Разведчики - Чехов Виктор Григорьевич (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Дедушка, пойдем вместе. Лучше оттуда пошлем кого-нибудь. Ведь ищут тебя всюду, домой приходили.
— Дорога каждая минута, предупредить товарища надо. Поторопись к Остерке, там лозняком к Десне. На чем только ты переправишься?
— Приходи, дедушка, скорее… Под мостиком через Остерку всегда бывает челнок для переправы. Не забудь. — Галя спустилась по крутому склону к реке.
Проводив глазами внучку, Иван Лукич быстро пошел по Первомайской. На Татарской улице была новая явочная квартира, и он хотел подойти к ней с другой стороны.
Из-за поворота с треском вылетел мотоцикл с прицепом, за ним второй. На переднем сидел в коляске пан Дрюма.
— Стой! — закричал он, увидя Лукича. — Стой!
«Кто-то донес, выдал!» — мелькнула мысль, но Иван Лукич сделал вид, что не слышит, спокойно подошел к калитке первого же двора и надавил щеколду.
Мотоцикл был почти рядом.
Войдя во двор, перебежал его и скрылся в густом, разросшемся саду. Бежал, пока не задохнулся, упал на траву между кустами смородины и долго лежал в полуобморочном состоянии, хватая ртом воздух. Со стороны двора донеслась глухая брань, ясно донесся голос Дрюмы: «Сбежал, сволочь! Обыщите соседний сад!» Потом голоса стали приближаться. Совсем рядом застучали автоматы… Громкий голос словно пролаял по-немецки команду, и опять закричал Дрюма: «Скорее, скорее!» И все стихло.
Иван Лукич лежал долго. Дыхание его стало, наконец, ровным, но шум в ушах не проходил. С наступлением темноты Иван Лукич стал пробираться к Десне…
Солнце жгло с самого утра. В лесу было душно, даже тень не давала прохлады. Но несмотря на жару, в партизанском лагере кипела жизнь. Среди деревьев уже виднелись построенные из жердей и веток шалаши, накрытые брезентом или одеялами. Под большим раскидистым деревом, на четырех коротких жердочках — навес, под ним постели. Старая женщина, склонясь над грудой картофеля, перемывала его в лохани. Пожилой партизан тщательно оттачивал нож на круглом бруске. Чуть поодаль молодежь обучалась приемам стрельбы, бросанию учебных гранат. Под дубком белесый парнишка показывал двум бородачам, как разбирать винтовку. А еще дальше статная девушка с наганом у пояса пучком травы отгоняла оводов от спины пасшейся рыжей коровы.
Дымились костры. Возле одного из них сидела Галя с матерью.
— Я уговаривала его уйти вместе, — чуть не плача, шептала девушка, как раз на той улице стреляли…
— Ох, не ной ты у меня над душой! — Желая сгладить резкость сказанного, мать привлекла Галю к себе. — Мало ли дел у дедушки? Может, он сюда и совсем не придет. Если бы с ним что случилось — мы давно бы узнали.
Подошел Юрий. Его тоже сильно волновало отсутствие Ивана Лукича. Вчера Галя рассказала ему о встрече с дедом, о стрельбе. Юрий ждал прихода Шохина, от него думал узнать, что вчера произошло. Невольно вспомнил о Гладыше, которого Шохин сначала назвал «товарищ старший лейтенант», а потом Кимом. Ким!
Галя поднялась навстречу товарищу:
— Ты что же молчишь? — горячо зашептала она. Узнал что-нибудь?
— Пока ничего… Идем автомат изучать, — сухо проговорил Юрий…
Около полудня пришли Гладыш и Шохин. Среди партизан сразу разнеслась весть: будут говорить о чем-то важном.
Разведчики остановились у дерева перед небольшой поляной. Петра партизаны знали хорошо, но Гладыш был для них человеком новым. К нему доносились вопросы:
— Кто такой?
— Чей это?
Он подождал, когда люди подошли поближе.
— Я подпольщик, товарищи партизаны, — начал он, — вернее разведчик. Зовут меня Ким. У нас с вами одна задача: скорее освободить нашу Родину от фашистских захватчиков. Стонет наша земля, стонут люди! Вчера в Глубокой балке гестаповцы расстреляли больше двухсот стариков, женщин и детей…
Глухой ропот пробежал среди партизан.
