Спать и верить. Блокадный роман - Тургенев Андрей (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
Тишина достигла апогея. Вот он — насущный ответ из первых уст!
— Товарищи, дыма, как говорится, без огня не бывает. Мало какой слух возникает на пустом месте. Теперь, когда операция «Первый снег» завершена, имею право рассказать о ее подробностях. Товарищи, атака, которая прорвет блокаду, которая принесет Ленинграду покой и вдоволь хлеба, еще только готовится. Она непременно будет и мы сделаем все возможное, чтобы она была успешной. Нынешняя же операция была не атакой, а контратакой. Фашисты, сгруппировав, организовали отчаянный штурм, и мы сломили его своей контратакой. Именно благодаря ее успеху, мы отодвинули опасность от стен города Ленина. Врагу нанесен серьезный урон, и надо сказать, что решающей силой в успехе контрнаступления были путиловские танки. Операция прошла успешно, товарищи! Вы понимаете, что в ходе осуществления операции нельзя было рассказывать о ней: у врага везде уши! Но теперь все можно сказать, и завтра в «Ленинградской правде» будет большая статья, описывающая исход операции…
Вновь аплодисменты, и новая волна расслабления: люди перешептываются, друг другу какие-то знаки, удовлетворенные, от сердец отлегло, вот ведь как разъяснились противоречивые слухи. Как ладно Киров все объяснил, камень с плеч. «Контратака! — думал Ким. — Стратегический ход! Интересно, Арвиль участвовал в контратаке?». Сам Киров был более всего доволен придуманным на ходу названием операции. Тень одного из порученцев уже телефонировала из кабинета начальника цеха в редакцию: оставить подвал первой полосы под статью, посадить наготове пару писателей, тезисы последуют через час.
— Товарищи! Дорогие мои путиловцы!
Голос стал мягким, почти домашним.
— Война в разгаре! Фашист по-прежнему превосходит нас в людской и материальной силе, по-прежнему у него выгоднее позиции — те, что он захватил в первые недели подлого нападения. Но преимущество его уменьшается, товарищи, с каждым днем. Победа не за горами, но чтобы на…
Тут Киров едва не сказал «насладиться ею», что было бы ошибкой. Сам расслабился и чуть не оконфузился. Но успел перехватить неуместное в этой аудитории слово.
— Не буду призывать вас к новым подвигам. Вы сами прекрасно осознаете, что делать, и делаете это сверх всяких возможностей и ожиданий!
Море дружно выдохнуло, тысячи тел слегка подались вперед и вверх: да, дескать, товарищ Киров, мы делаем это и сделаем это еще! И Ким рефлекторно выдохнул, подался вперед и вверх, и вот тут-то что-то не понравилось Киму. Сначало ему показалось в словах товарища Кирова какое-то, что ли, пренебрежение, а потом ему не понравилось, что он, Ким, не замыслившись ни на миг, так дружно выдохнул и подался. В Киме вообще был силен дух сопротивления. Он даже на безобидной физкультуре в школе иногда специально выбивался из упражнений на ать-два: ни для чего, просто чтобы не быть как все.
Голос Кирова вновь сменился: на сей раз на такой рабоче-деловитый с оттенками доверительности.
— Теперь, товарищи, несколько слов о мерах по облегчению положения ленинградцев, которые мы собираемся предпринять в самые ближайшие дни. Грядут холода, товарищи! Разумеется, мы сделаем все по обеспечению дровами, уже создана специальная комиссия. Но, товарищи, мы все знаем, что большие печи дров этих жрут немеряно, неэкономно жрут! Потому сегодня принято решение допустить к эксплуатации буржуйки, и на одном из заводов уже начинается их массовое производство. Чтобы, значит, было дешево и всем хватило. Товарищи, вы знаете, что буржуйка — хреновина пожароопасная. Поэтому мы проведем подробную разъяснительную работу по основам ее эксплуатации, по радио и в газете. И скоро откроем, товарищи, специальную выставку о подготовке к зиме, где и про буржуйки все подробно будет, и консультации по экономному использованию топлива. И уловки с зимней одеждой, как тепло сохранить, там будут представлены, и опыт хитростей по заклейке окон. Выставку оборудуем… В бывшей гостинице «Европейская», по Лассаля. И по оптимальному с точки зрения сохранения энергии использовании скудного, увы, продовольственного пайка… Я понимаю, друзья, что вопрос с продовольствием — наиглавнейший. Что тут могу сказать. В самые ближайшие дни серьезного улучшения не предвидится. К Празднику, конечно, постараемся подкинуть и выпить, и закусить. Товарищи! А в целом — ежедневно, ежечасно работаем по этому вопросу, товарищи. Изыскиваем новые пути доставки продовольствия в город. Уверен, в ближайшем будущем нам удастся переломить ситуацию…
Тут Киму, безо всякой видимой связи, вспомнилось про наложниц. Может и правда?
