Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Что думаете делать дальше? — спрашиваю Толю.
— Готовим крупную диверсию! — в голосе Толи звучат нотки ребячьей хвастливости.
— Какую диверсию?
— Мост через водосточную канаву на улице Карла Маркса знаете?
— Знаю.
— Подорвем этот мост. Немецкие машины скопятся, а мы вызовем советских летчиков, и они разбомбят.
— Да-а… А как у вас с конспирацией?
— Порядок!
— Сколько людей в организации?
— Почти полсотни.
— И все они знают друг друга в лицо?
— Знают.
— Да, порядок, ничего не скажешь…
Второй юный гость — светловолосый, невысокого роста крепыш. Элизе Вильгельмович Стауэр.
— О, немец! — восклицаю, не скрывая радости.
— Нет, — резко обрывает он мою радость. Лицо его стало суровым. — Немцем я никогда не был и быть не хочу. Хотя, как комсомолец, я за дружбу народов, но к немцам симпатии не испытываю.
Элик — латыш, ученик той же 9-й симферопольской школы. Отец, Вильгельм Стауэр, — московский рабочий. Был комиссаром батальона Чапаевской дивизии, потом студентом Крымского пединститута. Женился на студентке того же института Екатерине Поляк. Имя Элизе студенты дали своему сыну в честь героя Парижской коммуны Элизе Реклю. В молодежном подполье Элик с первых дней его возникновения. В лес взят Григорием Гузием, чтобы служить постоянным связным от организации Косухина — Хохлова.
— А дороги предгорья и леса хорошо знаешь?
— Первый раз прошел по ним. Старался запомнить, но, признаться, ночью трудно…
Картина знакомая, не раз уже вызывавшая серьезные раздумья и тревоги. Желание бороться за Родину огромно, воля крепка, а опыта никакого. Даже книг о подпольщиках старого времени и гражданской войны до обидного мало. Кого ни спросишь — не читал, не знает. А враг сильный, опытный, коварный.
Передаю Толе листовку с описанием геройских дел краснодонцев. Советую перестроить организацию по опыту «Молодой гвардии». Ломаем головы над тонкостями конспирации. Потом зовем Григория Гузия. Тот приносит мины — разбираем и собираем их, помогаем ребятам изучить основные принципы действия. Под конец берем карту и придирчиво гоняем Элика и Толю по ее квадратам и линиям. А перед их возвращением в город редактор газеты Евгений Степанов вручает им походную типографию — набор шрифтов и портативный станок. Тут же обучает печатанию.
Стою в стороне и наблюдаю, какой ребяческой радостью горят глаза молодых подпольщиков.
За этим уроком застает нас Александр Ломакин, командир группы минеров.
— Немцы! — кричит он.
С другой стороны подбегает вестовой — словак Александр Тира. Он тоже встревожен.
— Товарищ начальник бригады! На лесе немцы.
— Где? Сколько их?
Тут они, — показывает он в сторону шамулинского дровяного склада. — Одиннадцать повозок.
— Быстра к Федоренко;— говорю словаку, — пусть поднимет отряд.
— Я уже был на отряде, — вновь козыряет словак. Подбегает Федоренко. Его отряд к бою готов.
— Веди! Но имей в виду: это, вероятно, разведка.
Мы приводим в боевую готовность остальные отряды и посылаем во все стороны дополнительные дозоры: не появились ли гитлеровцы и в других секторах.
— А не ложная ли у нас тревога? — говорит вдруг Котельников. — Какой-нибудь интендантишко остался без дров, послал десяток повозок в лес, а мы…
— А мы уже так зазнались, — перебиваю его, — что обоз в одиннадцать повозок, двадцать две лошади со взводом солдат считаем пустяком.
— А почему ты думаешь, что это разведка? — спрашивает Петр Романович.
— Потому что дивизия десять дней обыскивала все районы зуйских и ангарских лесов. Партизан не нашла. И Енекке было доложено, что нас тут нет. Но немецкое командование ежедневно получает и другие доклады: там взрыв, там засада, там листовки, и над лесом по-прежнему кружат самолеты. Дураку ясно: партизаны живут и действуют. Надо вновь искать. Вот и разведывают. А дров немцы могли набрать в течение тех десяти дней, когда в лесу хозяйничали восемь тысяч карателей.
Наш разговор прерывает стрельба: отряд Федоренка завязал бой.
