Крест и стрела - Мальц Альберт (электронные книги бесплатно .txt) 📗
— Где вы, доктор? — Баумер остановился и невольно охнул. Его стало мутить. В операционной стоял омерзительный запах крови, испражнений и эфира.
— Я здесь. Вторая дверь налево. Туалетная. — Доктор опять беспричинно хихикнул. — Каким образом подстрелили этого малого?
Цодер стоял возле раковины умывальника, растирая тощую волосатую грудь полотенцем. На нем были только заплатанные кальсоны. Как всегда, при виде Баумера на его морщинистом уродливом лице появилась глуповатая ухмылка.
— Прошу прощенья за мое неглиже. — Он мотнул головой в сторону белого халата, свисавшего с крючка, как поникший флаг. — Когда мясник делает свое дело, он потеет. Когда он потеет, от него плохо пахнет. Когда от него плохо пахнет, девушки не желают любить его даже за фунт контрабандного кофе с черного рынка. Впрочем, эти шуточки уже покрылись плесенью… Но в чем дело? В вас тоже всадили пулю?
Баумер прикрыл за собой дверь.
— Ну и вонища же у вас! — Он зажал нос платком.
Цодер захохотал.
— Ах, Баумер, мой дорогой, мой уважаемый, да вы, оказывается, просто хрупкая барышня! Я согласен с вами — по правилам строгой гигиены сейчас надо бы начать уборку. Однако ничего не поделаешь — война. Должен сказать вам по-дружески, как коллега по кровопролитию: вы меня поражаете. Не нравится этот запах, этот сочный аромат прямой кишки? Нюхнули бы вы созревший рак матки. Это, скажу я вам…
— Прекратите! — с подчеркнутым раздражением перебил его Баумер. — Прекратите сию же минуту! — Он толкнул ногой дверь, чтобы она закрылась поплотнее.
С лица Цодера исчезла ухмылка.
— Я вовсе не хотел…
— Ладно. Только, пожалуйста, перестаньте болтать. Я устал, как собака, и времени у меня в обрез.
— Ну, конечно. Прошу прощения, — сказал Цодер и снова беспричинно хохотнул.
Баумер сунул платок в карман и вытащил сигарету. Лицо его было по-прежнему суровым, но про себя он усмехнулся. Он любил Цодера. Цодер был оригинал, чудак, в голове у него явно не хватало винтиков. Но он дорожил Цодером, как зеницей ока. В такое время, когда большинство хирургов на фронте, иметь врача, который отлично справляется с ежедневными вызовами к больным и несчастными случаями на заводе, — неслыханная удача. Даже если этот врач немножко не в своем уме.
— Так вот, доктор, — начал Баумер, — у меня к вам несколько вопросов… Нет, сначала оденьтесь. Мне неохота дышать этой вонью.
— Сочувствую. Помню в Гейдельберге… первый раз в анатомичке…
— Этот Веглер, — перебил его Баумер. — Как он?
— Могу гордиться собой. Скромно выражаясь, я был великолепен. Сквозное ранение брюшной полости. Пуля пробила часть ободочной кишки, точнее — прошла в нескольких сантиметрах от аппендикса. Прободение брюшины с разрывом ободочной кишки, как говорим мы, мясники-профессионалы. Дать вам пулю? Я сохранил ее для вас. Можете носить на часовой цепочке. Кстати, как же он все-таки нарвался на эту пулю?
— Когда я смогу поговорить с ним?
— Поговорить? Дорогой мой Баумер! Позвольте вам объяснить. Вы знаете, что такое брюшина?
— Нет.
— Коротко говоря, это мешок, где находится желудок, кишки и другие прелести. Пробить брюшину — значит поразить Природу в самое чувствительное место. Последствия? Острый шок. Неизбежно. У пациента сильный организм, отличное физическое развитие, мускулатура и прочее. Однако даже перед операцией ему пришлось сделать переливание крови. Возможно, придется и повторить. Я уже назначил капельное вливание глю…
— Когда я смогу поговорить с ним?
— Понятия не имею.
— А когда он очнется от наркоза?
— Часа через два-три.
— Я приду через два часа.
— Это невозможно!
— Почему? Вы что, не понимаете? Я должен поговорить с ним. Должен! Да не возитесь вы с рубашкой. Накиньте пиджак и выйдем отсюда.
