Дунай в огне. Прага зовет (Роман) - Сотников Иван Владимирович (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Не обращая ни на кого внимания, Гитлер направился к выходу и ушел совсем больным изможденным стариком, у которого беспомощно обвисли щеки, плечи, руки, вовсе угасли глаза. Он прошел через приемную в свой кабинет, упал в глубокое кресло и несколько часов просидел молча. Самое страшное теперь — объясниться с Евой. Но сил у него не было, и объяснение пришлось отложить. С трудом поднялся с места и прошел в комнату, где помещалась любимая овчарка с четырьмя щенятами. Миззи уткнулась ему в колени, и он ласково поерошил ей шерсть. «Эх, Миззи, Миззи! Все они мертвецы, лишь притворяются живыми. Никем ничего не достигнуто, ничего не завоевано. Бездарная мразь. Вши, поедающие покойника. С ними ли было замышлять завоевание мира! Чудовищная утопия! Понимаешь, Миззи, мираж, иллюзия, жалкая тень!» Он посидел еще с минуту молча, прижался щекой к собачьей морде, и, распрощавшись таким образом, возвратился к себе.
Прошел к столу с крупномасштабной картой, иссеченной коричневым и черным. Черные линии советских войск окольцевали весь Берлин. Черные стрелы безжалостно рвали коричневую вязь немецкой обороны и вонзались чуть не в самое сердце столицы. От разрывов русских снарядов глухо гудел потолок. Там его Берлин, раздираемый заживо. Ну, и пусть. Чувства онемели. Линии и стрелы на картах, бесконечные совещания и решения. Есть от чего сойти с ума, потерять всякое ощущение времени и не знать уже, дни ли текут или часы с минутами. Взрыв за взрывом!
Злорадствуя, он представил себе за стеной кабинета сухую словно надломленную фигуру Кребса, наверное, уже распрощавшегося с жизнью, натужного с бычьей шеей Бормана, ядовитую физиономию Геббельса. Пусть заглянут они в глаза смерти. Он помолчит еще день-два, прежде чем откроет им свои истинные планы. Не такой он дурак, чтобы добровольно сойти в могилу. Ничто не сломит его воли. Нет, его черный гений не смыкает глаз. Бдит и бдит, полный исступленных дерзаний, подсказанных его даймоном. Как бешеных псов, стравить русских и англосаксов. Пусть они перегрызут друг другу горло. Пусть раздерут на части хоть всю Германию. Авось, что-нибудь да уцелеет. Не могут же англосаксы не заплатить ему за поражение и гибель русских!
А что если все иллюзия, мираж? Тогда смерть. Смерть! Только нет, он все рассчитал. Он давно начал тайные переговоры с Западом. Теперь же пошлет Кребса на переговоры и с русскими. Каждой из сторон он даст доказательства возможности сепаратного мира. Он посеет рознь и подозрения, возбудит ненависть. Бесспорно, ему не поверят. Что ж, он назначит за себя гроссадмирала Деница, а сам мнимо умрет. Умрет, чтобы воскреснуть потом, едва англосаксы и немцы, объединив свои силы, всерьез схватятся с русскими. Тогда снова триумф его гения!
Но русские, русские! Какой бешеный напор. Пришлось в тот же день посвятить в свой план Кребса, Бормана, Геббельса. Они вместе в деталях обсудили весь замысел. Пусть Дениц! Сам фюрер останется здесь же в имперской канцелярии и по-прежнему будет руководить всем. Но знать об этом будут немногие. Гиммлера и Геринга, пустившихся на тайный сговор с Западом, он лишит всех прав и рангов, объявит предателями. Кребс доставит русским его посмертное завещание, письма, предложение нового правительства о перемирии. Во что б ни стало добиться прекращения огня, начала переговоров. Выторговать время! Сталин поверит, что Черчилль и Трумэн без него заключат перемирие. Они перестанут доверять друг другу, и тогда их столкновение неизбежно.
Сам Гитлер не сомневался в успехе. Борман горячо одобрил его замысел. Кребс осторожно выразил сомнение. Геббельс согласился молчаливо. Все же, надежда. А Гитлеру даже показалось, что его ближайшие сподвижники воспрянули духом. Впрочем, в глазах их он заметил и что-то зловещее. Не так ли вспыхивают и глаза у голодных волков, готовых разорвать друг друга? За ними смотри и смотри. Ведь у них теперь его предсмертное завещание. Какой соблазн развязать себе руки и его смертью купить себе политическую индульгенцию на отпущение всех грехов. Останавливаться, однако, поздно. Теперь все в руках провидения.
