Партизанки - Яковенко Владимир Кириллович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Серьезные неудачи фашистов на фронтах вызывали у них злобную ярость. И жертвами этой злобы, узаконенного произвола, жесточайших репрессий и издевательств становилось прежде всего мирное и беззащитное гражданское население временно оккупированных сел и городов. Массовые аресты и казни, проводившиеся с первых же дней оккупации, были только началом того зверского запланированного уничтожения советских людей, которое последовало позже и продолжалось до самого прихода Красной Армии в 1944 году.
С особенной жестокостью и изуверством обрушились гитлеровские палачи на еврейское население. По малейшему подозрению в расовой «неполноценности» сотни и тысячи советских граждан сгонялись насильно в специальные лагеря, где их ждала единая страшная участь: мучительная смерть после бесконечных издевательств и унижений. Подпольщики Бобруйска, в особенности женщины, делали все от них зависящее, чтобы спасти жизнь этим людям. Длительное время на квартире Марии Масюк скрывалась шестнадцатилетняя Эмма, дочь врача городской больницы Вольфсона, не успевшая эвакуироваться на восток летом сорок первого. Мария знала, на что шла: ведь в любой момент немцы могли узнать, кто у нее живет, и тогда немедленному расстрелу подлежала не только она сама, но и двое ее крошечных малышей!
Однажды поздним октябрьским вечером, когда улицы оккупированного города погрузились в тревожную тишину, на квартире Масюк собрались руководители группы — Иван Химичев и Владимир Дорогавцев. Последняя сводка Совинформбюро, которую они принесли с собой, оказалась необыкновенно радостной. Лаконичным и даже чуть-чуть сдержанным деловым языком в ней говорилось о том, что Красная Армия на всех фронтах остановила наступление фашистов. Радости патриотов не было предела. В скупых строчках короткого радиосообщения они не могли не увидеть самых первых и оттого самых дорогих, волнующих признаков начала перелома в ходе войны.
— Об этом завтра же должен знать весь город! — оживленно воскликнула Мария, в который уже раз перечитывая сводку. — Чего бы это нам ни стоило!
Не теряя ни минуты, подпольщики, а с ними и Эмма Вольфсон, принялись за дело. Склонившись над столом, аккуратно выводя каждую букву, переписывали они строки обращения к бобруйчанам. Стопка листовок, каждая из которых закапчивалась пламенными словами: «Наше дело правое! Победа будет за нами!», росла на глазах.
Совершенно неожиданно, когда недописанными остались всего лишь несколько экземпляров сводки и Мария уже начала подумывать о том, где в первую очередь следует их расклеивать, массивная входная дверь, тщательно запертая с вечера, загудела под чьими-то мощными, настойчивыми ударами. Убрать стопку листовок в надежный, хорошо замаскированный тайник, проверить оружие и принять позы, которые не внушили бы подозрение посторонним, было делом буквально нескольких секунд.
Но, приготовившись к самому худшему, Мария по странной возне и грубому голосу за дверью поняла, кто именно ломится к ним в дом в столь поздний час и с такой бесцеремонностью. Это был Иоганн, фельдфебель одной из гитлеровских частей, стоящей в городе, который с некоторых пор повадился приходить сюда незваным. Он вламывался в квартиру по обыкновению вдребезги пьяным и, развалившись на диване, приказывал петь русские песни. Приходилось петь ради того, чтобы не провалить общее и такое важное для всех дело.
Вот и на этот раз подпольщики, чтобы избежать скандала, открыли дверь. Фельдфебель ввалился в чисто убранную комнату в залепленных бурой грязью сапогах. С его серо-зеленого мундира стекали на пол крупные капли дождя. Широко расставив ноги и выбросив вперед правую руку, он гаркнул на весь дом:
— Хайль Гитлер!
Мария придвинула ему стул:
— Битте, герр Иоганн, битте…
Но фельдфебель, от которого за версту разило тяжелым водочным перегаром, не обратил на приглашение ни малейшего внимания. Тупо ухмыляясь, он уставился в дальний угол комнаты, где, стараясь не привлекать к себе внимание, сидела с книгой в руках Эмма Вольфсон.
— О, фрейлейн! Зер гут!
Пьяно качаясь и наталкиваясь на мебель, фашист подошел к девушке вплотную. Когда его здоровенные, кирпичного цвета ладони грубо и тяжело легли на испуганно вздрогнувшие плечи Эммы, она резко и негодующе вскочила со стула и что было сил толкнула гитлеровца в грудь. Ее большие, опушенные густыми черными ресницами глаза горели такой ненавистью и отвращением к фельдфебелю, что тот, даже едва держась на ногах, заметил это.
