Штурманок прокладывает курс - Анненков Юлий Лазаревич (читать хорошую книгу .TXT) 📗

— Хочу вам порекомендовать, Иван Степанович, молодую пару в качестве квартирантов. Ведь та комната пустует?

Он немедленно согласился, даже не спросил, кто эти люди.

— Только здесь есть одна деталь, Иван Степанович: муж будет спать в вашей комнате, если это вас не затруднит. И, кроме того, надо нам подыскать местечко для одной вещи.

Тайник для рации мы устроили в печке. «Супруги» Головановы поселились на Пушкинской. Будяк без труда оформил прописку. Василий уже работал машинистом. Катя занималась домашним хозяйством.

И вот, наконец, моя первая разведсводка ушла в эфир. У Кати горели глаза:

— Они ответили! Ответили!

Ломая карандаш, она расшифровывала цифровые группы. Крохотные капельки пота поблескивали на ее лбу и даже на носу.

«Штурманку: действуете правильно. Сеансы связи: понедельник, четверг ноль два часа, продолжительность пять минут. Докладывайте количество эшелонов восточном направлении, самолетовылеты аэродрома Рябиновка. Веденеев».

Я схватил Катю на руки и начал кружиться с ней по комнате. Голованов зыркнул на меня веселым бешеным глазом:

— Полегче с моей законной! — Он сделал стойку, потом изо всех сил огрел меня по спине. — Ну, считай, Алешка, поход продолжается. Орудия — на товсь!

Через несколько дней Катя приняла шифровку, где сообщалось, что в окрестностях Южнобугска действует абвергруппа [78]. Оттуда в район Котельникове, под Сталинград, забросили группу диверсантов во главе с пленным красноармейцем Рюхиным. Рюхин пошел в нашу контрразведку. Один из диверсантов тяжело ранил его, но группа была обезврежена, а с помощью радиокода, переданного Рюхиным, удалось вызвать еще одну группу диверсантов. Она угодила прямо в руки чекистов.

Где находится шпионский центр, Рюхин не знал. Его везли из лагеря военнопленных в абвер, а потом на аэродром в наглухо закрытой машине. Мне приказали установить расположение абвергруппы. Но раньше предстояло подумать о Кате.

На афишных тумбах и на стенах домов появилось распоряжение: «Всем женщинам от шестнадцати до сорока пяти лет, бездетным или имеющим детей старше шестнадцати лет, явиться для отправки в Германию. Штемпель биржи „Забеспечено“ и литеры „О“ на паспортах аннулируются. Штадткомиссар Шоммер».

На помощь пришла Дарья Денисовна.

— С железной дороги в Германию не берут, — сообщила она. — На продпункте вокзала есть вакансия раздатчицы.

За большую взятку нам удалось задним числом включить Катю в списки рабочих, принятых ведомством Тодта на железную дорогу. Целую неделю она таскала шпалы. Потребовалась еще одна взятка, чтобы перевести Катю из чернорабочих на раздаточный пункт. Деньги я взял у пана Семенца. Он давно приставал ко мне с предложениями помочь в его махинациях.

Цены на хлеб и мясо снова поднялись. Буханка хлеба стоила на базаре 120 карбованцев, а фунт сала — 700.

Две тысячи пятьсот оккупационных марок в конвертике Семенец вручил мне за справку о сдаче продуктов, которые он продал на черном рынке.

Сделка состоялась во время одного из музыкальных вечеров на Аверьяновке. Светлана бренчала на рояле, а Лемп слушал, будто выполнял повинность. Он по-прежнему проявлял ко мне непонятную симпатию. Однажды он предложил пообедать в ресторане «Риц». Там я увидел Бальдура, который сидел в другом конце зала. Его спутница, красивая блондинка, громко смеялась. Сквозь звуки оркестра доносились обрывки немецких фраз.

— Вы, вероятно, знакомы с оберштурмфюрером Шоммером? — небрежно спросил Лемп.

— Кажется, где-то видел этого офицера, — сказал я, думая, как поступить, если Бальдур вот сейчас узнает меня.

Лемп шутливо погрозил мне пальцем. Он уже несколько раз давал понять, что считает меня сотрудником СД.

Зачем я нужен Лемпу? Цели бы он служил в СД, то знал бы, что я не имею отношения к этой организации. Почет, которым он окружен в семье Семенца, доказывает, что Лемп — важная птица. Дело тут не только в амурных склонностях хозяйки.

