Набат - Цаголов Василий Македонович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Генерал обратился к начальнику оперативного отдела:
— Кавалерийским дивизиям сегодня в двадцать ноль-ноль скрытно отойти к каналу. Кавалеристы нам понадобятся, предстоят и жаркие бои, и контрнаступление. Прошу кавалеристов не задерживаться.
Генерал встал, крепко пожал комдивам руки.
В землянке стало просторней.
— Оставшихся прошу выслушать внимательно.
Хетагуров продолжал стоять:
— Артиллеристам в двадцать ноль-ноль сосредоточиться на дороге в направлении на Ольхово. Орудия зарядить и катить руками, стволами в сторону неприятеля. В двадцать один час с позиции скрытно от врага снимаются пехота, ополченцы и мотоциклетный полк. Мы не отступаем из города, товарищи, а даем бой противнику. Есть ли вопросы? Тогда приступайте к выполнению приказа, который вы сейчас получите.
8
Очнувшемуся Асланбеку показалось, что ноги придавлены каменной плитой, а склонившийся над ним Джамбот старается вцепиться ему в горло. Асланбек попытался сбросить с себя плиту, но не слушались руки, они были словно ватные, и глаза не открывались.
Наконец он разомкнул веки, и сразу же над ухом тявкнула собака, а вслед за этим раздался чей-то приглушенный голос:
— Тише, дура!
Асланбек попытался приподнять голову, но она словно чугунная. Кто-то рядом зашептал:
— Живой? Ну и ладно… Лежи, уже приехали. Вот сейчас втяну сани во двор и прикрою ворота.
Что за черт! Смотрел во все глаза и ничего не мог понять. Где он? Хотел спросить, куда его везут, но человек исчез.
Из избы вышел мужчина в длиннополом пальто нараспашку, в валенках, спустился по ступенькам.
Асланбек скосил на него глаза и почувствовал, что снова куда-то проваливается.
— Внучек, ты никому на глаза не попался?
— Ни-ни!
— Похоже, к утру завьюжит.
— В степи, дедушка, воет, с ног сбивает.
Дед склонился над Асланбеком.
— Крепко же ты стянул его.
Дед долго возился над узлом, но веревка не поддавалась, и он велел принести нож. Внук как будто ждал этого момента, вытащил из кармана складной нож. Старик перерезал веревку, подхватил раненого и попытался приподнять, да закряхтел.
— Подсоби, внучек… Будто свинцом налитый.
— Замерз, оттого и отяжелел, — важно заметил мальчик.
— За ноги берись, Семушка, — торопил дед, оглядываясь на калитку.
Асланбека поволокли к крыльцу, запыхались, пока подняли по скользким ступенькам. На высоком крыльце отдышались: дед беззубым ртом судорожно ловил воздух, а внук то и дело громко сморкался.
— Еще чуток, Семушка, — упрашивал дед. — Поднатужься. А ну как кто забредет, — шептал он прерывистым голосом. — Беду наживем, человека погубим.
Собрав остатки сил, перетащили через порог и сами повалились рядом.
— Фу, упарился.
Не вставая с пола, дед вылез из пальто.
Асланбек лежал без шапки, в густые волосы забился снег, на ресницах застыли льдинки. Он смотрел на деда: «Попал к своим, опять повезло мне».
— Не бойся, милый, ты у своих. Это тебя Семен Егорыч спас, мой внук, значит.
Дед встал на колени, смахнул с Асланбека снег.
— Вот он. Теперь ты спасен, будешь долго жить. Как бы из того света явился к нам.
Семен мял в руках шапку, переминаясь.
— А меня, значит, величать Михеичем… А ну, Семен Егорыч, давай разденем гостя да на лежанку уложим, пусть отогреется. Куда же тебя ранило?
В сознании Асланбека все перемешалось: мать, родник, пес, взвод, комиссар… Джамбот. Он опять потерял сознание.
Пришел в себя на печи. Сразу же пошевелил ногами: целы. Поднял кверху руки: тоже. Что же случилось с ним? Послышались шаги, и он приподнялся на локтях.
— Ай да Илья Муромец! Отоспался? Сутки ты храпел. Ну, когда так, значит здоров, — обрадовался дед.
Присел Асланбек, посмотрел на Михеича.
— Где я?
— В деревне.
— Немцы есть?
— Были.
— Наши далеко ушли?
— Не очень, догнать можно, если захочешь.
— Спасибо, Михеич.
— Не надо… Понял?
Мягко ступая, дед вышел.
