Семейщина - Чернев Илья (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
2
Уже в начале лета район снабдил обе Никольские артели в кредит инвентарем и машинами, потребными для сенокоса, уборки и молотьбы. У красных партизан и закоульцев появились сенокосилки, конные грабли, сноповязалки, жатки-самосброски. Из МТС доставили две сложные молотилки с тракторным приводом…
— Не забывает советская власть крестьянина, — говорил Епиха своим артельщикам. — С этими машинами мы живой рукой страду прикончим.
И, будто перекликаясь с Епихой, на другом конце села, в Закоулке, бригадир Куприян Кривой нашептывал своим людям:
— Понагнали-то их вон сколь. А что толку? Будь бы урожай, а то… и без машин управимся. Видно, зря им стоять нынче… Травы что на Тугнуе, что на Оборе, — возьми да выбрось: все сгорели. Заместо машин о кормах бы позаботились лучше, привезли бы колхозу сена. Зимой-то поди повалятся кони с голоду… да и народу не сладко придется… А они — машины… Головы!..
Но напрасно костил Куприян районное начальство. В районе придумали таки средство от бескормицы. Во время сенокоса обе артели получили распоряжение: выкопать глубокие ямы, мелко резать в те ямы всякую траву, пырей и полынь, в страду туда же крошить солому, все это крепко утоптать, закрыть наглухо, — силос. Тут уж среди артельщиков поднялся гвалт:
— Отродясь такого не слыхали!
— Станет ли наш скот эту квашенину исть! Эва чо удумали! Единоличники подсмеивались, подзуживали:
— Наших артельщиков что не заставят, все сработают… Сегодня скоту, завтра этаким же манером себе!
— А вы наперед коров опросите: согласны ли они еще?
— Ученые-то и не это по времени придумают: сами станете ту квашенину жрать да похваливать — до чего, дескать, скусная!
И к закоульцам и к красным партизанам приезжал участковый агроном, толковал насчет силоса в правлениях, собирал специальные собрания. Епиха, Гриша, Мартьян Яковлевич, Карпуха Зуй, Корней Косорукий, Викул Пахомыч поддержали агронома.
— Зря нам не посоветуют! — авторитетно заявил Карпуха Зуй.
— Попробовать можно… почему не попробовать, оно это самое дело, — согласился Корней.
У красных партизан дело пошло: стали рыть ямы, наладили соломорезку.
Зато закоульский председатель Мартьян Алексеевич, его правленцы и бригадиры махнули на силос рукой:
— Пустая затея!
Мартьян Алексеевич пообещал агроному;
— Все будет сполнено. Однако к закладке силосного корма приступать он не торопился, тянул и тянул.
Когда же из района ему напоминали о силосе, он отговаривался нехваткой рабочих рук: все, мол, заняты, в разгоне народ, — сенокос, страда.
С сенокосом никольцы управились быстро: и впрямь косить нынче нечего. Артельщики выехали страдовать еще до успенья. Хоть и ворчали старики, что хлеб недозрел, зеленый покуда, — приказ из района такой вышел. Красные партизаны начали первыми, закоульцы вслед за ними через два дня, а единоличники по старинке — лишь проводив успенье:
— Успенье пришло, значит, все успелось…
Вот тут-то и обнаружилась разница между двумя колхозами. Верно, засуха никого не пощадила, но почему же, при всей их скудости, хлеба красных партизан все же лучше хлебов закоульцев? Партизаны пахали и сеяли на совесть, — у закоульцев земля дорабатывалась вражьими руками Куприянов Кривых и их подручных. Как и следовало ожидать, закопанное трактором зерно не выбилось из-под придавившего его тяжелого пласта, прелый ячмень не взошел, плешины огрехов чернели то тут, то там. У закоульцев начисто погибло четыреста га, — у красных партизан полтораста наберешь ли. Реденькие и хилые, закоульские хлеба являли собой унылую картину — не на что порадоваться глазу. Куда как гуще и ровнее выглядели хлеба партизан, хотя и у них посохло, сморщилось, не налилось в меру зерно в колосьях. Однако на иных участках овес и ярица выколосились совсем ладно. Нет, не попусту, видать, тягались меж собою партизанские бригадиры!
