Разведка без мифов - Паршина Елизавета Александровна (книги без сокращений TXT) 📗
— Что у тебя в грузовике? — спросил он шофера.
— Боеприпасы.
— Что ж ты стоишь здесь?
— Так было приказано.
— Кем?
— Кем-то из батальона.
— На каком языке тебе дали этот приказ?
— На немецком.
— А ты его знаешь?
— Справляюсь.
— Как ты вообще попал в этот батальон?
— Послали нас сюда. Нам все-таки хотелось бы больше к американцам или к англичанам.
Ренн приказал ему немедленно съехать с дороги и проводил до более безопасного места.
— Боялся? — спросил он шофера.
— Боялся. Однако человек должен стоять там, где ему приказано.
24 июля франкисты перешли в решительное контрнаступление. Оно началось артиллерийским налетом, за которым последовал столь же массированный удар авиации. К командному пункту бригады без особой осторожности шел высокий человек в гражданском костюме. Шляпу он предусмотрительно держал в руках. Ренн выскочил из окопа, чтобы втащить туда наивного храбреца, так некстати появившегося на позициях.
— А ну, быстро прыгай в эту дыру! — Потянул он его за рукав.
Когда кончился налет авиации, и из окопчика показалась голова незваного гостя, Ренн узнал в нем участника Международного конгресса писателей-антифашистов норвежского писателя Нордала Грига. Последние дни конгресса проходили в Мадриде, и не один Нордал стремился побывать на фронте, хотя это и не разрешалось.
— Что тебе здесь надо, на передовых? — в сердцах воскликнул Ренн, — сейчас здесь начнется нешуточный бой!
— Хотелось навестить норвежских товарищей, — оправдывался Нордал Григ.
— Они впереди, в окопах, я не могу позволить тебе туда идти, это слишком опасно, да и здесь не место для делегата конгресса.
Нордал спокойно улыбался.
— А нельзя ли пройти еще немного вперед?
— Я не позволю тебе в такой обстановке идти даже назад. Вот стемнеет, велю отвезти тебя в Эскуриал, там есть где переночевать.
Однако Нордал Григ все же удрал на передовые позиции и нашел там своих земляков. Мало того, он решительно заявил, что останется с ними.
25-го франкисты окончательно овладели снова городом Брунете, а к концу месяца бои затихли.
Одна из бригад, наступавшая в первом эшелоне, была андалузской, и Паскуаль, конечно, уже повстречался с земляками. Шоферы всегда видятся друг с другом раньше всех. Ему не терпелось поделиться с нами последними новостями.
— Я встретил ребят из Антекеры. — начал он, открывая мне дверцу кабины.
Я остановилась и посмотрела с некоторой надеждой, может быть, сведения о потерях преувеличены… В это время из дверей отеля вышел полковник Лоти и, увидев Артура, подошел к машине. Паскуаль быстро сменил тему. Кто такой Лоти, он не знал.
-. Антекера в древности называлась Сингала, — продолжал он спокойно, вынимая из кармана дорожную карту.
— Где достал?
— Долго ли умеючи… — ответил Паскуаль, усмехнувшись.
Артур обменялся с Лоти несколькими фразами, а я отошла в сторону, занятая своими невеселыми мыслями. Иначе я не упустила бы возможности послушать, что думает Лоти о положении на фронте. Он — советник Генштаба и в курсе всех дел. Реплика Паскуаля сбила меня с толку. Оказывается, он знал древнюю историю. Я, в сущности, ничего не знаю о нашем верном друге и бессменном шофере. Кем он был до войны? Учителем, а может быть, историком?
— А как называлась Фуэнхирола, откуда мы так вовремя унесли ноги перед падением Малаги? — Спросила я, ожидая, что Паскуаль на этом вопросе «срежется».
— Суэль, или Сели.
Артур, распрощавшись с Лоти, пригласил меня в машину. Усевшись на заднее сидение, он несколько недоуменно оглядел нас: Паскуаля, лукаво улыбающегося, и меня, растерянную и пристыженную. Оказывается, разговаривая с Лоти, он одним ухом прислушивался к нашему разговору. Упоминание неизвестных ему населенных пунктов не прошло незамеченным, хотя содержания разговора он не уловил.
— О чем ты говорила с Паскуалем? — Спросил Артур, когда машина тронулись.
— Так, ничего срочного…
— Мне показалось, что речь шла об андалузцах из Сотой бригады.
— Паскуаль, что ты хотел мне сказать о ребятах из Антекеры?
— Они рассказывали, что анархисты не вступили в бой.
— Этого надо было ожидать. Они, видимо, надеялись на то, что Пятый корпус выйдет из боев обескровленным. Война еще в полном разгаре, а они уже думают, как бы сохранить свои силы для новой стычки с партиями Народного фронта.
