил нас на доп-довольствие, состоящее из натуральных колхозных продуктов, включающих в ассортимент бекон, копченых угрей, соления, семидесятиградусный картофельный 'Пускаар*' и прочие вкусности. С одной стороны, дело было благое, но с другой стороны, прямого приказа-то на это не было, а инициатива в армии всегда наказуема, пусть даже и полезная. Тем более присутствовали и элементы нарушения режима секретности... Так что, Барон дал Тарасюку три наряда, в которые входила покраска ворот и приведение фасада сортира в надлежащий вид, когда же старшина поинтересовался в каком смысле надлежащий, командир многозначительно ответил, чтобы было не хуже, чем у немцев. Тут случилась очередная рутинная неприятность, скисла проводная связь, а рацию нам так и не доставили. Командир, оставив старшим капитана Тараканова, взял Уазик и уехал в штаб ругаться.
А Тарасюк истово взялся за выполнение нарядов. Он покрасил ворота в строгий зеленый цвет, нарисовал на створках по красной звезде в желтой окантовке, но перед сортиром впал в задумчивость. Данное удобство было каменным и оштукатуренным, то есть - на стены тут просилась явная побелка, но вот с дверями Тарасюк задумался, ибо их было три штуки (хотя все они вели в одно и то же помещение). А тут, как всегда, к старшине подкатил с предложениями помощи вездесущий Аким. Он напомнил Андрею, что командир приказал сделать так же, как у немцев, а у немцев были именно трехдверные туалеты. Двери у них были ярко-красные, и на каждой двери была специальная немецкая туалетная надпись, которую, к счастью старшины, Аким помнил наизусть и с радостью напишет её на