Мертвая зона(Повести) - Чехов Анатолий Викторович (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Донеслись разрывы гранат, несколько орудийных выстрелов. Но это были лишь отголоски той чудовищной битвы, какая бушевала здесь всего полтора месяца назад.
— И чего стреляют, на что надеются? — прислушавшись, спросил Николай. — Разве не ясно сказано в нашем ультиматуме: не сдадутся — всех уничтожим!
Сергеев промолчал. Он хорошо знал и помнил текст ультиматума советского командования от восьмого января сорок третьего года, особенно в основных его пунктах: «…6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с двадцать третьего ноября 1942 года. Все надежды на спасение ваших войск путем наступления германских соединений с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские воинские части разбиты Красной Армией, а остатки их отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным стремительным продвижением Красной Армии несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной. Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни, холод. Суровая русская зима только начинается…» Категорически были высказаны и условия капитуляции: «Прекратить сопротивление всем окруженным войскам, передать весь личный состав, вооружение и боевую технику, военное имущество в исправном состоянии». С нашей стороны командование гарантировало сохранить сдавшимся в плен жизнь и безопасность, а после окончания войны «вернуть их в Германию или в любую другую страну, куда пожелают…». Заканчивался ультиматум предупреждением: «При отклонении вами нашего предложения о капитуляции предупреждаем, что войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск и за их уничтожение вы будете нести ответственность…»
— В нашем ультиматуме сказано все очень ясно, — ответил Кольке Сергеев. — Однако Паулюс приказал своим войскам не верить советской пропаганде, советским листовкам, «стойко отражать все атаки и ждать подхода танковых дивизий». Не пустить к Сталинграду танковую армаду Манштейна нам было, пожалуй, не легче, чем отстоять сам Сталинград. Морозы в степи стояли под сорок градусов, земля стала как бетон: ни окоп под орудие не отрыть, ни солдату окопаться. Мы с тобой валялись в госпитале, а в это время были страшные бои к югу и юго-западу от Сталинграда с танковой армией Манштейна. Война, Коля, еще не кончилась, мы только добрались до перевала, ключи от которого наконец-то взяло в руки наше командование, однако до полной победы еще далеко…
Хорошо было так беседовать, рассуждая о тактике-стратегии, ступая на хрусткие закраины волжского льда, занесенного торосами снега, возвращаясь в непобежденный, выстоявший в страшных боях город.
Послышалась негромкая команда: «Вперед, марш!» Группами по нескольку человек стали переходить Волгу. При вспышках редких ракет прижимались ко льду, ждали, когда погаснет очередной «фонарь», снова шли, шагали молча, сосредоточенно, как будто именно сейчас, когда «битва века» закончилась сокрушительным разгромом врага, обязательно должно было что-то случиться. Но, к удивлению Сергеева, так и дошли до правого берега, а в воздухе за все это время не показался ни один немецкий самолет. Это было так непривычно, что Сергеев не вдруг и подумал: «Раз капитуляция немцев свершилась, так оно и должно быть».
Невольное волнение охватило его, когда он ступил на сталинградскую землю, удивляясь непривычной, как ему казалось, тревожной и обманчивой тишине.
Старший лейтенант Скорин построил отделение Рындина, скомандовал «Вольно!» и не торопился «следовать дальше», чего-то выжидая, присматриваясь к окружающим развалинам и прислушиваясь. Невысокий и кряжистый, в ловко подогнанном полушубке, лихо сдвинутой на брови шапке-ушанке, он отлично вписывался в фронтовой ландшафт. Сергееву пришло в голову, что он как-то и не представлял Скорина в другой обстановке. Подкупала его природная деликатность, понимание, что могут думать и чувствовать другие, окружающие его люди, в том числе и подчиненные. И сейчас он молчаливо выжидал, видимо понимая, что Николаю надо попрощаться со своим старшим товарищем и наставником, с которым они столько вместе прошли.
