Над Москвою небо чистое - Семенихин Геннадий Александрович (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Из-за большого письменного стола навстречу ему поднялся моложавый, крепко сбитый генерал-майор авиации. Над загорелым лбом весело курчавились короткие волосы, раскосые глаза источали такую силу, что Демидову как-то сразу стало легче. Три ордена Красного Знамени на груди. Слишком большой контраст составлял новый командующий с тучным Ольгиным, на которого уже беспощадно наступали годы. Демидову все понравилось в облике нового командующего. И ладно пригнанный костюм, и франтоватые, со скрипом сапог, тесно облегавшие сильные ноги, и вольно, по-домашнему расстегнутые верхние крючки кителя. Распахнутый ворот открывал красивую сильную шею. Генерал порывисто встряхнул Демидову руку, представился:
– Комаров. А что генерал-майор авиации – сам видишь.
– Подполковник Демидов.
Командующий задержался взглядом на его палке с серебряным набалдашником, о которую Демидов все еще опирался.
– Что? Латаный?
– Латаный, товарищ генерал, – весело отозвался подполковник. Ему все больше и больше нравился новый командующий.
– Ну садись, латаный, – засмеялся генерал, – чего на меня уставился?
Демидов остолбенело молчал. Он вдруг вспомнил, где слышал эту фамилию. В Испании о Комарове говорил весь фронт, там о нем слагались легенды.
– Был с вами одно время по соседству, товарищ генерал, – вырвалось у него.
– Где, в Новосибирске?
– Нет, под Гвадалахарой.
Комаров вытянул тонкие губы и весело свистнул:
– Вот как. Ты там что же, у Серова служил?
– У Серова.
– Видишь, в авиации все дорожки пересекутся. А чего из госпиталя выписался раньше времени? – спросил он вдруг строго.
– Совесть замучила.
– Совесть, совесть, – проворчал Комаров, – вот отправлю тебя этак месяца на два в Кисловодск или какое-нибудь Цхалтубо, узнаешь, что такое совесть. Чаю хочешь? – И, не дожидаясь ответа, крикнул: – Эй, Селиванов, два завтрака, срочно.
Девушка в белом халате поставила на широкий стол поднос с едой. Демидов и не собирался отказываться. Он жадно ел и короткими фразами рисовал обстановку, сложившуюся у него на аэродроме. Генерал постучал пальцем по синему фарфоровому графинчику, поставленному девушкой на стол.
– Может, хочешь?
– Нет, спасибо, – отрезал Демидов, – с утра не употребляю.
– Правильно делаешь, – одобрил Комаров, – летчики с утра к этаким сосудам не должны прикасаться. Вот за ужином, если нервы сдали, тогда да. Рюмка водки дороже всяких бальзамов. – Он разрезал аппетитно пахнущий кусок жареного мяса. – Значит, так, – сказал он отрывисто, откладывая в сторону нож и вилку, – обстановку на фронте я изучил. Успокаивающего в ней мало. Мы с тобой накануне нового наступления немцев. Снова перевес в авиации на их стороне. Тяжелые бои предстоят, Демидов. Надо держаться.
Подполковник поднял голову. Глаза его остановились, лицо сделалось усталым, бесцветным.
– Товарищ генерал, на этом рубеже их остановим?
Комаров строго прищурился и долго молчал, будто решая, говорить или не говорить подполковнику правду.
– Едва ли, Демидов.
– Плохо, – тихо вымолвил подполковник. Командующий настороженно подался вперед.
– Плохо, – жестче повторил Демидов, – народ устал, товарищ генерал. Не физически устал, а душой. Это самая страшная усталость! Если мы еще и Москву…
– Москву не сдадим! – сердито выкрикнул Комаров и сдвинул выгоревшие на солнце брови. – Москва – это судьба страны. Как бы ни было трудно, отстоим. – Генерал поднялся из-за стола и заходил по землянке. Ему было явно тесно в этой просторной землянке. – Не хочу судить своих предшественников, хотя и не оправдываю их, – продолжал он. – Да, были совершены ошибки. Были и тактические промахи, и грубые просчеты в маневре. Но мы не можем отбросить, подполковник, и другого. Люди наши советские воюют сейчас против лучшей в мире армии. Да, да, я не боюсь своих слов – лучшей в мире. Противник выбрал удачный момент для начала боевых действий. Даже для тех, кто стоял в приграничной полосе, и то война свалилась как снег на голову. Многие смутно предчувствовали, что она уже на носу, но никто не станет отрицать: простой солдат, командир да и генерал не знали, что именно двадцать второго июня в три часа посыплются на нас фашистские снаряды и бомбы. Это – внезапность. Но, я подчеркиваю, внезапность оперативная, а не стратегическая.
– Почему не стратегическая? – перебил Демидов. Генерал опустился рядом с ним на стул.
– А потому, что в принципе наше государство знало, что Гитлер вот-вот развяжет войну. Только кто-то упорно не хотел в это верить. Отсюда и все остальное. Неподготовленность тыла, нехватка на фронтах новейшего оружия. Вот ты, Демидов, до сих пор на «ишачках» воюешь?
– Наполовину.
– А их давно бы пора в архив. Еще до двадцать второго июня. А тебе бы «яков», да «мигов», да «лаггов».
Комаров встал и, стройный, прямой, снова прошелся вдоль стола, заложив за спину руки.
– Короче говоря, попали мы в переплет, – качнул он коротко остриженной головой, – только не так страшен черт, как его малюют, Демидов. Расправим плечи и тряхнем еще их, подлецов, со звоном, – генерал сжал обросшие рыжим пушком пальцы в кулак. – Так-то вот! А пока надо приглядываться и учиться тактике. У тех же немцев учиться.
Демидов недоверчиво усмехнулся, и рябинки вздрогнули на его лице.
– У немцев? – переспросил он с иронией. – Смелые вы речи говорите, товарищ командующий. Если бы их услышал майор Стукалов, следователь нашей военной прокуратуры, он бы вас неминуемо в пораженческих настроениях обвинил.
Комаров весело прищурил глаза и расхохотался:
– А ты чихай на подобных Стукаловых, Демидов. Войну ведь мы делаем, а не они. Пусть те, кому такие слова не нравятся, помнят, что преданность Родине мы ежедневно в воздухе жизнью своей доказываем. А полезному и у немцев учиться надо. Твои подчиненные как на задания летают? Звеньями или парами?
– Парами, товарищ генерал. Со второй недели войны парами.
– Ишь ты! Откуда же это пошло?
– Был у меня заместитель – майор Хатнянский, схоронили недавно. Он первым мысль подал, давайте, мол, попробуем, как «мессеры», парами вести атаки. С тех пор и пошло. Маневр легче, товарищ генерал, обзор лучше. Вот и стали применять эту тактику.
