Семейщина - Чернев Илья (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Он никак не мог простить себе: как это он проглядел Мартьяна, позволил ему выйти тогда поздно вечером, — а того и след простыл. «Зачем отпустил, не вызвался сам: сходить за опохмелкой, почему на койку не уложил?»
Четыре уж дня прошло после исчезновения председателя, дело принимало худой оборот. Посоветовавшись с его потерявшей голову женою, Алдоха решил объехать вершно заимки, отыскать Мартьяна, вызволить из беды, уберечь от позора.
Он нашел его на самой дальней заимке. В открытой всем степным ветрам дырявой избушке, в стуже, в полнейшем одиночестве, с закоченевшими синими руками, опухший, лохматый, председатель Мартьян выглядел страшно. Он сидел перед опорожненной четвертью и, еле ворочая языком, говорил ему одному видимому собеседнику — там, в углу:
— Вот кончалась… вот, вить, кончалась, антихристова дочь! Он кулаком поддал четверть. Посудина со звоном полетела на пол.
Алдоха подошел к нему вплотную, запустил пятерню в его лохмы, поднял свисающую на стол голову:
— Эк его, надрался! Батюшки светы! Да ты в уме ли?
— В уме, — прохрипел Мартьян.
— Оно и видать, — строго сказал Алдоха. — Председателя по всей деревне ищут, а он… Там люди из города приехали… Начальство, понимаешь? Сбирайся живо!
Выдумка Алдохи ничуть даже не тронула Мартьяна Алексеевича, — разве такого начальством испугаешь.
— Вот кончалась… долить бы ее. — посоветовал он самому себе.
Шатаясь, он поднялся и, хватаясь за стену, двинулся к выходу.
— Ты куда? — резко повысил голос Алдоха.
— Долить, — серьезно подтвердил Мартьян, не глядя на Алдоху, словно разговаривал сам с собою.
— Я те долью! Надоливался уж, хватит!
Окрик не возымел никакого действия. Мартьян ударил ногою дверь. Взвизгнув, она распахнулась, и он вывалился ничком за порог, забуровил руками мягкую притоптанную землю. Как ни зол был Алдоха, — губы его скривились в улыбке:
— Хорош!
Мартьян Алексеевич поднялся на колени, икнул на всю матушку-степь, обвел глазами чистое стеклянное небо, встал на ноги.
— Хорош! — повторил Алдоха.
Тут Мартьян увидел привязанную к торчащей из-под крыши зимовья жердине верховую, с потником на спине, сивую лошадь.
— Сивка мой! — закричал он и с неожиданным проворством раздернул узел повода на жердине.
Все последующее произошло в одно мгновение. Мартьян животом упал на круп лошади и уже на ходу, с судорожной неловкостью работая ногою, закинул ее на хребет коня… Той же минутой Сивка набирал уж резвый ход. Мартьян подпрыгивал на потнике, бил в бока лошади пятками. Позади бежал Алдоха, кричал, неистово взмахивал здоровой рукою…
Солнце село за дальними увалами Тугнуя, там, где дацан, бурятская кумирня. Золотой венец солнца медленно угасал в неподвижных облаках, оранжевым пеплом сумерек подернулась степь.
В деревню Мартьян прискакал затемно. Как был, без шапки, взлохмаченный, он пронесся трактом под немолчный брех потревоженных псов, свернулс в Деревушку и осадил Сивку перед закрытыми ставнями Дементеевой новой избы… постучал пальцем в ставень, прохрипел:
— Дементей… дядя Дементей, выдь на минуту. В избе засветили огонь.
Дементей Иваныч вышел на улицу, разом узнал Мартьяна, шарахнулся: не с бедой ли какой в этот поздний час налетел к нему бешеный председатель? Не требует ли власть с него строгого ответа насчет спьяну выданной им тайны Спирькина предательства? Не зачлось ли ему это как хула и подрыв?.. В этих вопросах, молнией вспыхнувших в голове, сказалась вся затаенная тревога Дементея Иваныча за последние дни: «Эх, зачем сболтнул… Лучше бы промолчать!»
Пригнувшись на коне, председатель схватил его за руку:
— Ты что дрожишь? Не дрожи… не бойся…
Тут только Дементей Иваныч заметил, как опух Мартьян, как он растерзан, как нестерпимо разит от него самогоном.
— Не бойсь… открой калитку, веди коня во двор… Худа не будет… Дело есть…
Дементей послушно выполнил просьбу. У амбара, в густой тени, Мартьян спрыгнул с лошади, схватил хозяина за рукав:
— Ты мужик понимающий… ничего мужик… зелье в припасе имеется?