— В большинстве это были еврейские семьи, пригнанные из черниговской тюрьмы. Мы пока не знаем ни фамилий их, ни имен, но это были наши советские граждане… — Гладыш повысил голос:
— Помните о бдительности, товарищи! К нам могут пробраться шпионы, провокаторы из украинских националистов, каких немало понаехало с гитлеровцами. Вчера чуть не погиб замечательный большевик, старый подпольщик Лукич. Вовремя предупрежденный, он сумел избежать опасности и снова работает, защищая Родину…
Галя с радостным криком схватила руку Юрия:
— Ты слышал? Дедушка жив!
Не менее обрадованный Юрий предостерегающе шепнул:
— Помолчи. Слушай, что говорит Ким.
Голос Гладыша звенел над поляной:
— Мы не можем вернуть к жизни убитых и замученных фашистами, но мы отомстим за них!.. — Гладыш снял пилотку, обнажили головы и другие. — Товарищи, почтим память погибших молчанием. — И когда он снова заговорил, голос его зазвучал по-особенному: — Мы никогда не забудем партизанской клятвы: «Смерть за смерть! Кровь за кровь!»
— Смерть за смерть!
— Кровь за кровь! — отозвались партизаны…
Как обычно, Шохин приступил к обучению партизан искусству маскироваться. Но сегодня у него что-то не клеилось. Рассказ о массовом расстреле в Глубокой балке напомнил о прошлом, заставил вновь остро пережить потерю родных. Мать, Оксана, отец… От семьи только и остались он да дед… и где-то там, на Карельском фронте, еще один дорогой ему человек — Катя. Увидит ли он ее?
Внезапно кругом потемнело, как будто среди дня наступили сумерки. Замерли деревья, иссиня-сизой стала трава. Птичьи голоса умолкли, перестали трещать кузнечики. Кругом все затаилось. Донеслись глухие раскаты грома. Слабо зашелестел в верхушках деревьев ветер, словно от скуки перебирая листочки. Вот вздрогнул, затрепетал тополь, поблескивая серебром листьев… И вновь все стихло.
Поглядывая сквозь листву на небо, женщины-партизанки убирали в наспех сделанные шалаши захваченное с собой имущество. Но партизаны продолжали каждый свою работу, не обращая внимания на приближающуюся грозу.
Окончив занятия, Петр вышел на опушку леса. По серому небу от самого горизонта поднималась тяжелая, с лохматыми краями, туча. Время от времени ее пронизывали стремительные зигзаги молний. Петр стоял и не мог оторвать глаз от этой тучи. Она казалась грозной, несокрушимой, сметающей все на своем пути. И Шохину захотелось сразиться с ней, как он сражался с врагом. «Не долго будешь властвовать, — подумал он, — размечет тебя буря, и опять засветит солнце!..»
Широкой полосой прошел сильный порыв ветра, пригибая к земле траву и молодые деревца. И еще напряженнее стало кругом. Новый порыв ветра, и почти тотчас же, неся косую стену ливня, налетела буря.
Ни завывания ветра, ни раскаты грома, ни ослепительные молнии не заставили Петра уйти в шалаш. Он стоял, подставив лицо сильным струям дождя, точно окаменев. Мысли роились, стремительно вытесняли одна другую. Мелькали картины детства, службы на погранзаставе… Но все вытеснялось болью настоящего. И то, что происходило в душе, так похоже было на эту бурю с хлеставшим дождем, завыванием ветра и раскатами грома…
Ослепительный свет, и короткий треск заставили Петра открыть глаза. Сухая вершина одиноко стоявшего посреди поля старого дуба раскололась надвое и задымилась. Новый удар оглушил Шохина. Ему показалось — огненная полоса вонзилась в землю совсем неподалеку. В воздухе появился острый терпкий запах. От сильных электрических разрядов было немного жутко, но на душе становилось спокойнее.
Гроза длилась недолго. Буря унесла тучи. Лучи солнца засверкали на освеженной, мокрой листве…
В тот же вечер на Выдринское болото Шохин принес Гладышу сверток:
— Товарищ старший лейтенант, эту тетрадку и пачку с документами Надя просила передать вам.
— Хорошо, оставьте. Ну, а как там, в лагере, после грозы?
— Повымокли все, — Шохин показал на свою еще не просохшую одежду. — Землянку для женщин мы вырыли, другие тоже стали этим заниматься. Дед Охрим в самую грозу куда-то ушел.
— Хорош у тебя дед, — сердечно сказал Гладыш. — Такой старости позавидовать можно.