Асланбек улегся на спину, попытался вспомнить, что же случилось с ним…
…В полночь скрытно снялись с позиций, прошли через вымерший город на окраину, к дороге… Он помогал артиллеристам катить руками заряженное орудие стволом к неприятелю. Что же было потом?
Снялись с позиций… быстрым шагом шли по улицам…
А дальше?
Катили орудие…
Неторопливый, деловитый голос лейтенанта: «Приготовить гранаты».
А потом, потом?
Орудие.
Гранаты.
«Ура-а-а!» Что-то вспыхнуло перед ним, и… Что было потом, как ни силился, не мог восстановить в памяти.
В избе неслышно появился Михеич; он бережно нес перед собой миску.
— Сейчас, миленький, мы тебя накормим.
Поставил миску на стол, потер руки:
— Семен Егорыч говорит, что ты контуженый. А он у меня ученый, все знает. Видать, так, потому что искал я на тебе свежую ранку да не нашел, слава богу.
Асланбек свесил голову сверху:
— Спасли вы меня…
— Господи, кончай ты молиться на меня.
Дед протянул миску:
— Кушай, потом липовым чайком напою.
— Подожди, отец.
Асланбек отстранил руку с миской, он не чувствовал голода:
— Мне надо уходить к своим.
— Понятное дело, опасно тебе оставаться здесь, того и гляди, заявятся немцы.
— Помоги, Михеич.
Посмотрел снизу вверх старик, с расстановкой сказал:
— Стар я уже, глуховат, глаза плохо видят, — дед прищурился. — Придет ноченька, Семен Егорыч проводит тебя в путь-дорогу, он все тропинки знает, догонишь своих. Не думаю, чтобы далеко ушли, утром слышно было, как пушки ахают.
Проглотил Асланбек ломтик ржаного, быстро опорожнил миску, маленькими глотками выпил из кружки душистый чай с леденцом. Наевшись, сполз с печи, прошелся по комнате, вначале неуверенно, потом быстрей, так что половицы заскрипели: «к своим, к своим…»
Остановился у окна, затянутого причудливыми узорами, но тут же снова заходил по комнате.
Дед устроился под образами. Орудуя шилом и иглой, чинил валенок, изредка бросая на Асланбека взгляд через плечо, и когда тот в изнеможении опустился на стул, отложил работу, снял очки.
— Михеич, дорогой, отправь меня сегодня, сейчас! Где Семен?
— Непоседа наш Семен Егорыч… Давеча ушел, не открылся куда. Теперешний народ скрытный… Как стемнеет, так появится, и я в дорогу тебя снаряжу.
— Спасибо!
9
На столе лежала радиограмма командующего фронтом. Хетагурову грозили военным трибуналом за то, что оставил Ракитино без приказа. Командующий направил в армию начальника артиллерии фронта для расследования и принятия строгих мер, вплоть до расстрела.
Задуматься, однако, над последствиями Хетагурову было недосуг.
Два дня противник не проявлял активности на его участке, бои носили местный характер, переходили в частые, дерзкие контратаки во фланг и тыл немцев.
Командующий фронтом установил новые разграничительные линии. Его директива заканчивалась категорически: «Рубеж является стратегическим. Приказываю стоять насмерть! Ни шагу назад!»
10
В глубине леса Асланбек, чертыхаясь, склонился над лыжами.
— Ты чего? — спросил Семен.
— Не хочу лыжи, пешком пойду, — в бессильном отчаяния воскликнул Асланбек, выбившийся окончательно из сил.
— Здесь, знаешь, как глубоко? Во!
Семен скинул варежку и ребром ладони провел по горлу.
Измученный Асланбек разогнул спину и посмотрел на Семена: тот сунул палку в снег, и рука исчезла по самый локоть.
— А ты говоришь… — торжествующе сказал Семен. — Без лыж он пойдет… Иди, я не держу тебя.
— Слушай, я молчу, как это дерево.
— По твоим глазам вижу, не поверил… А деревья не молчат, прислушайся.
Впервые в жизни Асланбек надел лыжи. Были минуты в пути, когда он в изнеможении валился коленями на лыжи, как его учил Семен, и отдыхал. Упади в сторону — утонул бы в снегу. Каждый раз, пока Асланбек отдыхал, Семен терпелива ждал, а если он долго не поднимался, то мальчишка не уговаривал, не старался помочь, а бубнил себе под нос: «Фашисты, сказывают, в соседней деревне трех красноармейцев замучили… И хозяйку расстреляли для острастки, чтобы другие не скрывали наших». Асланбек быстро разгадал бесхитростную, уловку Семена, но виду не подал. Поднимался, и они снова тащились в направлении фронта.