Паскуаль молча наращивал скорость. Он торопился выехать из города, пока не стемнело, и можно было не зажигать фар. Заехали в штаб за ночным паролем и в комендатуру за моим пистолетом. Артур мирно спал, приткнувшись головой к стеклу дверцы. Когда машина набрала скорость, Артур на каждой выбоине стукался головой, но не просыпался. Паскуаль пристально смотрел на освещенную фарами дорогу. Кем же он все-таки был до войны? У нас до сих пор только и разговору-то было: хватит ли бензина? далеко ли до того или другого населенного пункта. Конечно, во всем виновато мое слабое знание языка. На более-менее сложные темы мы разговоров избегали. Однако это вовсе не значило, что мы не понимали друг друга. Я знала, что Паскуалю можно доверять все, и жизнь тоже. Что касается анкетных данных, то мы ничего не знали и не спрашивали друг о друге. Об Артуре мне тоже ничего не было известно, кроме имени, да и то я не была уверена в том, что оно подлинное. Это просто случайность, что он сохранил в Испании настоящее имя, оно ничем не выдавало его гражданства. Моего настоящего имени он тоже не знал и чаще всего называл Муркой. Наверное, ему это было приятнее, чем явно фальшивое — Хосефа.
Несколько дней прошли спокойно, если не считать хозяйственные заботы, которых накопилось достаточно. Прежде всего, предстояло раздобыть еще одну легковую машину. Нам посчастливилось подобрать на дороге оставленную кем-то неплохую спортивную машину, но ее отобрали. Оказалось, что она принадлежит бригаде Мате Залка, и ее просто не успели вывезти после аварии. У Лукача, как звали Мате Залку в Испании, тоже была неплохая разведка — он быстро установил, кто забрал его машину, и забрал ее обратно, правда, после того, как мы ее отремонтировали.
Артур отправил меня за машиной в Мадрид. Обычно мы доставали, машины, очень просто: выискивали какую-нибудь без хозяина и угоняли или договаривались с шофером, который был бы не прочь сменить хозяина. Потом уводили машину вместе с шофером, согласовав эту «операцию» в штабе фонта. С такого согласования я и начала. Доказать, что разведотряду машина нужна, было не трудно, и я получила записку к начальнику гаража, согласно которой мне разрешалось взять любую бесхозную машину. Естественно, в мадридском гараже не стояли машины фронтовиков. Скорее всего, там можно было обнаружить машину «запасливого» хозяина, придерживающего ее «на всякий случай».
Мне сразу повезло. Я обнаружила маленькую серую машину без хозяина.
— Чья машина? — спросила я у шоферов.
— Писателя Эренбурга, он в Париже.
— Я ее забираю, Паскуаль, осмотри…
Паскуаль немедленно влез в машину. Ключи были на месте.
— А если приедет хозяин? — забеспокоился завгаражом.
— Пусть обратится к Хосефе Перес Эррера.
Я набросала на блокнотном листке расписку, а Паскуаль вывел машину из гаража. Это был «фордик» — резвый и довольно экономный. Теперь мы с Артуром могли ездить порознь и успевать гораздо больше. На хозяйственные хлопоты Артур времени не тратил, и на меня ложилась роль фельдфебеля или старшины. В более сложных случаях Артур, конечно, занимался такими вопросами сам.
Прежде всего, надо было съездить в штаб 11-й бригады и урегулировать вопрос о присвоении некоторым разведчикам воинских званий. Предполагалось, что бригада после отдыха будет переброшена на Арагон. Артур договорился, что мы остаемся в составе бригады, но не будем ее сопровождать. В принципе были решены и другие организационные вопросы. Мне предстояло кое-что детализировать. Людвиг Ренн встретил меня приветливо, но выглядел плохо. Он еще больше похудел. В последние годы на его долю вошло слишком много испытаний: тюрьмы в фашистской Германии, скитания на чужбине после побега и, наконец, бои, в которых он участвовал с самого начала организации интернациональных бригад. Это был очень скромный и терпеливый человек. Артур рассказывал, что однажды Ренн на позициях выбрал время немного обмыться и снял рубашку. Оказалось, время выбрано не очень удачно, началась бомбежка, и Ренн остался без рубашки. Так и ходил весь день голый по пояс. Второй рубахи у него не оказалось. Жаль было отнимать время у начальника штаба, но по делам разведотряда говорили только с ним или с Каале. Людвиг смотрел на меня своими добрыми голубыми глазами, как бы умоляя отказаться от «подходов» и приступить прямо к делу. Но я боялась просить то, за чем приехала, поэтому все-таки начала издалека:
