Не склонив головы - Калачев Владимир Сергеевич (читать книги онлайн .TXT) 📗
Как-то раз, придя в свое отделение раньше обычного, Эрнст, к своему удивлению, застал там Герберта Хюбнера.
— Я думал вы уже здесь, Эрнст, — проговорил Хюбнер.
«Эрнст» — так фамильярно Хюбнер не разговаривал со мной, — подумал Генле и пожал плечами:
— Но сейчас еще рано!
— Разве? — Хюбнер посмотрел на свои часы. А через минуту он уже с увлечением рассказывал о новом изолирующем материале, который он испытывает в блоке передающего устройства локатора. То, что говорил Хюбнер, было действительно интересно, этим вопросом еще недавно занимался и Генле. Но Эрнст решал его несколько по-иному и уже добился определенного результата. Однако предложения Хюбнера стоили того, чтобы над ними подумать.
Совсем недавно Хюбнер опять зашел в отделение и долго консультировался с Органовым по одному из вопросов. И только после того, как Хюбнер понял, что Аркадий Родионович слишком уклончиво отвечает на его вопросы, подчеркнуто вежливо извинился перед профессором, что отнял у него время, и отошел. Но перед тем, как отправиться к себе, он высказал Генле свое явное недовольство отношением русского ученого к его делу.
Доктор Майер понимал душевное состояние Органова. Конечно, работать на врага своей Родины нелегко. Руководитель центральной лаборатории глубоко уважал талантливого русского ученого. Поэтому требовать от него многого не мог, это было бы несовместимо с теми правилами, той моралью, которые определяли внутренний мир самого Майера. Часто встречаясь с Аркадием Родионовичем по работе, Майер проникался все большей симпатией к этому еще не старому, но почти совсем седому человеку. В свою очередь, Органов, беседуя с доктором, не мог не отметить высокую культуру, незаурядный ум и благородство немецкого ученого.
Постепенно между доктором Майером и профессором Органовым установились дружеские отношения.
А время шло. Майера уже несколько раз приглашали в Имперский совет, чтобы узнать, как работает русский ученый. Майер не знал, что его ассистент Герберт Хюбнер еще до него неоднократно приходил в Имперский совет и каждый раз задерживался в кабинете оберштурмбанфюрера СС Карла Роттенбергера. Ассистент Хюбнер давал подробнейшую информацию о положении дел в центральной лаборатории и о ее научных сотрудниках… Поэтому доктор Майер все чаще попадал в весьма затруднительное положение, выслушивая на Совете обвинения в недостаточной требовательности его как руководителя лаборатории к своим подчиненным. Особенно большой интерес проявляли в Совете к русскому ученому, торопили с докладом о результатах его работы. Доктор Майер в связи с этим испытывал все большую тревогу. Он объяснял руководству Имперского совета, что область радиолокационной техники — очень сложна и ждать каких-то особых результатов в работе русского ученого в столь короткое время нельзя.
Сначала эти доводы принимались во внимание, но за последнее время к ним стали относиться с недоверием. От доктора Майера требовали, чтобы он больше «выжимал» из русского ученого…
С доктором Майером несколько раз беседовали по поводу работы Аркадия Родионовича не только в Имперском совете. На эту тему все чаще разговаривали с руководителем центральной лаборатории и в управлении концерна. Было над чем задуматься ученому. Он понимал, что придет день и, возможно, очень скоро, когда руководство назначит жесткий срок отчета по научной работе русского профессора.
О своей тревоге доктор рассказал ассистенту Генле. Разговор был коротким, но Эрнст сразу осознал всю сложность создавшегося положения. Эрнст хорошо знал своего учителя и шефа. И если уж доктор высказал опасения, значит дело серьезное. Надо думать, искать выход…
Вместе с тем Эрнст Генле решил использовать возникшую ситуацию, чтобы помочь русскому ученому в одном деле. «Следует предложить доктору назначить продленный режим дня для Аркадия Родионовича», — подумал молодой немецкий ученый. Он хорошо знал руководителя центральной лаборатории и был уверен, что Майер не откажет.