Цодер кивнул и пристально поглядел на Баумера. Любопытство мелькнуло в серых, лишенных блеска глазах, так не шедших к его вечно ухмыляющемуся лицу, к его болтовне и хихиканью. Он набросил на себя пиджак.
— Не возражаю! — ликующе воскликнул он, проходя с Баумером через операционную в коридор. — Моя стерильная операционная надушена эссенцией кошачьей блевотины! — Цодер захлопнул за собой дверь.
Баумер глубоко вдохнул в себя воздух.
— Но почему нельзя поговорить с ним?
— В подобных случаях врач только через два-три дня может знать, выживет пациент или нет. Тут есть серьезная угроза заражения крови. Я оставил в ране дренажную трубку. Если даже все обойдется благополучно, Веглера никто не должен беспокоить еще неделю. Даже вы.
Баумер усмехнулся. Он был красив — белокурый, с гладкой кожей, с точеным волевым лицом. В ладно сидящем костюме из легкой синей шерсти, стройный и подтянутый, он держался очень прямо, и никто не сказал бы, что ему уже под сорок. Только улыбка выдавала его возраст. Эта сдержанная, безрадостная улыбка сразу превращала молодого красавца в усталого, измученного человека — в нацистского чиновника, с горькими складками у губ, с жестким ртом и еще более жесткими глазами.
— Вы ничего не понимаете! — сдавленным от ярости голосом сказал он. — Неужели вы думаете, что меня беспокоит, выздоровеет ли этот ваш… пациент? — Он выплюнул это слово, как мокроту.
— А разве нет?
— Его ждет военный трибунал. Эту гнусную голову отделят от гнусного тела. И хорошо бы ржавым тупым ножом, чтобы не слишком быстро.
Удивление превратило безобразное лицо доктора в комическую маску. Он уставился на Баумера, разинув рот.
Баумер, глядя на него, невесело усмехнулся.
— Да, — сказал он, — именно так. — И неожиданно добавил — Ей-богу, Цодер, я шесть месяцев ломал себе голову, стараясь вспомнить, где я вас видел. Теперь вспомнил. В студенческие годы, на средневековой гравюре. Придворный шут какого-то короля. Вот кого напоминает ваша безобразная рожа, вам это известно?
— Но почему? — спросил Цодер. — Что он сделал, этот Веглер? Бог ты мой, ведь только вчера… Вы же сами дали ему…
— Да, — со злостью перебил Баумер. — Крест «За военные заслуги»! Не кому-нибудь, а именно ему. Я служу функционером Трудового фронта с тридцать третьего года, если не считать перерывов, и никогда не допускал таких промахов. Этот Веглер, этот «образцовый немецкий рабочий» — так, кажется, я сказал в своей речи, — зажег сегодня ночью огонь.
— То есть как это?
— И сделал это очень ловко, поздравляю вас. На поле, как раз за литейным цехом. Как образцовый немецкий рабочий, он очень аккуратно выложил из сена огромную стрелу и полил ее керосином. Когда над нами пролетали британские выродки, он ее поджег. Как вам это нравится? Стрела, конечно, указывала прямо на завод.
Цодер не ответил. Он молча таращил глаза.
— Почему я хочу говорить с ним? Теперь вы знаете почему.
— Та-ак! — негромко протянул доктор. — Значит, кончился наш медовый месяц! Теперь пойдут бомбежки.
— Не обязательно, — ответил Баумер. — Мы успели потушить огонь, не дав ему разгореться. Может, англичане его и не заметили.
— Он! — сказал Цодер. — Почему все-таки он? Что он за человек?
— Вот именно! Работает ли он на английскую разведку? Или на заводе завелась красная сволочь? Кто он? Теперь вы понимаете, в чем дело?
— Вполне, — произнес Цодер с глупым смешком. — Значит, вопрос сейчас в том, «кто и что он, этот Веглер»?
— Чем можно привести его в сознание? Вы отдаете себе отчет, Цодер, как много зависит от вас? Если он принадлежит к организованной группе на заводе, кто знает, что они еще могут натворить? Скажу вам откровенно; в расчетах военного министерства безопасность таких заводов, как наш… Черт, вы же знаете, они начали бомбить Рур и Рейнскую область. С этих пор, вероятно, добрую половину государственной продукции будут поставлять засекреченные заводы. Нам сейчас некогда зарываться в горы. Это роскошь мирного времени.
— Только ради бога, — сказал Цодер, — не взваливайте на меня ответственность за безопасность завода. Все зависит от состояния пациента.
