Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Это неправда, товарищ лейтенант, — побледнел Колобов. — Я видел, как погиб Красовский.
— Не погиб, а ранен. Правда, тяжело. Есть свидетели происшедшего и я приказал отправить Фитюлина в особый отдел.
— Не мог Фитюлин этого сделать! Это либо недоразумение, либо оговор…
— Мог, не мог — все это эмоции, старшина. Я привык верить фактам. А они свидетельствуют о том, что в твоем взводе полностью утрачена бдительность, ослабла дисциплина. И ты, командир, вместо того, чтобы энергично выправить положение, оправдываешь свое бездействие тем, что «притомился»!
— Я свою должность готов сдать в любую минуту, товарищ лейтенант, — еще больше побледнел Колобов. — Тем более, что назначали нас временно, до прибытия на фронт. Только что-то не видно обещанной нам замены!..
— Товарищ лейтенант! Скорее! — из-за поворота траншеи выбежал связной Войтова Ставрикин. — Во втором взводе вашего заместителя политрука Пугачева тяжело ранило. Осколками в бедро и в живот сразу…
— Где? Веди скорее, — Войтов, ничего не сказав Николаю, побежал по траншее во второй взвод.
«Ну вот, — как-то отрешенно подумал Колобов. — И Андрей отвоевался. Друг детства».
Пугачева несли к переправе очень долго. Плацдарм простреливался насквозь из всех видов оружия и санитарки измучились, протаскивая носилки с Андреем по полуразрушенным окопам и ходам сообщения. Наконец выбрались к обрыву и присели перевести дух перед трудным спуском вниз.
По кипящей от артиллерийского и минометного обстрела Неве сновали катера, мотоботы, ялики, шлюпки. То одно, то другое судно, налетев на неожиданно взметнувшийся фонтан, либо исчезало с поверхности реки, либо взлетало вверх вместе с водой. Сотни людей, оказавшись в ледяной купели, пытались доплыть до ближайшего берега, цеплялись за обломки, тонули. Может, это был обман зрения, но серо-холодная невская вода, казалось, отсвечивала алым, кровавым цветом. На береговых откосах тут и там темнели трупы.
Передохнув, девушки снова взялись за ручки носилок. Упираясь носками сапог в сыпучий грунт, они с трудом сползли вместе с ними на узкую песчаную полосу, которая тоже простреливалась навесным огнем немецких гаубиц, мортир и минометов. И девушки торопливо направились со своей тяжелой ношей к большой штольне, оборудованной под операционную. Кроме нескольких фонарей «летучая мышь» здесь горели подвешенные на проволочных крючьях куски телефонного кабеля, и черный, тяжелый дым от них, медленно поднимаясь по своду, тянулся жгутом к выходу.
Вдоль стен на плащ-палатках лежали тяжелораненые, нуждающиеся в срочных операциях. Ближе к входу дымила жестяная печурка, на которой в металлических ванночках стерилизовались хирургические инструменты. В самом конце штольни были установлены операционные столы, плотно окруженные медиками.
Доставив Пугачева, санитарки устало присели возле печурки.
— Роза, подойди ко мне, — позвал вдруг один из раненых.
— Красовский? — радостно удивилась санитарка. — А нам сказали, что тебя убили…
— Значит, долго жить буду, — слабо улыбнулся Олег. — Кого принесли? Не из наших?
— Политрука Пугачева. Ранения в живот и бедро. Без сознания.
— Жалко, хороший мужик…
— Федю Павленко убило. Только ты Маше ничего не говори, она еще пока не знает. А Фитюлина твоего Васильков под автоматом к особисту повел по приказу Войтова.
— А что он натворил? — Олег с трудом приподнял голову.
— Как что? Это же он в тебя сзади стрелял! Павка сказал, что сам это видел…
— Да он что, свихнулся? При чем тут Славка? — Красовский со стоном откинул голову назад.
— Ты не шевелись, нельзя тебе… Так, значит, не Фитюлин в тебя стрелял?
— Конечно, нет! Фрицы мне эти две дырки сделали.
— Так в спину же. Из-за этого весь сыр-бор и разгорелся.
— Ну да, в спину. Я как раз обернулся поглядеть: бегут за мной мои орлы или в воронки попрятались. Тут в меня и угодило.
— Вот так номер. — охнула подошедшая подруга Розы Тося. — А что же Васильков?.. Надо выручать Славку.