Я поручил немому Панько проследить за Лемпом. Выяснилось, что квартиры в городе у него нет. Он постоянно уезжал на своем «BMW» куда-то за город по Юго-западному шоссе.

Закусывая салатом из помидоров, Лемп вдруг спросил:

— Где вы родились, Тедди? (Тяжеловесное мое имя Федор Карпович он в последнее время заменил на фамильярное Тедди.)

— Под Курском. Я же говорил вам.

— Да, кажется, говорили, но я бы не удивился, узнав, что вы откуда-нибудь с Верхней Эльбы. У меня были друзья из Майсена. Некоторые слова вы произносите, как они.

— Это неудивительно. Родители моей матери родом из Дрездена. У нас в доме не переставали говорить по-немецки, и, естественно, с саксонским произношением, — ответил я, наблюдая за Бальдуром.

Он расплатился. Девица подняла последний тост:

— За встречу в Германии!

— Это Эвелина фон Драам, — пояснил Лемп, — завидная невеста! Ее папаша — крупный чиновник в Ровно. Птичка улетает в рейх, а кавалер надеется последовать за ней. Впрочем, вы, вероятно, знаете это лучше меня.

Проходя мимо нас, Бальдур кивнул Лемпу. Я успел отвернуться, чтобы взять горчицу с соседнего стола. Лемп переменил тему разговора:

— Вероятно, вы очень нуждаетесь в деньгах, если решаетесь на рискованные комбинации с продуктами?

Всё это сильно смахивало на шантаж. Неужели безмозглая индюшка — пани Семенец выболтала Лемпу секреты мужа? Что же все-таки ему нужно от меня?

Глава третья

ВОДА, ВРЕМЯ И ВИНТОВКА

Есть люди, которым не дано познать иностранный язык. К их числу принадлежала Светлана Семенец. Мои уроки шли впустую, но это не мешало нашей дружбе. В конце сентября начался новый набор мужчин для отправки в Рур. Светлана попросила меня устроить ее брата Аркадия в немецкое учреждение. Я удивился:

— Друг вашего дома майор Лемп имеет, наверно, больше возможностей, чем я, скромный служащий.

Она замахала руками:

— Что вы! Что вы! Именно к нему нельзя обращаться за этим.

— Хорошо, попробую. Но мне нужно поговорить с Аркадием. Вы же понимаете, что все это не просто.

Тут же был вызван Аркадий. Я спросил, как он сумел освободиться из лагеря. Аркадий волновался. Сестра подбадривала его:

— Пану Пацько ты можешь довериться!

— Отпустили, — мрачно сказал он.

— Покажите справку.

Он вытащил бумажку, где было написано, что военнопленный Гусаков А. Д. освобождается как честный хлебороб с направлением к месту жительства в Полтавскую область.

— При чем тут Гусаков? Вы же Семенец?

— Это все равно, — тупо сказал он, — по батьке я Гусаков.

— Добро. Выйдите-ка, Светлана. У нас мужской разговор... Кончай врать, — сказал я, когда она вышла. — Здоровый парень, а трусишь, как баба. Признавайся: сбежал?

— Не имею права, — взмолился Аркадий. — Я дал подписку.

— Кому?

На его глазах были слезы, но я не чувствовал жалости.

— Будешь говорить или нет? Считаю до десяти и ухожу.

Оглядываясь на дверь, он рассказал, что ему помогла немка.

— Противная такая выдра, плоская, как доска, а уши красные...

Он ей понравился, стал ее дружкам, и она сообщила его матери, где он находится. А потом мать выкупила его за пятьсот царских золотых пятерок.

— Где ж ты находился?

Чутье меня не обмануло. Не зря я тратил время на этого оболтуса. Оказалось, что в лагере Аркадия завербовали в абвер. Привезли сюда, в окрестности Южнобугска, а куда точно, он не знает, потому что везли в закрытой машине.

«Понятно! — подумал я. — Как Рюхина. Только Рюхин оказался человеком, а этот — мешок навоза. Решение задачи, полученной из Центра, было где-то рядом».

Аркадий рассказал, как его учили подрывному делу, радиосвязи и шифрованию. Он испытывал жесточайшие муки страха. Боялся немцев, но еще больше русских, к которым его пошлют.