Командиры мужают в боях - Исаков Иван Степанович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Где занять исходное положение и что атаковать, нам было известно. Землянка опустела, все ушли готовиться к бою.
В назначенное время начали выдвигаться на рубеж атаки. Противник, изучив расположение нашего переднего края, послал в нейтральную зону ракетчиков, и те периодически освещали и обстреливали местность. Один такой их пост нам мешал. Его надо было убрать. Эту задачу взяли на себя сержант Михаил Ильин и ефрейтор Василий Свистун. Как только погасла очередная ракета, оба они словно растворились в темноте. Еще некоторое время ракеты продолжали взлетать, и мы уже стали думать, не наскочили ли наши посланцы на засаду… Но вот они вернулись.
— Ну, что?
— Отсветились. Жаль только, теперь правое ухо будет мерзнуть, — отозвался Ильин.
Он рассказал, как они неслышно подползли к вражескому окопу. Едва ракета погасла, Ильин и Свистун бросились на фашиста. Но их оказалось двое. Одного Свистун с ходу прикончил трофейным штыком, который всегда носил на ремне, а другой успел выпустить очередь по Ильину, но промазал: пули оторвали правое ухо у шапки-ушанки. Второго гитлеровца тоже уничтожили.
Наступило время атаки. Батальон поднялся и бесшумно двинулся вперед. Пошли и другие части дивизии, но мы их не видели, и потому казалось, что нас бесконечно мало. Где-то справа взвилась осветительная ракета, все мгновенно упали. Как только снова стало темно, поднялись. К окопам противника приблизились незамеченными. Бой был коротким и ожесточенным. Справа и слева послышалась стрельба — вступили в бой наши соседи. В мерцающем искусственном свете виднелся Тим. Идти в гору трудно, от волнения и напряжения дыхание становилось прерывистым. Пулеметчики Цуладзе взмокли, им приходилось тяжелее, чем остальным. Вот уже совсем недалеко постройки. Неприятель встретил нас огнем. Десантники бросились вперед, стремясь зацепиться за ближайшие дома. Два или три здания вспыхнули. В свете пожара отчетливо были видны мечущиеся фигуры вражеских солдат. В бой вступили «максимы» Цуладзе, они метко били гитлеровцев. В наших руках находилось более десятка домов. В это время послышался рев моторов. Стреляя, на нас надвигалось восемь вражеских танков, за ними — пехота. Комбат приказал Цуладзе отсечь автоматчиков от танков и прижать к земле, остальным — подготовить бутылки и гранаты для борьбы с фашистскими машинами.
Летом можно быстро выкопать окоп, укрыться, и танки не так страшны. А зимой в промерзшей земле даже небольшое углубление не скоро выдолбишь. Единственная надежда на захваченные дома, из-за которых можно бросать гранаты и бутылки, да на окопы, оставленные противником.
Дрались наши бойцы самоотверженно. Десантники не щадили себя. Один из них (жаль, не помню его фамилии), подпустив вражеский танк, бросил в него бутылку— жидкость не воспламенилась, бросил вторую — тоже безрезультатно. Танк прошел через окоп, в котором находился смельчак. Тогда он выскочил, сзади вспрыгнул на танк, разбил о броню третью бутылку — машина загорелась.
Потряс меня своим прямо-таки сверхчеловеческим самообладанием и минометчик ефрейтор Колесников. Тяжело раненный, он продолжал вести огонь, и только когда атака была отбита, девушка санитарка оттащила его в укрытие. У Колесникова оказалась перебитой выше щиколотки нога, причем не просто перебита, а вырван кусок кости, и стопа висела на коже. Ему было страшно больно, он потерял много крови, девушка пыталась наложить шину, а он попросил:
— Отрежь лапу, чтобы не мешалась.
Санитарка замахала на него руками и полезла в сумку за бинтом, а он, воспользовавшись тем, что она на минуту отвернулась, кривыми медицинскими ножницами отхватил стопу.
Десантники подожгли еще три танка. Пытаясь сбить пламя, они вертелись, бросались из стороны в сторону, потом помчались в тыл. По пути два из них взорвались.
