Он сделал все, что мог. «Я 11-17». Отвеная операция (илл. А. Лурье) - Ардаматский Василий Иванович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Дядюшка Ионас, улыбаясь, встал и, не сказав ни слова, ушел. Я спросила у отца, что случилось, но он не ответил. Впрочем, я догадывалась, конечно, о причине ссоры. Наверное, дядюшка Ионас снова участвовал в какой- нибудь тайной работе и звал с собой отца.
Произошло это осенью сорок второго года. И с тех пор мы о дядюшке Ионасе ничего не знали. Отец о нем никогда не заговаривал. И вот спустя год после ссоры отец вдруг привел его к нам домой. Зная характер отца, я страшно этому удивилась. Но дальше последовало такое' что буквально ошеломило меня.
— Веди сюда Володю, — сказал мне отец.
Стою, с места тронуться не могу. Смотрю то на отца, то на дядюшку Ионаса. Отец разозлился, ударил ладонью по столу:
— Веди, раз сказано!
Я поднялась на чердак и разбудила Володю. Сказала, что его зовет отец, и предупредила, что отец не один, с ним пришел еще один человек, железнодорожник, старый приятель отца.
Несколько мгновений Володя напряженно думал, а потом сказал:
— Выбирать не из чего. Пошли!
И вот такая, значит, картина: за столом сидят отец, дядюшка Ионас и Володя. Дядюшка Ионас, наклонив голову, поверх очков рассматривает Володю. Тишина. Только слышно, как сердито сопит отец.
— Кто вы и откуда? — тихо спросил у Володи дя- дюшка Ионас.
— Я советский человек, которого крайние обстоятельства заставляют сейчас скрываться. Больше я ничего сказать не могу и не имею права. А вы кто?
— Я местный рабочий, железнодорожник. — Дядюшка Ионас усмехнулся. — Номинально член коммунистической партии.
— Что значит — номинально? — спросил Володя.
— А то и значит. Членских взносов, согласно уставу, не плачу. Организации у нас фактически нет. Четверо вот таких же, как я, номинальных, и все дело. Кустарничаем как можем. А голыми руками и не всякую блоху словишь. Но сейчас не об этом речь. Нужно решать, что с вами делать.
Володя пожал плечами:
— А что со мной делать? Я в ближайшие дни уйду.
— Куда?
— Решу по обстановке.
Дядюшка Ионас вздохнул:
— Ну, так вот: обстановка сейчас такая, что как бы все за вас не решили гестаповцы. Город на просмотре, да еще на каком! Просто так уходить и не думайте, если жизнь вам, конечно, дорога.
— Но и сидеть без конца, как клоп в щели, я не собираюсь!- рассердился Володя.
Несколько минут все молчали. Потом дядюшка Ионас сказал:
— Тут такое есть предложение: из города на восток, в Белоруссию, идут товарные порожняки. Есть кондукторская бригада, в которой все до одного — верные люди.
Могут вас доставить поближе к партизанам. Они эти места в Белоруссии знают.
— Это надо обдумать, — нерешительно сказал Володя.- Я хочу…
Володя не договорил. В дом ворвался запыхавшийся брат:
— Гестаповцы прочесывают нашу улицу! — крикнул он.
— Быстро на свое место! — приказал Володе дядюшка Ионас.
Володя поднялся на чердак. Отец с дядюшкой Ионасом разложили шашки и стали играть. Я подала брату ужин, а сама занялась шитьем. Прошел, может быть, целый час. Все мы прислушивались к тому, что было за окнами, но ничего не было слышно.
И вдруг резкий стук в дверь. Отец спокойно сказал мне:
— Иди и без лишних разговоров открой дверь.
В дверь барабанили сразу несколько человек.
— Кто там? — крикнула я.
— Полиция! Проверка! Открой!
В переднюю вошли два немца и двое штатских, одним из которых был уполномоченный по нашей улице, сосед через дом, Капчинский.
— Посторонние есть? — спросил Капчинский.
— Нет, — ответила я, совершенно забыв про дядюшку Ионаса.
— Как так нет, если сосед напротив сказал, что час назад к вам в дом зашел человек?
Немец оттолкнул меня, и все прошли в столовую. Отец и дядюшка Ионас, не вставая, удивленно смотрели на них.
— А это кто? — спросил Капчинский, ткнув пальцем в дядюшку Ионаса.