Сергеев не мог знать, какое секретное задание предстояло выполнить роте Скорина и чем в этом деле может быть полезен Николай Рындин. Единственное, что его отличало от остальных, — знание немецкого языка. А зачем это знание, когда на всей огромной территории еще недавней Сталинградской битвы немцев осталось, да и то случайно, всего ничего… Видимо, все-таки ради этих немногих немцев…
— Ну что ж, друзья, — заметил Сергеев, — пришло время пожелать друг другу, как в песне поется: «Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой…» Хотелось бы дожить до победы, но никто не знает, кому какая судьба… А славно было бы встретиться на Волге под мирным небом, чтоб оно не стреляло, не бомбило аж до самых наших границ и чтоб Волга была чистой… Так что пишите. Адрес прежний. Узнаю номер вашей полевой почты, тоже напишу…
— Глеб Андреевич! Жив буду, на краю света вас найду! — заверил Сергеева Николай. — А письмо, как прибудем на место, сразу напишу!..
— Если разрешат писать, — неожиданно охладил его пыл Скорин.
«А задание у них и на самом деле какое-то секретное», — только и подумал Сергеев. Вслух ничего не сказал: много раз убеждался, промолчишь — не пожалеешь, а скажешь лишнее слово, оно и окажется лишним…
Пожали друг другу руки, обнялись на прощание.
— Тихо-то как, даже не верится, что были тут такие бои, — еще раз сказал Скорин.
После того как группа солдат во главе со старшим лейтенантом скрылась среди руин, Сергеев постоял еще некоторое время на берегу, спросил у спустившегося к Волге сержанта милиции, где теперь управление НКВД.
— А где было, туда и вернулось, — ответил тот. — В штольне, на берегу.
Сергееву страшно захотелось сейчас вот, сразу же найти Веру, но он не знал, на старом ли месте перевязочная у переправы? Да и где она, эта переправа, когда при таких морозах форсировать Волгу хоть пешком, хоть на машинах можно в любом месте, где проторена ледовая дорога. С наступлением зимы проложили несколько переправ, а для перевязочной наверняка отыскали какой-нибудь отапливаемый подвал…
И все-таки Сергеев не вытерпел, нашел вход в бывший подземный «приемный покой», где столько дней и ночей провела Вера у операционного стола, толкнул дверь и даже не удивился, встретив ее на пороге.
— Вот я и пришел, — просто сказал Сергеев. — Но как ты-то оказалась здесь? Вас же куда-то перевели, — добавил он, увидев земляные стены, с которых сняли плащ-палатки и стерильные простыни.
— Знала, что ты придешь именно сюда, тут и ждала, прибегала последнюю неделю почти каждое утро, — ответила Вера.
Сергеев привлек ее к себе, вдохнул такой родной запах волос, стал целовать влажные сияющие глаза, теплые губы.
— Задохнулась! — сдерживая его порыв, с улыбкой отстранившись, сказала она. — Смотри, выведешь из строя собственного сотрудника: с завтрашнего дня я уже не операционная сестра, а как прежде — эксперт. Руководство пошло навстречу моей просьбе — восстановить в прежней должности к твоему возвращению.
— Наконец-то! — только и ответил Сергеев.
— Николай Васильевич просил, как только появишься, сразу к нему, — сказала Вера. — Я побуду еще здесь, помогу своим медикам…
Сергеев прошел к штольне управления НКВД, постучал в дверь «кабинета» Бирюкова. Войдя, увидел у него первого секретаря обкома Алексея Семеновича Чуянова.
Энергичное лицо с бровями вразлет, широкие ноздри крупного прямого носа, слегка выпуклые глаза свидетельствовали о решительном, подчас крутом характере члена ГКО города. Трудно было представить тот объем работы и ту чудовищную нагрузку, какую пришлось вынести этому человеку за двести дней и ночей сталинградской эпопеи. Держался он спокойно, смотрел приветливо и внимательно.