Цуладзе свою задачу выполнил: вражеская пехота не смогла подняться, а множество гитлеровцев остались на месте навечно.
Незаметно наступил рассвет. Осмотрелись, подсчитали свои силы: они поубавились. Мы понимали: днем удержаться будет труднее, а если не удержимся, то в чистом поле не уцелеет никто.
За день удалось отразить две контратаки. К вечеру противник, получив подкрепление, снова пошел на нас. Удерживать занимаемый рубеж уже не было сил: осталось немногим более двух десятков человек. Невольно думалось, что это последний наш бой.
И вот в самый критический момент в расположении врага забухали частые, словно барабанная дробь, разрывы, сопровождавшиеся сильными вспышками. Казалось, кто-то невидимый поджег всю местность. Позиции противника были объяты дымом и огнем. Смотреть на это было жутко и в то же время радостно. Мы не знали, какое именно это оружие, но видели, что это страшное оружие, и оно — наше. Ночная атака фашистов не состоялась: атаковать было некому.
Ночью нас сменили подразделения вновь прибывшего свежего стрелкового полка. Мы были выведены в резерв. И только там услышали, что смертоносное оружие, поразившее наше воображение, носит ласковое имя «катюша». А что это реактивные минометы, мы узнали значительно позже.
За мужество и храбрость, проявленные в десятидневных кровопролитных боях за Тим, многие бойцы и командиры были удостоены правительственных наград.
И не только за это. Активные действия 3-го воздушно-десантного корпуса, а также других соединений в ноябре— декабре 1941 года сорвали планы немецкого командования и не дали ему возможности снять с этого участка фронта хотя бы часть войск для переброски под Москву. На протяжении шести-семи месяцев, вплоть до летнего наступления фашистов в 1942 году, враг не смог преодолеть сопротивления наших войск на этих рубежах.
Во время боев за Тим 3-й воздушно-десантный корпус был преобразован в 87-ю стрелковую дивизию: 5-я бригада стала именоваться 16-м стрелковым полком, 6-я — 96-м, 212-я — 283-м. В состав дивизии были введены артиллерийский полк и другие дивизионные части. Командиром дивизии был назначен Герой Советского Союза полковник Александр Ильич Родимцев.
Хотя нам удалось задержать дальнейшее продвижение неприятеля и даже понемногу теснить его, мы сознавали, что разбить гитлеровцев не просто. В конечной победе никто не сомневался, но какой ценой она будет достигнута и когда — это волновало каждого. Все мы ощущали потребность закрепить возникшее в боях чувство уверенности в своих силах. Нам бы только побольше самолетов, танков, тяжелой артиллерии — и тогда… Бывало, размечтаешься, а разрывы вражеских снарядов возвращают к действительности.
Но вот разнеслась окрыляющая весть о разгроме фашистов под Москвой.
Бои, в результате которых мы в те дни прогнали противника со станции Мармыжи и из сел Красная Поляна, Петровка и Головинка в Курской области, конечно же не могли идти ни в какое сравнение с грандиозным сражением за столицу. То были, как говорилось в сводках, бои местного значения, но каждый из них в какой-то степени способствовал выполнению общей задачи по разгрому врага.
19 января 1942 года за успешные боевые действия против немецко-фашистских захватчиков под Киевом, на Сейме и в районе Тима, за проявленную при этом отвагу и мужество, за высокую дисциплинированность и массовый героизм 87-я стрелковая дивизия была переименована в 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию.
Наш 96-й стрелковый полк стал 39-м гвардейским стрелковым полком.
Среди нас не было человека, который не считал бы себя именинником. Звание гвардейцев налагало на каждого новые обязательства…
Я же чувствовал себя вдвойне именинником.
Совсем недавно, после того как мы вышибли фашистов из Петровки, меня приняли кандидатом в члены партии.
Партийное бюро полка заседало в жарко натопленной крестьянской избе. На бюро я шел, страшно волнуясь, сомневался: заслужил ли быть принятым в ряды ленинской партии. На столе перед членами партбюро лежала в числе других рекомендация командира батальона Ивана Ивановича Прошо. Это успокаивало, и я стал думать о том, чтобы своими боевыми делами оправдать оказанное доверие.