Тень одного порученца уже составляла дровяную комиссию, тень другого телефонировала в эвакогоспиталь, расположенный в бывшей «Европейской», на предмет освобождения первого этажа под выставку, третья тень крепко задумалась о предприятии для производства буржуек: тут с кондачка не решить, надо помозговать хоть до вечера. У Кирова нечто важное в голове щелкнуло на словах «изыскиваем новые пути». Лица толпы посуровели, тела подобрались. Еще чуть-чуть — и за работу пора. Ким вглядывался в большую фигуру Кирова, в его монументальное, будто в скульптурном комбинате изготовленное, лицо. «Сытый! — подумал Ким. — Красная карточка у него…».
— Давайте уж, братцы, напряжемся и продержимся, — несколько устало сказал вождь. — Верьте, победа не за горами. Вот уделаем фашиста в хвост и в гриву, а там уж и чарку большую подымем и закусим каждый по вкусу…
«Ты уж подымешь», — подумал вдруг Ким с настоящей злобой. Сам себе удивился.
91
Варенька брела домой от горящей школы, и вертелись, по ассоциации с Менделеевской, другие таблицы, из коридора. Что-то вроде «Колонна из миллиона людей, идущих по пятьдесят человек в ряду, проходит на параде мимо трибун в течении четырех часов». Сочинил их математик, но они здорово полюбились Верблюду Понькину, который всех заставлял наизусть учить доказательство. Что-то вроде если в ряду пятьдесят человек, это двадцать тысяч рядов, если каждый ряд метр, то длина колонны двадцать километров, скорость человека пять километров в час, получается четыре часа.
А по плану третьей пятилетки к сорок второму году во всех начальных школах С.С.С.Р. должно обучаться свыше сорока миллионов детей. И такая вот колонна на параде шла бы мимо трибун около недели.
Вот почему теперь это в голову лезет? Тем более что, конечно, школьные планы на пятилетку нарушились.
92
— И по четыре соленых помидора на каждого ленинградца!
— По четыре? — переспросил Киров.
— Детям, иждивенцам, служащим по четыре, а рабочим может получится и по пять.
Киров усмехнулся.
— Далее: детям — по стакану сметаны.
— Это хорошо, — кивнул Киров.
— Лично прослежу, товарищ Киров… А торжественную демонстрацию организовывать будем? — спросила тень, назначенная Праздничной Комиссией.
— Ты пьян, что ли? — Киров, наконец, поднял голову от бумаг. — Какая, к чертям, демонстрация?
— А в Москве, говорят, военный парад будет! — поспешила оправдаться тень.
— В Москву захотело? — рыкнул Киров.
Иногда он называл соратников в среднем роде, выказывая таким образом искреннее к ним свое отношение.
— Хва лясы точить! За работу!
Тень исчезла.
93
В общем и целом, о мести людям-ленинградцам Максим не помышлял.
Люди — что люди. Так. Опыт последних лет учил, что скорее пыль. И ленинградец — что за диво? Сегодня он ленинградец, а завтра гражданин республики Коми.
Другое дело — месть городу, который проглотил, пережулькал, выплюнул и не поперхнулся.
Холодный, расчисленный, бездушный, скептический — в противоповорот теплой, разухабистой, радушной, веселой Москве.
Не то что Максим всей селезенкой прямо вот так безапелляционно чувствовал это противостояние. Скорее искал теорию под свою личную неприязнь. И находил.
Разве можно возразить, что именно через Петербург вползло к нам немецкое крючкотворство и потом выродилось в чудовищную бюрократию, мощное зло всего С.С.С.Р. и Москвы? Ничего не возразишь.