— А, юде?! — внимательно вглядываясь в черты смуглого лица девушки, прохрипел он.
С перекошенной от злобы физиономией, что-то бормоча, гитлеровец заскреб рукой по кобуре, вытащил пистолет. Мария бросилась к фашисту, не обращая внимания на взведенный парабеллум, повисла на его руке и, путая русские и немецкие слова, стала торопливо убеждать:
— Герр фельдфебель, герр Иоганн, она никс юде, никс! Она моя сестра. Швестер, понимаете, швестер!..
До сознания разъяренного гитлеровца далеко не сразу дошли ее слова.
— Юде, юде! — продолжал выкрикивать он.
— С ним надо кончать, Ваня! И сейчас же! — улучив момент, тихо шепнул Химичеву Владимир Дорогавцев.
— Но только не здесь.
Едва заметно кивнув в ответ, Дорогавцев, а вслед за ним и Химичев присоединились к Марии. Необходимо во что бы то ни стало отвлечь фашиста от несчастной девушки, спасти ее.
Наконец после бесконечно долгих уговоров и просьб фельдфебель начал постепенно отходить. Он с угрюмым видом, не глядя в сторону Эммы, неожиданно потребовал, чтобы все проводили его до комендатуры. Немедленно!
— Пожалуйста, как пан прикажет, — с готовностью отозвался Дорогавцев, выразительно поглядывая на друзей.
На улице густая, плотная темень тотчас же окутала людей. Мелко и нудно моросил затяжной осенний дождь. Резкие порывы ветра, наполненного промозглой сыростью, пронизывали, казалось, до самых костей.
Фельдфебель, опираясь на Володю Дорогавцева, грузно и с трудом переставлял ноги, пьяно бормоча что-то, однако правой рукой по-прежнему крепко держался за расстегнутую кобуру. Впереди, в нескольких шагах, молча шли женщины. Вернее, Мария вела Эмму, полуобняв ее за вздрагивающие плечи.
Прошли метров двадцать пять. Вот наконец и подходящее место: справа темнеет пустыми глазницами окон покинутый хозяевами дом. Выбрав удобный момент, Иван Химичев немного приотстает, а затем, молниеносно размахнувшись, расчетливо и точно бьет гитлеровца рукоятью пистолета по голове.
Подхватив разом обмякшее тело, подпольщики, ни секунды не медля, втащили его в заброшенный дом. Через минуту-две из безмолвной глубины донесся негромкий всплеск. Подвал, затопленный черной стоячей водой, — самая надежная могила для подгулявшего фельдфебеля…
Тогда удалось спасти Эмму Вольфсон. Однако месяц спустя смерть все же настигла ее, как тысячи других ни в чем не повинных советских граждан еврейской национальности. Она погибла вместе со своим отцом.
Это произошло накануне Октябрьских праздников.
Окраинные кварталы на юго-западе Бобруйска незадолго до этого были превращены гитлеровцами в еврейское гетто. Утром 5 ноября туда со всех концов города эсэсовцы с овчарками начали сгонять толпы полураздетых измученных женщин, детей, стариков.
— Шнель! Шнель! — кричали они.
Причитали женщины, плакали дети, словно предчувствуя, что каждый шаг приближает их к неизбежной гибели. Людей выводили за город, лес, где уже были выкопаны специальные траншеи, выдаваемые фашистами за систему противотанковых укреплений. Недолгие приготовления, суета палачей возле пулеметов — и вот уже зловещую тишину, нависшую над шеренгами людей, разрывают длинные, захлебывающиеся очереди…
А тем временем в городе, во дворах и квартирах, оставшихся без жильцов, шел безудержный, разнузданный грабеж. Из дверей, из выбитых окон на мостовые летели домашние вещи расстрелянных. Гитлеровцы хватали все, что попадалось им под руки, не брезгуя абсолютно ничем.
Прошло всего несколько дней, и в Бобруйске открылись специальные магазины, в которых гитлеровские палачи, не успев еще смыть с себя кровь своих жертв, начали торговать вещами, снятыми с казненных ими советских граждан. По этим омерзительным лавкам с утра до вечера слонялись фашисты, не успевшие еще вдоволь награбить во время недавних погромов и выбиравшие теперь подарки своим семьям для отправки в Германию…
