Арденнские страсти - Славин Лев Исаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
– Да, – подтвердил Дитрих, – вот уж поистине мир не видел таких сопляков, как американцы. Лавочники! Им подтяжками торговать, а не воевать. Но Монтгомери еще больший сопляк, чем они!
«Зачем я сюда приехал… – устало подумал Штольберг. – Ведь это чудовище ничем не проймешь. Кроме того, его армия просто не профессиональная. Надо его вывести из себя, надо его взорвать».
– Ваше наступление, – сказал он, – захлебнулось еще восемнадцатого декабря. И вы своим левым флангом не обеспечили наш правый, из-за чего он отступил.
Дитрих хватил кулаком по столу:
– Какой дурак наплел это Мантейфелю?! Мне фюрер лично сказал: «Вперед, только вперед, не обращая внимания на фланги!»
Штольберг тоже невольно повысил голос:
– Вы сейчас прете без всякой подготовки и предварительной разработки. Вы уперлись лбом в американцев, которые подтянули с севера свежие дивизии. Фюрер делал ставку на вас. Но сейчас главная роль в наступлении перешла к нашей армии, к Пятой. Она уже достигла Мааса.
– Врешь! – крикнул Дитрих.
Штольберг снова испытывал двойственное чувство: с одной стороны, он был рад поражению Гитлера, с другой – он гордился успехами своей родной Пятой армии.
– Да, – упрямо повторил он, – к Пятой. Ведь по плану фюрера «Wacht am Rhein» именно вы, оберстгруппенфюрер, должны были на седьмой день наступления, то есть двадцать первого декабря, выйти к Антверпену, А вы все еще копошились в горах…
Неизвестно, что еще натворил бы он в своем раздражении, если бы голос его не был заглушён Дитрихом:
– Убрать это дерьмо!
Штольберг оглянулся, чтобы увидеть, к кому относятся эти слова. Охранники уже были возле него. Биттнер остановил их:
– Я сам его уберу.
И обратившись к еще не исчезнувшей спине Дитриха:
– С вашего разрешения, оберстгруппенфюрер, я сам займусь капитаном.
Дитрих откинул портьеру и скрылся в кабинете.
Штольберг думал, шагая в темноте за Биттнером: «Я ему для чего-то нужен, и он не хочет ни с кем делить меня…»
Биттнер кинул на койку серое солдатское одеяло и твердую диванную подушку.
– К сожалению, не могу вам предложить ничего лучшего, Штольберг.
Штольберг решил помалкивать. Зная за собой невоздержанность в речи, излишнюю откровенность, неумение хитрить, он решил не ввязываться в разговор. А завтра чуть свет пуститься в обратный путь, ибо он считал свою миссию выполненной. Положение ясное: 5-й армии нечего надеяться на помощь 6-й. Это эсэсовское сборище даже не заслуживает названия регулярной армии, хотя оно щедро снабжено техникой. Теперь Штольберг был озабочен только одним: как ему ускользнуть от подозрительной заботливости Биттнера.
Тот между тем поставил на стол две зажженных свечи, бутылку вина, стаканы и широким жестом радушного хозяина пригласил Штольберга за стол.
– Так еще можно жить, Штольберг, а? – сказал он, заговорщицки улыбаясь. И, сделавшись серьезным, вздохнув, сказал: – Что такое жизнь, мой дорогой? Задумывались ли вы над этим?
«Внимание! Он настроен философски. Жди неожиданного удара в пах», – подумал Штольберг и ничего не ответил, а только состроил неопределенно-задумчивую мину.
Видимо, Биттнер счел это достаточным ответом и продолжал:
– В сущности, жизнь – это сумма поглощений и выделений. Нет, нет, Штольберг! (Хотя тот и не помышлял возражать.) Нет, я не материалист. Я – верующий.
Штольберг не выдержал и пробурчал:
– Верующий циник…
Биттнер посмотрел на Штольберга с мягким укором:
– У вас нет бога, Штольберг.
– А у вас? – спросил Штольберг.
– Я католик.
– А! Значит, у вас, – сказал Штольберг запальчиво (может быть, этому способствовало пахучее, чуть сладкое винцо, которое они неспешно потягивали), – значит, у вас, Биттнер, наружный бог.
– Что это значит? – удивился Биттнер. – Это какое-то новое теологическое понятие.
Штольберг сказал с жаром, забыв о своем похвальном намерении не втягиваться в разговор:
– Тот, у кого нет бога внутри себя, создает себе бога вне себя. И на этого наружного бога все валит. Очень удобно!
Биттнер секунду молчал, пристально вглядываясь в Штольберга, словно видел его в первый раз, потом рассмеялся:
– Остроумно, черт возьми! – Он отхлебнул вина в сказал ласково: – Как это все-таки здорово, Штольберг, что два мыслящих человека могут обмениваться идеями даже посреди этой кровавой суматохи.
Штольберг и сам почувствовал, что ему доставляет удовольствие это интеллектуальное фехтование. Он даже несколько расположился к Биттнеру и сейчас взирал на него не без приязни: «Плут, но не глуп, подловат, но не бездарен…» И тут же ему стало противно и стыдно. «Как кошка, которую почесывают за ушами», – подумал он о себе и сказал резко:
– Пора спать.
Он задул свечу и разлегся на койке спиной к хозяину, сунув под голову диванную подушку, твердую, как ружейный приклад.
Биттнер со свечой в руке склонился над ним.
– Ну, ну, Штольберг, – сказал он. – Не дуйтесь на меня. Вы считаете меня представителем власти. А между тем я в первую голову представитель самого себя. Э, да вы уже спите…
Он пошел в соседнюю комнату, держа свечу перед собой. И бивший снизу свет резкостью теней и бликов делал его лицо как бы скульптурным – с лиловыми подглазьями, фюрерскими усиками и двумя глубокими складками жестокости, шедшими от углов рта к журавлиной шее.
Штольберг лежал в темноте с открытыми глазами. Он старался дышать глубоко и мерно, так, как, по его мнению, дышат спящие. Он ждал. Он заметил, что Биттнер оставил приоткрытой дверь в свою комнату. Вот наконец Биттнер затушил свою свечу. Потом послышалось его ровное похрапывание. Штольберг подождал еще немножко, потом вынул из кармана танкистский фонарик «даймон» и включил зеленый свет. Потом полез за пазуху и достал тоненькую тетрадь, девственно чистую, еще не начатую. Основной дневник хранился в чемодане, который остался в его автомашине. Бесшумно присел он за стол и принялся писать. Писал торопливо, короткими фразами, иногда сокращая слова или оставляя для скорости одни согласные буквы.
