Набат - Шевцов Иван Михайлович (полная версия книги .TXT) 📗
- Вы хорошо знаете Беловир? - спросил подполковник, когда Куницкий закончил свой рассказ.
- Не могу сказать, чтоб хорошо, но и не плохо, - скромно ответил тот и пояснил: - Сам я варшавянин, а в Беловире жил мой дядя, и я много раз приезжал к нему во время летних каникул. Окрестности Беловира прекрасны.
- Леса, старинные замки?
- Да, леса богатые. Они принадлежали графу Кочубинскому. Так и называется лес - Графский.
- А сам граф где жил?
- В Беловире имел дворец и за городом имение на берегу озера.
- Вы там бывали? В загородном имении?
- Нет, конечно, в самом замке не был. Но поблизости как-то один раз приходилось,
- Вы ведь биолог? - после паузы спросил Бойченков.
- Да. Один из интереснейших разделов науки. - Глаза Куницкого загорелись.
- Вы правы: биология перспективная наука, - согласился Бойченков.
- С большим будущим, - оживленно подхватил Куницкий. - Интереснейший предмет.
- Я немножко знаком, - кивнул Бойченков. - Изучал в Сельскохозяйственной академии.
- Вы аграрий по образованию? - откровенно удивился Куницкий.
- Да, представьте себе. Работал секретарем райкома партии и заочно учился в сельхозакадемии. А война видите куда меня забросила. Далеко не по профилю. Верно?
- Мм-да, - покачал тяжелой головой Куницкий.
- Война нам диктует, приказывает. И мы не вправе противиться ее воле. Всеми нами командует его величество Долг. Думаю, что и вы находитесь здесь, вот в этом доме, по велению долга. Я не ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь, - ответил Куницкий поспешно.
- А кончится война, и мы с вами займемся каждый своим профилем: вы биологией, я сельским хозяйством. Буду ждать помощи от вас. Работы будет у нас уйма. Сельское хозяйство разорено войной. Так что нам с вами придется, засучив рукава… А пока будем заниматься тем, чего требует от нас долг. Кстати, ваш дядя чем занимается?
- Он домовладелец. В Беловире есть улица, которая так и называется - улица Куницкого.
- Вот даже как? - Об этом Бойченков не знал. - И где ж он сейчас, ваш дядя?
- Ему удалось бежать на Запад. Куда именно, не знаю.
- У вас есть в Беловире другие родственники?
- Нет.
- А знакомые?
- Были… Но не близкие.
- Как у вас с тренировочными прыжками с парашютом?
- Прыгал дважды.
- Удачно?
- Как видите - цел и невредим.
Куницкого удивляет манера подполковника вести беседу: он как бы сам себя перебивает, уводит неожиданно разговор в сторону и затем снова к нему возвращается. И, словно в подтверждение такой мысли, Бойченков спрашивает:
- Вы когда последний раз были в Беловире?
- Летом сорокового.
- За три года много воды утекло. Ваши беловирские знакомые, если встретят на улице, пожалуй, не узнают.
Бойченков смотрит на пего пытливо, изучающе.
Куницкий понимает, куда клонится разговор и к чему сказана последняя фраза. Ждал, что за ней последует главное, то, ради чего его из университета перевели в отряд особого назначения. По его просьбе. Ответил, изобразив нечто вроде неловкой улыбки.
- Думаю, что не узнают.
Куницкий иногда тушевался, тогда он начинал заикаться.
- Хотите побывать на родине?
- Я давно жду этого дня. - Куницкий поежился, отчего неуклюжие плечи его перекосились. Продолжал, глядя на Бойченкова: - Когда начала формироваться дивизия имени Костюшко, я в числе первых обратился с просьбой. Но мне предложили к вам, и я согласился.
- Может, за это время вы передумали? Дело добровольное.
- Нет. Я твердо решил. У меня с фашистами крупные счеты.
Длинные тонкие пальцы Куницкого беспокойно шевелились, не находя себе места. Бойченков обратил внимание на черные ободки под ногтями. Неряшливость не понравилась. Да и одежда на Куницком не отличалась опрятностью: густо засаленный воротник гимнастерки с грязным подворотничком, пятна на брюках - все это, по мнению Бойченкова, характеризовало Куницкого не с лучшей стороны и не свидетельствовало об интеллигентности. Он думал: что ж все-таки не понравилось в нем Гурьяну? Запущенный внешний вид? Или странная изменчивость в глазах, какие-то резкие переходы от скорбного смирения и мягкой учтивости до преувеличенной самоуверенности, этакого жестокого блеска мести в глазах? Что-то было нетвердое, неустановившееся в его характере и даже в голосе.