Вооружившись белым флагом, Кребс отправился к русским. Борман и Геббельс ушли к себе. Гитлер угрюмо уставился в потолок. Что же будет теперь? Казалось, его неумолимо поглощала черная клубящаяся пучина. Неужели конец и уже не вынырнуть? На карту поставлена судьба Германии и его судьба. Смерть или спасение? Все решится очень скоро, может быть, сегодня же. Его одолел вдруг чудовищный страх, страх ответственности за содеянное, страх смерти…
Часы ожидания были просто изнурительны. Что же Кребс? Неужели не будет даже ответа? Но ответ пришел, грозный, неотвратимый. Русские непреклонны. Они требуют безоговорочной капитуляции. Кребс раскис и ни на что не надеется. Борман и Геббельс уставились друг на друга. В их глазах застыла зловещая решимость. Гитлер содрогнулся даже. Смерть, безжалостная, неумолимая смерть костлявыми пальцами тянется к его горлу.
Значит все! Нужно сходить к Еве и объясниться. С трудом передвигая занемевшие ноги, он шагнул за порог кабинета, еще сам не зная, где и сколько раз его покинет всякая решимость, как он станет метаться, цепляясь за жизнь и как умрет все же, быть может, от руки тех, с кем делил свою власть и кому не успел вовремя срубить голову, умрет, никому не нужный, ненавидимый и отвергаемый всеми, властолюбивый маньяк, ничего, кроме страшных страданий, не давший ни своему народу, ни человечеству и оставивший лишь имя, проклинаемое всем светом.
Глава восемнадцатая
ЗНАМЯ ПОБЕДЫ
Самое ответственное и самое трудное задание! — так воспринял Максим новое поручение редакции. Ему предстоит быть очевидцем финала грандиозной битвы за Берлин, все увидеть и о всем написать.
Седьмые сутки длится штурм Берлина. Битва не стихает ни днем, ни ночью. Исступленно сопротивляясь, фашисты взрывают склады, мосты, заводы, поджигают дома. Берлин в огне, в дыму. Его улицы и площади изрыты окопами и завалены щебнем. Все в руинах.
Линия фронта в непрерывном движении. Ее традиционно обозначают красными флажками. Нет, на этот раз не на картах, а прямо на фабричных трубах, на крышах вокзалов и государственных зданий, на балконах высоких домов. Линию фронта видит каждый.
Вся картина сражения Максиму кажется поистине символичной — сквозь огонь и смерть красное знамя победы неудержимо пробивается вперед. Но кто и когда водрузит его над рейхстагом? С кем же следовать ему, чтобы увидеть это своими глазами?
К центру Берлина нацелены три армии. Гвардейцы генерала Чуйкова, пришедшие сюда из Сталинграда, рвутся к имперской канцелярии, к штаб-квартире Гитлера. Квартал за кварталом штурмуют войска генерала Берзарина, чьи воины первыми ворвались в немецкую столицу. С северо-запада упорно пробиваются войска генерала Кузнецова. Какой же армии отдать предпочтение, если любая из них покрыла себя бессмертной славой?
Ясно одно, надо быть в том из полков, какой сейчас ближе всего к центру. Судя по обстановке, с которой Максиму удалось познакомиться в штабе армии Кузнецова, ближе всех полк Зинченко. Значит туда!
Он прибыл в полк на рассвете 29 апреля. Настроение в ротах предпраздничное и боевое. Максима угостили хорошим завтраком и преподнесли стопку доброго старого вина. За май, за Берлин, за победу! Этим живут все. Идут буквально последние часы решающего штурма. В каждом полку подготовлено знамя, большое и красивое, с номером полка и его наименованием. Независимо от этого, у каждого бойца свое знамя победы. Любое из них больше походит на флажок без всяких надписей. Спрятанное за пазухой, оно все время под рукой, и придет срок — его легко водрузить над куполом рейхстага.
Вместе с командиром части Максим поднялся на верхний этаж высокого дома. Подразделения полка подошли к Шпрее. От рейхстага их отделяет река с крутыми берегами, закованными в гранит. Чтобы пробиться к Королевской площади, где высится рейхстаг, нужно овладеть еще двумя зданиями на самом берегу реки. В одном из них когда-то размещалась швейцарская миссия, в другом — министерство внутренних дел. К счастью, мост через Шпрее цел: взорвать его гитлеровцы не успели. Фронтон рейхстага затянут дымом, и по существу виден лишь зеленовато-черный купол.