Спустя полчаса все стихает. Появляется Федоренко. Задание выполнено. Обоз разбит. Румынский взвод разгромлен. Пятеро солдат взято в плен. Один убежал верхом. Остальные убиты. Взяты трофеи: оружие, одиннадцать лошадей…
— Молодцы! — жмем Федору руку.
— Николай Дмитриевич! — говорит секретарь обкома, — а что, если пленных отпустить? Поговори с ними, пусть идут с миром. Они лучше контрразведки донесут.
Поручаю Котельникову устроить своеобразную «демонстрацию» партизанских сил, а сам беру переводчика Володю Черного и вместе с Федоренко иду к пленным.
Вокруг румын — партизаны. Одному из пленных медсестра Фира перевязывает на ноге рану.
— Вот видите! — толкует вражеским солдатам Вася Воробейник. — Еще полтора десятка румынских голов сложено. А кому из вас нужна наша советская земля?
Румыны молчат. Усаживаю их в круг, сажусь и сам рядом.
О положении дел на фронтах румыны имеют весьма смутное представление. Они опасаются, что война затянется, и румынские солдаты все погибнут. Ругают Гитлера и Антонеску.
С картой в руках пытаюсь растолковать пленникам: вот тут Волга, тут были вы с немцами зимой, а вот где Днепр. На восемьсот — тысячу километров назад отброшена немецкая армия. Под Курском и Орлом гитлеровцам устроен второй Сталинград. Красная Армия уже подошла к Крыму.
Переводчик Володя даже вспотел, но румыны явно безразличны.
— Вы — оккупанты! Вместе с немецкими фашистами вы принесли нам войну. Миллионы смертей, разорения. Ограбления. А партизаны — это народные мстители. Вы понимаете, что это означает?!
Тут врывается Георгий Свиридов, командир группы.
— Товарищ командир соединения! — делает он ложный доклад. — Докладывает комбриг девятой. Все десять отрядов моей бригады к походу готовы.
— Выступайте, — отпускаю Свиридова. Вижу, что наша «демонстрация» сил тоже проходит мимо румын. Сейчас им не до наблюдений. Они что-то говорят — быстро, взволнованно.
— Просят пощады, — переводит Володя.
Продолжаю:
— Есть, правда, и другой выход. Отпустить вас с миром. Партизаны так поступают, когда в солдатах вражеской армии видят друзей.
Румыны кивают головами и, размазывая по щекам слезы, робко улыбаются:
— Ла партисан, ла румын — товарищи.
— Партизаны и румыны — друзья! — переводит Володя.
Ну, ладно, поверим вам. Отпустим. А вы расскажите солдатам правду: что видели и что слышали в лесу. Это будет ваш вклад.
Румыны, конечно, согласны. Но я предупреждаю их:
— Только чтоб честно! Если обманете, тогда за вероломство поплатитесь.
Получаем новые заверения.
Садимся за накрытый стол — разостланную палатку. Наливаю ефрейтору спирту. Тот отрицательно мотает головой.
— Боится, — высказывает догадку Федоренко. — Думает, что отраву даем. Вам самому бы надо выпить. Но вы же непьющий, — смеется Федор. — Дайте мне.
Федор взял кружку.
— Смотри! Вот так у нас пьют за дружбу.
После Федора румыны стали пить. Сразу повеселев, они закусывают. Но ефрейтор продолжает отказываться. Выясняем — он крепких напитков не пьет. Пришлось подавать вино.
— Передайте солдатам, — говорим в заключение румынам, — чтоб не стреляли в партизан. Ведь никакой командир не уследит, куда стреляет солдат: в цель или в небо. А партизаны заметят, что пули свистят в небе, и тоже не будут бить румын.
Тут вновь появляется Котельников. Он тоже с ложным докладом.
— Товарищ командир соединения! — едва сдерживает он улыбку. — Еще две бригады донесли о готовности. Прикажете выступать?
— Да, пусть выступают.
Встаем из-за стола.
— Кто их выведет на дорогу? — спрашиваю Котельникова.
— Я поведу! И я! — вызываются бойцы. Заметив активность партизан и, видно, поняв ее по-своему, румыны вновь дрожат от страха.
— Выведи их сам, — говорю Котельникову. — Видишь, как они задрожали. Думают, что партизаны ослушаются и учинят расправу.