После разговора с доктором Эрнст довольный, что так неожиданно и легко сможет осуществить теперь то, о чем думал все эти дни, направился к Органову и сообщил ему о разговоре доктора Майера с высшими чиновниками из Имперского совета.
Сообщение Эрнста Аркадий Родионович воспринял спокойно. Он отлично понимал, что рано или поздно нацисты потребуют у него отчета о работе. Органов не боялся за себя. Еще тогда, когда он давал согласие работать в центральной лаборатории, то знал, на что идет. Но Органов знал и другое — его товарищам-подпольщикам очень нужна именно такая помощь, которую он в состоянии оказать им, находясь в лаборатории.
Размышляя над сообщением Эрнста, Органов невольно отметил расположение к себе доктора Майера, его тактичность и понимание того положения, в котором оказался он, русский ученый, коллега по работе.
Между тем Эрнст решил сразу же поговорить с Аркадием Родионовичем и по другому, не менее важному вопросу.
— Аркадий Родионович, не согласитесь ли вы оставаться работать в лаборатории в вечерние часы? Нас никто не будет отвлекать от дел. — Увидев на лице Органова замешательство, Эрнст пояснил: — Я уже получил согласие доктора Майера.
— Скажите, Эрнст, вы придумали это специально для меня? — тихо спросил Аркадий Родионович.
— Не все ли равно… Какое это имеет значение?
— Спасибо! — Органов растроганно пожал руку Генле.
Эрнст Генле рано испытал нужду, Отец его потомственный рабочий-металлист — погиб еще в 1938 году, во время налета отряда штурмовиков на демонстрацию, организованную местным комитетом коммунистической партий.
Перед началом второй мировой войны Эрнст, уже будучи сотрудником одного из научно-исследовательских институтов, вступил в Коммунистическую партию Германии.
Недавно Генле получил ответственное задание.
На огромном заводе концерна «Динкельбарх-верке» действовала небольшая, но хорошо законспирированная коммунистическая организация. Коммунисты старались раскрыть глаза рабочим на то, куда ведет Германию стоящая у власти в стране так называемая национал-социалистская партия — партия авантюристов и крупнейших в мире политических преступников. Немецкие патриоты вели неустанную борьбу против военных настроений среди большой части немцев, одурманенных фашистской пропагандой.
Правда, за последнее время в связи с арестом больших групп рабочих, усилившейся активностью охраны из местного отделения гестапо, члены подпольной организации стали действовать еще осторожнее. Однако патриоты не прекращали работы среди рабочих завода.
Когда на завод пригнали «завербованных» русских из России, то немецкие товарищи решили наладить с ними связь. Но немецкие коммунисты годами испытаний были приучены к величайшей бдительности. Они знали, что гестапо особенно строго следит за тем, чтобы не допустить общения немецких специалистов с русскими рабочими в цехах. Немецким подпольщикам было также хорошо известно, как часто гестаповцы в своей практике используют тайную агентуру и особенно провокаторов. Естественно, это настораживало. И немецкие коммунисты решили ждать благополучного случая, лучше присмотреться к русским и, по возможности, проверить, не устроили ли нацисты какой-нибудь ловушки.
После первых месяцев тщательного наблюдения, скрытого, но внимательного изучения «завербованных» рабочих немецкие товарищи установили, что многие русские не примирились со своей участью. Больше того, некоторым подпольщикам из цеха сборки удалось заметить, что русские рабочие очень осторожны в своих высказываниях, хотя по отдельным фразам их вполне можно было заключить, что они неплохо осведомлены о событиях на фронте. Это натолкнуло немецких товарищей на мысль: тайно приносить в цех газеты и так оставлять их в шкафчиках для одежды, чтобы русские могли их брать. Предположение немецких товарищей подтвердилось — газеты стали исчезать. Вскоре удалось даже узнать, что газеты берут одни и те же люди. У немецких коммунистов окрепла уверенность, что русские рабочие имеют свою подпольную организацию.