— Это мой друг и сослуживец Ионас, — ответил отец.
— Дядюшка Ионас, — добавила я.
— Что еще за дядюшка?
— Не вы же, господин Капчинский, дружите с ним, а я. Оттого вы его и не знаете. — Отец сказал это и передвинул шашку.
Второй штатский протянул руку к дядюшке Ионасу:
— Живо документы!
Дядюшка. Ионас не спеша вынул из кармана доку менты и отдал штатскому. Тот рассматривал их недолго. Видимо, все было в порядке. Возвращая документы, штатский сказал:
— Скоро комендантский час.
Дядюшка Ионас засмеялся:
— Если шашечный турнир затянется, заночую здесь. Так уж не раз случалось.
— Посмотрите, — приказал солдатам штатский.
Обыск был поверхностный. Просто солдаты обошли комнаты, заглянули в окна, на черный ход. В спальне зачем-то откинули одеяло на постели отца. В кухне пооткрывали ящики в столе. И после этого ушли. Капчинский простился с отцом за руку и, вздохнув, тихо сказал:
— Покоя от них нет ни днем, ни ночью!
Продолжение разговора с Володей происходило уже при погашенное свете, возле дивана, на котором было постелено для дядюшки Ионаса. Договорились так: в течение трех дней дядюшка Ионас выяснит все возможности переправки Володи к партизанам в Белоруссию и потом даст знать, как и когда все эго будет организовано…
Прошло больше недели. И вот отец снова пришел домой вместе с дядюшкой Ионасом.
Все было уже подготовлено. Состав порожняка уходил в Белоруссию в конце следующего дня. Стали обсуждать, как незаметно переправить Володю на товарную станцию. Где достать для него теплую одежду? Зима в тот год была ранняя и довольно жестокая, а Володе предстояло несколько суток провести в холодном вагоне. Поезд-то не пассажирский, он вообще не столько едет, сколько стоит на запасных путях.
Снова выручил дядюшка Ионас и его товарищи. В этот вечер дядюшка Ионас ушел от нас в отцовской старой куртке; полушубок, в котором он пришел, оставил для Володи.
Дальше план был такой. Завтра отец должен заболеть. И так как завтра воскресенье, его придут навестить товарищи по работе. Они будут приходить в разное время, одинаково одетые в свои рабочие полушубки. А в конце дня вместо одного из них наш дом покинет Володя. Вряд ли соседи смогут что-нибудь заметить. Затем Володя должен пройти до окраины города, к свалке. Там его будет ждать дядюшка Ионас, чтобы отвести к месту формирования эшелона и спрятать в одном из вагонов.
Володя с этим планом согласился. Даже пошутил, что-де напрасно дядюшка Ионас скромничал: не такие уж они кустари, как аттестовал он себя и своих товарищей. Но было заметно, что Володя очень нервничает.
На другой день я видела Володю только тогда, когда пришли товарищи дядюшки Ионаса. Вместо одного из них и должен был уйти из дома Володя. Он надел рабочий полушубок, валенки, шапку-ушанку… Прощаясь со мной, он снова напомнил о спрятанной на чердаке тетради и сказал, что верит моему слову. Я только кивнула головой, мне было трудно говорить. Володя внешне держался теперь спокойно, только был очень бледен.
Ну вот… А на другой день в самую последнюю минуту, когда Володя был уже запрятан в вагон, эшелон неожиданно был направлен не на восток, а на запад-в Кенигсберг. Единственное, что успел сделать дядюшка Ионас, это крикнуть Володе через стенку вагона, что в случае чего он может обратиться к машинисту паровоза, и сказал его имя.
Спустя недели две, когда машинист вернулся в Каунас, дядюшка Ионас узнал от него, что Володя покинул поезд на станции Вилковишки. Подробности до меня не дошли. Дело в том, что после этой истории отец окончательно рассорился с дядюшкой Ионасом, считая его виноватым в том, что случилось с Володей. Он больше не хотел его видеть и до самой своей смерти так и не помирился с ним. Не пришел на похороны отца и дядюшка Ионас.
Уже весной сорок четвертого года к нам днем явился литовский паренек лет семнадцати. Дома был один отец. Насчет тетради он был мной предупрежден, и, когда паренек сказал, что он пришел по поручению Володи, отец пустил его на чердак. Там паренек сразу же нашел тетрадь, засунул ее за рубаху и ушел.
