Прекрасны ли зори?.. - Ракипов Шамиль Зиганшинович (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Хафиза толкнула меня в бок, не зная, что я давным-давно уже заметил Рахилю, и заспешила навстречу подружке.
— Прошу любить и жаловать, — сказала Хафиза, подтолкнув слегка Рахилю ко мне. — Моя подружка. В этом году перешла в девятый класс, комсомолка-активистка, посещает курсы Осоавиахима, несколько раз прыгала с парашютом… С вышки.
Сафиулла, нахмурясь, дёрнул её за руку:
— Перестань, Хафиза. Что это ты разболталась?
Мы с Рахилёй подали друг другу руки, и она не сразу отпустила мою руку.
Теперь мы с Рахилёй виделись почти каждый день. Её каникулы подходили к концу, и мы старались каждый оставшийся денёчек провести поинтереснее. Вечерами мы гуляли по набережной Казанки. А в выходные дни отправлялись за город, катались на лодке, купались в реке, загорали. Я ей рассказывал, как жил эти три года, про Ивана рассказывал, про шахту. А Рахиля всё время восторгалась, как красива земля, если на неё глядеть с высоты птичьего полёта. Старалась поведать о том, какие чувства она всякий раз испытывает, прыгая с парашютом. Не удержалась и похвасталась, что ей скоро разрешат прыгнуть и с самолёта.
Рахиля ни разу не напомнила, что я когда-то обижал её. Будто мы сроду и не были в ссоре. Я старался делать так, чтобы она не вспомнила об этом.
Однако между нами однажды произошёл разговор, запомнившийся мне на всю жизнь. И день помню, будто вчера то было.
Я лежал, опершись на локоть, и смотрел, как ловко Рахиля плавает. Она стремительно приближалась к берегу. Вода завихрялась вокруг неё. Надо быть очень сильной, чтобы так плавать. И когда Рахиля вышла на берег, я невольно залюбовался, как ладно она сложена. Девушка поднималась по песчаному откосу. Уловив мой пристальный взгляд, вдруг остановилась, а потом быстро зашагала к своим вещам и легла на песке рядом со мной.
Рахиля задумчиво положила подбородок на сложенные ладошки, болтала согнутыми в коленях ногами. Вся ступня её была в песке.
Мы молчали. Слышно было, как плещется волна, набегая на галечник. Поодаль шелестели деревья. Прямо от песчаной кромки берега начинался зелёный луг. Над колышущимися травами жужжали пчёлы, перелетая с цветка на цветок, звонко стрекотали кузнечики, порхали, гоняясь друг за другом, бабочки.
— Гильфан-абый, — неожиданно обратилась ко мне Рахиля, — давно мне хочется уяснить для себя кое-что…
— Что именно? — спросил я, дивясь про себя, чего ради она меня назвала как старшего так почтительно — абыем.
— Вы с Чернопятко дружите давно?
— Давно. С тех пор, как себя помню.
— А что связывает вас? На чём основана ваша дружба?
Я задумался. Впервые задумался над этим.
— Спросила бы ты у меня что-нибудь полегче, — сказал я. — Дружим, и всё!.. Я ценю в нём честность. Я знаю, он никогда не оставит меня в беде… Наверно, он во мне находит те же самые качества…
— А наша с тобой дружба чем дорога? — Рахиля обернулась, испытующе посмотрела на меня.
Я пожал плечами.
— Ты меня решила экзаменовать?
— А всё-таки? — настаивала Рахиля.
— Ты мне нравишься, — выпалил я и отвернулся, чтобы она не заметила, как я покраснел.
— Чем?
— Какая ты дотошная! Откуда я знаю! — озлился я. — Нравишься, и всё! Ты красивая, вот…
— Я так и думала, — вздохнула Рахиля и снова положила подбородок на сложенные ладошки, задумчиво уставясь вдаль. — Всего только это и влечёт тебя ко мне. Я это поняла, заметив, как ты на меня смотрел, когда я из реки вышла. Потому и завела этот разговор. — Рахиля приподнялась и стала чертить на песке пальцем замысловатые узоры. — Друзья ничего не должны друг от друга скрывать, правда?
— Правда, — согласился я, гадая, куда она клонит. В сердце постепенно вползала тревога.
— Я хочу с тобой быть откровенной, — тихо сказала Рахиля.
— До сих пор ты со мной была не откровенной? — спросил я, в упор взглянув на неё.
— Не совсем, — сказала Рахиля, еле приметно улыбнувшись. Она постукивала ногой о ногу, с босых ступнёй сыпался песок на её загорелые бёдра. — Ты, наверно, собираешься со мной дружить, как Сафиулла с Хафизой дружат… Как тебе объяснить, даже не знаю. — Рахиля резко поднялась и села. Одним движением сгладила узоры на песке, принялась чертить другие. — Для Хафизы всё самое прекрасное в мире сошлось в Сафиулле. Ей ничего больше не надо — был бы он рядом. Пройдёт несколько лет, и они поженятся. Потом хозяйством обзаведутся. Потом детей нарожают. И будут счастливы. Будут жить, жить, жить так до старости. А я… Я не могу только так! Мне этого мало! Боюсь, что это свяжет меня по рукам и ногам! А мне совсем свободной быть хочется! Мне крылья обрести хочется!..
— Ты… ты что болтаешь? — растерянно проговорил я, впервые видя её такой взволнованной.
— Я боюсь этого! Боюсь! — твердила Рахиля, и на её глазах заблестели слёзы.
— Кого ты боишься? Не меня ли?
— Нет, Гильфан-абый, — улыбнулась Рахиля. — Тебя я не боюсь. Ты славный друг, — она потянулась ко мне и взлохматила рукой мои волосы. — Ты ни сам не обидишь, ни другому не дашь в обиду. И на моё счастье не посягнёшь. А я знаешь как боюсь быть несчастливой…
— Никто не собирается отнимать твоего счастья, — проворчал я.
— Жизни, которую Хафиза почитает за счастье, для меня мало.
— По-твоему, Хафиза несчастна? — резко спросил я.
— Смотря кто как понимает счастье! Они считают себя счастливыми, ну и пусть считают. А когда поженятся, их счастье польётся через край… — Рахиля села, дотянулась до цветка, алеющего среди редкой травы, пробивающейся сквозь песок, сорвала и стала нюхать. — Я буду счастлива, если обрету крылья и смогу взлететь к небу. Выше птиц! Выше облаков!.. Да, да, не ухмыляйся! Я хочу стать лётчицей! — Рахиля зарделась, будто цветок, который держала, но при последних словах горделиво выпрямилась и, казалось, от этого стала ещё привлекательней.
Прежде Рахиля часто бывала у нас. Прибегала показать интересную книгу, которую случайно купила в магазине, или сказать, что идёт в театре. Вечерами у нас всегда было многолюдно и весело. Мы танцевали и пели. Мама часто играла на кубызе. А потом все вместе принимались делать пельмени или перемечи. Рахиля повязывала фартук и чувствовала себя как дома. Мама и мои младшие братья привыкли к ней. А Анвар и Абдулла просто тосковали, если Рахиля два-три дня кряду не приходила. Она обычно играла с ребятишками в лото, домино, вместе с ними ползала на коленях по полу. А если малыши чересчур расшалятся, она грозила им пальцем и совсем серьёзно говорила: «Вот я вас за это не посажу в свой самолёт!» И дети сразу же умолкали.
Когда Рахиля стала бывать у нас редко, больше всех мне докучали вопросами Анвар и Абдулла. Едва возвратясь с работы, вхожу в дом, они тут же пристают:
«А где Рахиля? Почему она к нам не приходит?»
Однажды после работы пришёл домой, зашёл в сени, раздеваюсь. Из приотворённой двери голоса доносятся.
— Между вами чёрная кошка пробежала, что ли? — спрашивает мама. — Гильфан всё время ходит задумчивый, сам не свой…
— Наверно, устаёт на работе, — уклончиво отвечает Рахиля.
— А что же редко у нас бываешь?
— Заниматься много приходится. К тому же в неделю два раза в аэроклуб хожу.
— Мы привыкли к тебе. Приходила б почаще… — говорит мама и тихонечко вздыхает.
Я зашаркал сапогами, кашлянул погромче. Они притихли.
Отворив дверь, поздоровался с гостьей. Они, оказывается, затеяли пельмени стряпать. Рахиля в белом передничке. Ловко перебирают её пальцы тесто.
Я умылся. Рахиля подала мне полотенце. Всматривается в глаза мои, старается определить, нет ли в них обиды на неё. Я улыбаюсь, стараюсь казаться весёлым. Напяливаю на себя фартук Хафизы, иду помогать делать пельмени.
— Ну, хватит, — наконец говорит мать. — Сполосните руки, сейчас ужин будет готов.
Я беру газету, вытягиваюсь на кушетке. Рахиля всё ещё хлопочет возле матери. Они о чём-то переговариваются, смеются.