— Войтову сообщите обо всем. Я чуток оклемаюсь и тоже в штаб объяснительную напишу. А Василькову передайте, если со Славкой что случится, пусть сам в яму закапывается. Вернусь во взвод, шкуру с него спущу… Вы Ольге о Пугачеве сказали?
— Нет еще. Операция у нее сейчас. Нельзя ее волновать.
— А если она его на своем столе неожиданно увидит, лучше будет? А так, может, поспособствует, быстрее ему помощь окажут. Вон тут сколько нас лежит. А он офицер…
— Ты нашего хирурга не знаешь. Для него званий не существует. Только тяжесть ранения и состояние играют роль.
— Вы все-таки попробуйте.
— Ладно, скажем сейчас. Ты лежи, не волнуйся. Все хорошо будет…
Когда военфельдшер Ольга Соколова узнала о том, что ее Андрей лежит здесь, в штольне, тяжело раненный, она словно окаменела.
— Владимир Михайлович, — обратилась к хирургу, — я отлучусь на минуту.
И не побежала, а медленно, словно слепая, направилась к указанному девчатами месту. Подойдя, так же медленно опустилась на колени, не отрывая взгляда от бледного лица Пугачева.
— Андрюшенька, родной… Ты меня слышишь? — не дождавшись ответа, склонилась на грудь раненому.
— Ольга Павловна, в чем дело? — раздался за ее спиной баритон хирурга. — Ну-ка, разрешите мне взглянуть.
Ольга, вздрагивая всем телом, торопливо встала, сняла наброшенную на Пугачева шинель. Хирург быстрыми, уверенными движениями ощупал живот и бедро лежавшего без сознания Андрея, проверил пульс, приподняв пальцами веки, заглянул в зрачки.
— Ничего, ничего, — приговаривал он. — Кишочки, кажется, слава богу, не задеты, но почка повреждена. Это мы зашьем, зашьем. Ну, а в бедренной кости осколок застрял. Хорошо, что не скользнул выше. Это мы извлечем, извлечем…
Повернувшись к Ольге, хирург строго посмотрел на нее:
— В чем дело, Соколова? Вы военный медик или, простите, слезливая барышня? Возьмите себя в руки. — Он поднялся, ободряюще похлопал ее по плечу. — Ничего, ничего. Будет жить ваш политрук. Так что не падайте духом… Ассистировать можете? Тогда — к столу! За работу!
…В штабе сводного батальона представителя СМЕРШа не оказалось. Василькову сказали, что он и не переправлялся на этот берег. Хмуро поглядев на повеселевшего Славку, Васильков приказал ему идти к переправе.
— Ты что, хмырь трусливый, с плацдарма рвануть надумал? — возмутился Фитюлин. — Там, в траншее, ребята головы кладут, а ты смыться решил?
— Иди давай! У меня приказ командира роты доставить тебя к особисту Воронину. И я тебя доставлю. — Павка помахал зажатой в руке сопроводительной запиской Войтова. — А не послушаешь, пеняй на себя: рожок в автомате полный.
— Гад ты ползучий. От боя, как слизняк от солнца, прячешься.
— Ничего, — усмехнулся Павка. — Тебя теперь бои не касаются. Думай лучше, как оправдываться будешь перед особистом.
— Чего мне оправдываться? Особист — не дурак, сам во всем разберется. Так что ты о себе лучше подумай. Вернусь во взвод, интересный у меня к тебе разговор будет.
— Вряд ли вернешься. Трибунал тебе маячит, а у него сейчас одна статья…
Сумел Павка проявить настойчивость, когда благодаря сопроводительной записке отвоевал место себе и Фитюлину на перегруженном ранеными мотоботе. Повезло им и во время переправы: успели переплыть Неву за несколько минут до налета немецких бомбардировщиков.
С правого берега захваченный плацдарм казался узкой полоской горящей и клокочущей земли. Пронзительный холодный ветер гнал оттуда табуны черно-бурого дыма, пахнущего сгоревшей взрывчаткой. Они больше часа безрезультатно бродили по лесу, окружавшему Невскую Дубровку, в поисках особиста. Здесь скопилось множество воинских подразделений. Но у кого из бойцов Васильков ни спрашивал про Воронина, никто не знал, где он находится.
— Ты у тех, кто чином повыше, спроси. Что тебе бойцы да сержанты сказать могут? Или специально время тянешь, чтобы на передовую не возвращаться? — нервничал Славка.