Разница эта бросилась прежде всего в глаза руководителям обоих колхозов: кто, как не Мартьян Алексеевич, не Епиха с Гришей ежедневно объезжают поля. Мартьян-то помалкивал, знал, где тут собака зарыта. Зато не помалкивал Епиха. При встречах с Мартьяном Алексеевичем где-нибудь в полях он, не скрывая торжества своего, кричал ему:
— Что, паря Мартьян, кажись, мы обскакали вас?!
И взмахивал рукою в сторону колеблемых ветром ячменей и овсов.
Мартьян Алексеевич без дальних слов понимал, чему радуется Епиха, менялся в лице, ворчал:
— Не шибко-то обскакали… Рано пляшешь! И он понукал коня.
Епиха видел в победе над закоульцами доказательство большей спаянности, лучшей работы его артели. В правлении, в бригадах, в разговоре с артельщиками именно так и объяснял Епиха смысл этой победы.
Партизанам льстила высокая оценка их труда, — и впрямь не бесплодно прошли все их старания, и впрямь на их полях будет больше, кажется, хлеба, чем у закоульцев. Но никто из партизан не давал себе воли обидеть насмешкой незадачливых закоульских артельщиков, и не потому только, что сами партизаны не далеко ушли от полного несчастья, а может, и не ушли еще, — незадача закоульцев по старинке казалась всем божьим промыслом: разве вольны они заставить землю родить, если ей нынче родить не положено? Над неурожаем, постигшим даже недруга, семейщина никогда не издевалась. А тут ведь не враги какие, — те же колхозники, только другой артели. Но все же партизаны выглядели при встречах с закоульцами куда веселее, а те хмурились, будто боялись, что вот-вот они будут осмеяны, глядели на партизан с недоверием и завистью…
Много чего говорили в обеих артелях насчет неурожая, кормов, силоса, предстоящей дележки, но никто и не подумал как следует о том, что это все-таки за причина, породившая разницу в урожае в двух соседних колхозах.
А как отнесся к этому сельсовет? У сельсовета — свои заботы. У него налог, страховка, у него
единоличники, школа на руках, — да мало ли что! Некогда сельсовету о колхозах думать: у них свое
начальство, пусть оно и думает.
А район? Что ж район: Мухоршибирь далеко, полсотни километров, не одно Никольское в районе — десятки сел и улусов. В районном земельном управлении, в райисполкоме и не подозревали, что они скользят лишь по верхам, не проникают вглубь, в самую суть вещей и людских отношений. Председатель Епиха представлялся в районе славным, своим, но беспокойным, горячим малым, от него можно было ожидать всякого коленца, но ведь нынче у него под боком выдержанный заместитель, бывший красный командир, и, значит, все будет в порядке. Прошлогодний скоропалительный раздел колхозных доходов в ущерб государству уже не может иметь места.
— Ну и прыткий ты! — встречаясь с Епихой, вспоминал иногда председатель РИКа Ларин. — Помнишь, как раньше всех урожай поделил? Небось приструнил тебя теперь Григорий?
Епиха рассказывал Ларину о достижениях «Красного партизана», о соревновании бригад, говорил, что, несмотря на засуху, он не боится голода, — у них не то, что у закоульцев. В районе этим рассказам не придавали особого значения: ну, бахвалится немного мужик, надо же ему чем-нибудь загладить свою прошлогоднюю вину. Мартьяна Алексеевича считали, положительным, вдумчивым, дельным руководителем, — недаром он постоянно серьезен, постоянно озабочен. Если у него и действительно хуже на полях, чем у красных партизан, не его в том вина, — стихийное бедствие, ничего не поделаешь, не одно Никольское пострадало от засухи…
Наезжая в деревню, районные работники неизменно выступали перед колхозниками с речами о пользе тракторов и других машин. Но не слишком ли много было их, этих речей? Епихе, Мартьяну Яковлевичу, Карпухе Зую, Викулу Пахомычу, всем умным, понимающим мужикам этого и доказывать нечего. В обеих артелях народ воочию видел, что на участках, вспаханных весною тракторами, хлеба и гуще и выше. Это даже старорежимным старикам понятно, и они это признают. Только самые закоренелые из них продолжают еще бормотать:
