Арденнские страсти - Славин Лев Исаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
– Боши держали Страсбург пять лет…
В голосе его, от природы гортанном, в минуты волнения появлялось нечто вроде орлиного клекота.
– Мы взяли Страсбург месяц назад, – мягко перебил его Эйзенхауэр.
– Его взяла моя Первая французская армия. И что же, вас хватило только на один месяц, чтобы удержать его.
Эйзенхауэр счел эти слова по меньшей мере некорректными, если не оскорбительными.
– Генерал де Голль, между нами говоря, – сказал он холодно, – ваша армия не более чем символ.
Де Голль чуть пошатнулся. Это был недозволенный удар. Ниже пояса. Да, в этой войне французской армии нечем похвастать. И все же…
– Вы забыли, – сказал де Голль надменно, – что в сорок втором году не американцы и не англичане, а французы героически отражали атаки африканского корпуса Роммеля.
Черчилль многозначительно кашлянул. Покосившись на него, Эйзенхауэр увидел, что он смотрит на него неодобрительно. Американец рассердился.
– Генерал, – сказал он иронически, – в нашем послужном списке тоже значатся кое-какие победы.
И, переменив тон на серьезный, добавил:
– Для вас Страсбург вопрос престижа, а для…
Де Голль снова не дал ему закончить.
– Да, престижа, – сказал он, подчеркивая каждое слово взмахами длинной руки, – но не только. Вы понимаете, на что вы обрекаете жителей Страсбурга, которые с таким энтузиазмом сплотились вокруг своих ос-во5одителей!
– Это война… – сказал Эйзенхауэр. – Донкихотство тут неуместно.
Он подумал, глядя на грустное большеносое лицо этого великана, что он в самом деле смахивает на рыцаря печального образа.
– Значит, у меня свои представления о войне, – сказал де Голль. И повысив голос: – Генерал Эйзенхауэр, от имени Франции я требую, чтобы Страсбург не был сдан!
Слово «требую» окончательно взорвало Эйзенхауэра. Он скользнул взглядом по двум скромным звездочкам бригадного генерала на рукаве де Голля и сказал:
– По общему стратегическому плану это невозможно. Де Голль молчал несколько секунд.
– В таком случае, – сказал он, – французы сами будут оборонять Страсбург силами моей Первой армии.
Гнев все еще кипел в Эйзенхауэре. Такое пренебрежение к его словам, да еще в присутствии Черчилля, с интересом наблюдавшего эту сцену, попыхивая сигарой, такое возмутительное пренебрежение, и со стороны кого – со стороны правителя без страны, генерала без войска!
Между тем де Голль казался совершенно спокойным. Волнение его выражалось, может быть, лишь в том, что он беспрерывно дымил, закуривая одну сигарету за другой. Он как бы курил одну сигарету, бесконечно длинную, как он сам.
– Предупреждаю вас, генерал, – сказал Эйзенхауэр, грозно нахмурившись, – что если Первая французская армия не подчинится моим приказам, я сниму ее со снабжения.
– Вы не сделаете этого!
– Я это сделаю. Она не будет получать ни боеприпасов, ни снаряжения, ни продовольствия.
– Что ж… Франция создана ударами меча. Она будет сражаться даже голыми руками.
Эйзенхауэр вздохнул. Гнев его остыл. К досаде его начал примешиваться оттенок восхищения. «Это какая-то Жанна д'Арк в штанах», – подумал он.
– Слушайте, генерал, – заговорил он примирительно, – смотрите, как действую я. Гибко! Когда нужно, уступаю, но потом беру свое. Больше гибкости, генерал.
Де Голль пожал широкими плечами.
– Вам легко говорить о гибкости, – сказал он. – Под вами могучая опора – Америка! Огромная страна, нетронутый материк. А что подо мной? Растерзанная страна, ничтожная армия. Нет, генерал Эйзенхауэр, гибкость не для меня. Я слишком слаб, чтобы позволить себе такую роскошь.
Провожая де Голля, Эйзенхауэр взял его под руку и сказал ласково:
– Мы расстаемся друзьями, не правда ли?
Де Голль глянул на него с высоты своего башенного роста и позволил себе впервые за время их разговора улыбнуться. Он понял, что выиграл игру.
– Друзьями? – повторил он. – Люди могут иметь друзей. Государственные деятели – никогда.
Вернувшись в штаб, Эйзенхауэр отменил приказ об отступлении 7-й армии. Страсбург остался французским.
Все же положение было серьезным. Немцы в Эльзасе. Бастонь осаждена. Правда, Паттон со своей 3-й армией продвигался в глубь Арденн и наконец достиг Уффализа. И чертовски медлительный Монтгомери навстречу ему продвигается туда же с 1-й американской армией.
Но ведь это уже отыгранная карта. Черчилль, правда, еще не расстался с эффектной мыслью окружить арденнскую группировку. Оставшись наедине с Эйзенхауэром, он сказал:
– Черепаха слишком сильно выдвинула вперед голову. Почему бы ее не отсечь?
Эйзенхауэр пожал плечами:
– Если черепахе не поддать в зад, она нас заглотает.
Черчилль рассмеялся:
– На поле боя неумеренный аппетит ведет к катастрофе.
– Загнать немцев в окружение мы не могли бы. Откровенно говоря, с нашими силами мы и не пытались. Хотя такой план был нам представлен.
– Не Брэдли ли его разработал?
– Нет. Два молодых офицера.
– Похвальная инициатива.
– Безусловно. Но нам пришлось объявить им выговор за непрошеные и неуместные советы командованию. Мы предпочитаем не окружать немцев, а выжимать их.
Вздохнув, Эйзенхауэр добавил:
– Только бросив на чашу весов самую тяжелую гирю, можно сейчас добиться перевеса в нашу пользу.
Черчилль, прищурившись своими проницательными, несколько заплывшими глазками, смотрел на Эйзенхауэра. Он понял, что хотел сказать этим генерал. Но его удивила иносказательная манера выражаться, отнюдь не свойственная Эйзенхауэру. Черчилль подумал, что это является признаком крайней тревоги, почти гибельной неуверенности в своих силах и нежелания сказать это открыто. Черчилль пошел напрямик.
– Вы имеете в виду русских? – спросил он.
Эйзенхауэр опять ответил не прямо:
– Усилия наших офицеров связи в Москве узнать, собираются ли русские что-либо сделать, чтобы облегчить наше положение, потерпели неудачу.
– Отправьте в Москву специального посланца, причем обязательно высокопоставленного.
– Я это сделал. Я отправил своего заместителя, сэра Артура Теддера.
– Ну и что?
– Он до сих пор торчит в Каире. К сожалению, плохая погода властна даже над главным маршалом авиации.
