За Кубанью (Роман) - Плескачевский Лазарь Юдович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
И вдруг глухое, надо думать, нелегкое признание:
— Ты прав был, Максим, лакей я, и только. Мог всех живьем сдать, всю банду. Прозрел, когда поздно.
— Не время раскисать, Ибрагим, — строго заметил Максим. — Минуты дороги, не часы. Где сейчас Улагай?
— В последнее время я не знал, где он скрывается. А зимний лагерь в предгорьях. Давай бумагу…
Ибрагим со знанием дела рисует лагерь, подступы к нему, посты, размещение людей по землянкам.
— Могу поехать туда, — вдруг предлагает он.
— Обойдемся. Вот бумага, записывай агентуру. За тобой она?
— Почти вся. Несколько человек прямо с Улагаем связаны — Зачерий, Сулейман… Закордонные связи у Адиль-Гирея.
Пока Ибрагим пишет, Геннадий снаряжает отряд для разгрома лагеря. Главное в этой операции — захватить всех живьем, особенно Шеретлукова. Через несколько часов группы чекистов рассыпались по краю за улагаевской агентурой. Предстояла кропотливая работа — ведь многие из них успели обзавестись помощниками, почти все были хорошо вооружены, связаны с еще не разгромленными бандами.
Глубокой ночью Максиму доложили, что его хочет видеть Ибрагим.
— Я подумал, — неуверенно проговорил он, когда его привели, — что тебе будет интересно узнать о судьбе Османа. Что тебе известно?
Этот паскудный старикашка! Воспоминание о нем приводит Максима в уныние. Фатимет, выйдя из больницы, поселилась о Казбеком у Мерем, работала по соседству, в госпитале. Они изредка встречались. Короткими были их беседы. На все доводы Максима Фатимет твердила одно: «Как я могу выходить замуж, если судьба мужа мне неизвестна? Видно, Максим, не быть нам вместе, ищи себе другую жену». А сама едва сдерживала слезы: жаль было Казбека, рвалось сердце из-за Максима, самой хотелось увидеть хоть один счастливый денек. Но не может черкешенка выйти замуж при живом муже.
— Поджег Осман свой дом и махнул куда-то. Видимо, в Турцию. У него, говорят, много золота было, — ответил он Ибрагиму.
— Откуда эти сведения? — Ибрагим оживился.
— Анзаур сообщил.
— Попроси Анзаура расковырять пепелище и заглянуть в подпол под кабинетом Османа. Там он найдет то, что осталось от старика, если крысы не растащили.
— Твоя работа? — удивился Максим. — Ты и на такое способен?
— Улагай с Аскером постарались, я отвлекал на себя самооборону. У Османа хранилась валюта Улагай. В тот раз я за деньгами приезжал. Помнишь, на собрание вместе ходили…
Но Максим уже не слушает Ибрагима, он думает о том, как сообщить эту весть Фатимет. Просто так бухнуть, что Осман сгорел вместе с домом, — не поверит. Отправить с сыном в аул — без них, мол, нельзя навести порядок в усадьбе? Не поедет, скажет, что и видеть это подворье не желает. Надо сказать, что имеется предположение, будто Осман сгорел вместе с домом, требуется ее присутствие. Вот так будет лучше… И пусть этим займется не он, а Анзаур. Приедет за ней, установит факт, а потом отвезет в город.
«Неужели, — сомневается Максим, — неужели эта история так хорошо закончится? Ну конечно, разве мог Улагай оставить такого свидетеля? Как я сразу не догадался?»
Докладывая Сергею Александровичу о показаниях Ибрагима и неожиданно разговорившегося Аслана, Максим упомянул и о причинах пожара в доме Османа. Начальник ЧК заметил, что дело тут вовсе не в личной заинтересованности Максима, а в подходе бандитских главарей к своим пособникам. Не нужен — получай пулю, гори, лети в пропасть — вот это и есть самое важное. Он решил вместе со специальным следователем направить в аул и сотрудника местной газеты: о преступлениях Улагай должны знать все!
На следующий день — похороны Сомовой. Максим подошел к гробу, ком подкатил к горлу: впервые видел он Екатерину не в гимнастерке, не в сапогах. Легкая блузочка, новая юбка, туфли… Она ли это?..
После похорон подошла к нему худенькая, бледная женщина.
— Хочу попросить вас, Максим: если будет оказия в сторону того аула, подбросьте, пожалуйста, установлю надпись на могиле.
— Оказия на днях как раз и случится, Ядвига Адамовна. — Максим был рад хоть чем-нибудь помочь этой хлебнувшей горя женщине. — Мы проскочим дальше, вас высадим, а на обратном пути заберем.
И вот отряд в пути. Исход февраля. На смену оттепели пришли заморозки, тачанки весело несутся по заледеневшей дороге. На одной из них — Ядвига Адамовна. Красноармейцы накинули на нее тулуп, поддерживают на ухабах, стараются как-то развеселить. Помощник Максима Петро заставляет ее съесть кусок хлеба с салом. Дорога приближается к лесу.
— Вот тут, — вскрикивает Ценская, — мы их заметили! Все в форме, со звездами. А они как налетели…
— Зато и мы им дали потом по всей форме, — говорит Петро. — Ни одного в лесу не оставили. И Алхасу пулю в брюхо всадили.
Максим на своем коне вырывается вперед, скачет к сельсовету. Умар, предупрежденный вездесущим и нестареющим Магометом, успевает выскочить на крыльцо.
— Тороплюсь, никаких советов давать не буду, — говорит Максим. — Сам понимаешь, какая это женщина.
— Понимаю, — подтверждает Умар. — Дорогой Магомет, объяви, пожалуйста, всем — пусть завтра ребятишки в школу с утра придут. Учительница приехала, смотреть их будет.
Он помогает Ядвиге Адамовне спуститься с тачанки, ведет к кладбищу. Маленький холмик рядом с другими.
— Мулла было возражать начал, — рассказывает Умар, — гяура с правоверными хоронить нельзя. Но люди заволновались, и он разрешил. Только — без креста. Но на покойнике его и не было.
К дубовому столбику прибит щиток с надписью:
ЦЕНСКИЙ ФАБИАН СТАНИСЛАВОВИЧ
Учитель-герой
1864–1920
Над щитком — фанерная пятиконечная звездочка.
Ядвига Адамовна глядит на щиток, на звездочку, на укутанный снегом холмик, и перед глазами проплывают картины их долгой и трудной совместной жизни. Учитель-герой… Эти люди хорошо все сделали. И смерть его уже не кажется Ядвиге Адамовне такой нелепой и бессмысленной. Час прошел или два? Кто-то осторожно берет ее за руку.
— Пойдем, Ядвига, замерзнуть можно. — Это Умар. — Идем, тебя приглашает вдова Мурата, Клара. Мурат приезжал за тобой, помнишь?
Как не помнить — рослый красавец, смельчак! Пытался прикрыть собой учителя. Обливаясь кровью, кричал: «Не трогайте стариков, аллах вас покарает…» У него осталась семья? Ой, сколько детей! Ядвига Адамовна помогает Кларе управляться по дому. Горе чужой семьи входит в сердце, оттесняет свое. О господи, как сельсовет ни помогает, а все они голодные. А попробуй эту ораву одеть.
Ей приготовлена «ее» квартира в школе, но она остается ночевать у Клары. На ужин ее кормят жареной индейкой. «Ешь, — говорит Клара. — Аллах милостив, он принес нам Советскую власть. Если б не она, мы б уже…»
Утром за ней является Умар.
— Посмотрим школу, — приглашает он. — Ту самую, в которой вы с мужем собирались учить наших ребят.
Мертвая школа. Школа, в которую они не успели войти… Умар открывает двери, вводит ее в чистый коридор. Пол как будто только что вымыт. Свежо, приятно. Эх, не довелось…
Ядвига Адамовна открывает двери класса, переступает через порог. И замирает, потрясенная: в классе полно ребятни. При виде учительницы они вскакивают со своих мест и, не дожидаясь приветствия, орут выученное:
— Здравствуйте!
Ядвига Адамовна подходит к доске, но не выдерживает — из глаз брызжут слезы, ноги отказываются служить. Она опускается на стул. Тишина. Вдруг до ее ушей доносятся всхлипывания. Она открывает глаза — многие дети плачут вместе с ней.
— Зачем вы пришли в школу? — спрашивает она.
— Хотим учиться, — отвечает рослый мальчуган.
— Матка боска, — вздыхает Ядвига Адамовна. — Что же это? Что вы терзаете меня?
— Поучи их, Ядвига, хоть три дня, — просит Умар. — В других комнатах тоже дети сидят. Посмотришь?
Но детвора, не дождавшись гостей, сама вваливается в класс. Не успевает Ядвига Адамовна ответить на приветствие, как дверь снова открывается — входит Ильяс. За ним гуськом втягиваются четыре девочки. Пятая дома, на руках у жены.