- Вы представляете себе всю сложность и опасность работы в подполье? - спросил Бойченков.
- Да, конечно. - Куницкий приосанился. - Опасность меня не страшит. Я знаю, под Беловиром, как и во всей Польше, действуют партизанские отряды. Мои земляки. Чем я хуже их?
- Вам предстоит работать в более сложных условиях, чем партизанские. Придется ежеминутно рисковать… жизнью.
- Я готов. Я дал себе клятву с лихвой отплатить за смерть моих родных, за муки народа моего.
- Хорошо, товарищ Куницкий, будем считать вопрос решенным. - Бойченков встал. Поднялся и Куницкий.
- Вы сидите, сидите. Нам нужно будет договориться по поводу вашей биографии. Новой, не настоящей. Нужно сочинить о вас легенду, о вашем происхождении. С командиром группы познакомились?
- Да, мы разговаривали.
- Алексей - опытный разведчик… Ну, а что касается задания, то вы получите на месте, в районе Беловира.
…В самолете шесть человек: пилот, штурман и четверо пассажиров. Коротка летняя ночь - темного времени едва-едва хватает на "туда и обратно". Это для экипажа. Пассажирам нужно только "туда".
Москва осталась позади. Молчат пассажиры. Даже Коля Софонов, уж на что говорун, и тот притих, сидит, обняв свою рацию, будто боится, что ее здесь украдут. Рядом с ним чернявый, сильно смахивающий на турка Аркадий Кудрявцев зажал между колен карабин и, кажется, дремлет. Но это только видимость, его никакими снотворными не усыпишь: выспался перед отлетом на двое суток вперед. Карабин у него не простой, особенный: с оптическим прицелом и глушителем звука. Это наша новинка. Стреляет почти бесшумно. Так, легкий щелчок. Аркадий рассчитывает славно "поработать" с такой штукой. За линию фронта он летит во второй раз. Правда, предыдущее задание было намного проще, да и действовать приходилось на родной, советской земле. Но он спокоен и как всегда собран.
Коля Софонов летит впервые. Волнуется и всячески пытается скрыть свое волнение. От товарищей и от самого себя. Больше всего его беспокоит перелет линии фронта и приземление.
Напротив них по правому борту Гурьян и Куницкий. Алексей спокоен и даже как будто беспечен. Слишком будничный у него вид. Он знает, что нервы ребят - натянутые струны. А это нехорошо: нервы надо беречь, - спокойствие, выдержка и хладнокровие - лучший помощник в самой сложной ситуации. Взвинченный человек не способен к быстрой и точной реакции и правильному решению, - как правило, он теряется. И Гурьян хочет разрядить атмосферу. Говорит:
- Аркадий, расскажи нам, что ты там видишь?
- Где? - лениво отозвался Кудрявцев, не меняя позы, лишь приоткрыв один глаз.
- Во сне.
- Приснилось мне, будто Коля наш рацию в самолете забыл. - Кудрявцев выпрямился, открыл озорные восточные глаза. - Приземлились, а рации нет.
- Ну и что ж мы делали? Без рации как же? - интересуется Алексей.
- Приказал ты ему найти рацию.
- Где? - всерьез спросил Софонов. - Самолет же улетел.
- А где хочешь, - ответил Кудрявцев. - Потом, такое только в снах бывает, оказалось, ты ее дома у тещи оставил.
- Врешь. Нет у меня тещи, я ж еще хлопец. - И вдруг спохватился: - Това-а-ри-щи!.. Мы ж над нашей деревней будем пролетать. Честное пионерское.
- Может, приземлимся на полчасика, чайку попьем? - опять Кудрявцев.
- У них чай не пьют, у них самогонка, - улыбается Гурьян.
- Еще лучше: больше можно выпить, - подтрунивает Кудрявцев и продолжает: - А как деревня называется?
- Окоемово. Недалеко от Америки.
- От какой Америки? От США или от Латинской? - интересуется Гурьян.