Тревога отпала от сердца Дементея Иваныча: значит, не за ним, не за его душой председатель! Он ухмыльнулся:
— Зачем тебе?
— Вот еще — зачем! Вестимо, не поясницу мазать… — Мартьян выразительно щелкнул себя по кадыку.
— Не знавал я за тобой этаких дел, — пуще прежнего обрадовался Дементей Иваныч. — Душа, что ли, горит?
— Горит, — мрачно согласился Мартьян.
— Ну, это мы зальем, штоб не горела. Это мы можем выручить. А ты… того… потом не попомнишь? — в голосе Дементея Иваныча прозвучала опаска.
Мартьян угрюмо сопел.
— Не попомнишь? — настаивал Дементей Иваныч. — Дескать, вот у кого брал, вот кто самогоном займовается…
— Все теперь гонят, что с того… Разве семейщину нашу перекуешь… Веди, что ли, в баню. Там у тебя?.. Душа горит…. Раз сказал — ничего не будет, не бойсь. Не таковский Мартьян!
— В бане-то в бане, да не здесь, а в Кандабае, на старом месте.
— Ну и пошли туда без всяких-всяких… Конь пусть тут постоит пока. Пошли задами, речкой…
— Погоди, оденусь. — Дементей Иваныч направился в избу. Вскоре он вышел оттуда в шапке и зипуне и сказал:
— Идем.
Спотыкаясь в темноте о бугорки, Мартьян неверными шагами поплелся за ним… Перелезли прясла гумна, пошли речкой.
— Ты понимающий мужик, — принялся бубнить Мартьян, — ничего мужик… К другому пойди так-то, еще что сотворит… Злоба на меня, сам знаешь поди… А ты веселый мужик… ничего, мужик.
В старой бане Дементей Иваныч зажег коптилку, начал возиться у самогонного аппарата.
— С Учира мои ребята завод перевезли намедни… Двор-то нежилой теперя.
— Понимаю, — криво усмехнулся Мартьян.
— А понимаешь, так нечего сказывать, — в свою очередь, засмеялся Дементей Иваныч. — С Учира…
И тут же подумал: «Вот когда можно, кажись, Учир тебе вспомнить…»
Пока растоплялась печка, Дементей Иваныч ощупью отыскал на полке бутылку, подал Мартьяну:
— Пей остатнюю. Полнехонька. Счас еще гнать будем…
Председатель запрокинул голову, наставил, будто прицеливаясь, бутылку донышком в низкий потолок, — забулькала в горле Мартьяна хмельная влага.
— Готово, — отфыркиваясь и тяжело дыша, прохрипел он: бутылка была осушена до капли.
— Не знал я, что ты такой… храбрый — хохотнул Дементей Иваныч.
— А ты знай! Знай наших!
Разом охмелевший, Мартьян повалился на лавку возле вместительного чана.
Дементей Иваныч подкладывал дров, сыпал в котел из мешка хлеб. В чан начала стекать мутная пахучая жидкость, шибала в нос.
Мартьян очнулся.
— И еще я к тебе потому… — заговорил он невнятно. — Потому… Правда насчет Спирьки или брехня?
— Брехня, — задержав дыхание, сказал Дементей Иваныч. — И с чего люди берут?
— То-то же что брехня! — с усилием прохрипел Мартьян, и снова буйный хмель отшиб у него память.
Никто вовек не раскроет тайны старой Дементеевой бани. Один тусклый глазок коптилки видал, да он ли поведает миру…
Едва занялось утро, в ворота Мартьянова двора настойчиво забарабанили. Мартьяниха, без кички, простоволосая, выбежала на стук. У двора стояла телега. Капелюха тыкалась мордой в калитку. Позади телеги был привязан Сивка. В телеге, накрытый зипуном, кто-то ворошился и стонал… Дементей Иваныч вышел из подворотной тени, загородил бабе дорогу.
— Вот беда! — торопливо заговорил он. — Вот несчастье! Примай мужика… упал, — голос его срывался, кнут подрагивал в руке. — В самогонный, чан угадал, как есть сварился…
Мартьяниха выскочила на улицу, заголосила, приподняла зипун с Мартьянова лица. Ее обдало винным духом… Мужниных глаз она не смогла разглядеть: их затянуло лиловой опухолью, все лицо, — красное, как недоваренное мясо, страшное, — распухло, вздулось. Мартьян беспомощно поводил руками.
Дементей Иваныч спешно распахнул ворота, въехал во двор и тут же захлопнул их.
— Остался без глазынек! — завыла Мартьяниха. Дементея Иваныча колотило, как в лихоманке:
