Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» - Якименко Антон Дмитриевич (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Понял, — передает Бондаренко, — иду в атаку.
Через секунду-другую он дублирует распоряжение командного пункта:
— «Заря»! поднимайте четверку из группы «Меч»! Это для нас. Минута, и одна за другой в небо уходят две пары: Иванов с Табаковым, Коротков с Деминым.
— Бей правую группу! Я атакую ведущих!..
Молодец, Бондаренко! Правильно мыслит. Сам решил ударить головное звено, пару Коровушкина направил на тех, что идут на сближение с флагманом.
Пока Иванов не связался с командным пунктом дивизии, передаю по радио:
— Поспеши! Прикрой Бондаренко. Сейчас должны подойти «мессера».
— Вас понял, — говорит Иванов.
— Бей его! Бей! — кричит Бондаренко.
— Слышишь? — спрашиваю Иванова. Слышит, но пока никого не видит. Кто-то кричит: «Истребители!» Кто-то успокаивает: «Наши с востока». И опять: «Истребители! „Мессера“!»
Хуже нет ждать на земле в такую минуту. Почему я не там? Не в бою? Хотел бы, очень хотел. Но приказ есть приказ: «Сиди пока, командуй!» Вот и сижу. Вернее, стою. А если точнее — не нахожу себе места. Беру микрофон и не командую, а прошу, умоляю:
— Иванов, поспеши!
Спешит, всех слышит, но пока никого не видит: в воздухе дымка. Но вот сообщает Иван Табаков, из звена Иванова:
— Истребители! Впереди, справа, выше.
— Вижу! — отвечает ведущий. — Идем в высоту! Молодец, Табаков, глазастый. Правильно решил.
Иванов: пока противник тебя не увидел, запасись высотой. Есть высота — есть скорость. Есть скорость — есть и маневр. Скорость, маневр плюс огонь — это победа. Бей только сверху. После атаки — вверх. И опять сверху… Инициатива в твоих руках. Ты диктуешь волю противнику. Ты победитель.
Все идет хорошо. Звено Бондаренко бьет бомбовозов. Полагаю, успешно. Иначе Иванов пошел бы ему на помощь. А сейчас у него на прицеле «худые», как иногда называют Ме-109 за тонкий и хищный профиль фюзеляжа.
— Смотри! Смотри! С дымом идут…
«С дымом» — значит на полном газу, на полных оборотах мотора. Это значит, что группа Ме-109, увидев звено Бондаренко, заспешила на помощь своим бомбовозам. «Не упусти, Василий, момент, бить надо вовремя, иначе…»
Это я мысленно, про себя, тороплю Иванова. Сейчас я должен молчать, потому что ему виднее, какова там обстановка, как и кого ударить.
— Командир! Сзади еще звено «мессеров», — предупреждает его Коротков, ведущий пары. — И низко.
— Не важно, — отвечает ему Иванов. — Врага не считают, а бьют. — Командует: — Атака!
И началось…
Все сразу смешалось: крики, команды, брань. То на самой высокой ноте, то с хрипом, будто из-под земли, то зло, то восторженно… «Федя! Бьем правую группу „худых“… Вместе! Вместе, тебе говорят!..» Федя — это Коротков. А приказ — Иванова. Значит, атакуют звеном. Жду результата атаки. Я узнаю его по возгласам. Обязательно кто-то не выдержит, чертыхнется со зла или поделится радостью…
— Горит! Горит! — надрывается Иван Табаков.
Понятно: сбили «худого». Вот и Иванов подтверждает: «Верно, горит». И сразу дает команду: «Прикрой! Я прижму вон того, желтоносого». Кажется, я слышу свист разрезаемых крыльями струй, слышу рокот моторов, дробный звук бортового оружия. А вот это уже не кажется, это действительность.
— Горит!..
А где сейчас летчики Зотова? Все еще спят? Хватит, пора подниматься. Пора сажать их в кабины. Кричу: «Матвей! Готовность номер один!» Слышу топот бегущих. Вовремя вспомнил о них: меня зовут к телефону, очевидно, прикажут кого-то поднять…
— Четверку из группы «Меч»! — говорит начальник штаба дивизии. Он раздражен, недоволен — почему по радио команду не приняли?
Знаю, разговор потребует времени — полковник Лобахин любит делать нравоучения. На секунду оторвавшись от трубки, говорю офицеру: «Звену Василевского — воздух!» И снова в трубку;
— Такую команду не получал, товарищ полковник.
— Слушать надо внимательнее…
Слушаю начальника штаба, одновременно гляжу в окно. Звено запустило моторы, вырулило из капониров, взлетает. А там, за линией фронта, кто-то кричит:
— «Худые» бегут! Удирают!
Кто-то ему отвечает: им сейчас не до «юнкерсов».
Говорю в телефонную трубку: «Я вас понял, товарищ полковник. Учту!» — «Всегда вы вот так, Якименко, — недовольно ворчит Лобахин, — „учту“, а сами всегда по-своему…»
— Вернись! Табаков, вернись! — кричит Иванов. Табаков, значит, не выдержал, погнался за Ме-109. Понимаю его, выдержать трудно, если враг удирает. Но надо. Потому что на этом немцы подловили не одного из наших летчиков. Заманят, а потом накинутся сразу оравой, и все — сложил боец свою горячую голову…
Тишина… Ну что там они? Как у них там дела? Что с Табаковым? Преследует немцев или вернулся? Почему молчит Иванов? Вместе они или потеряли друг друга? Самое худшее, если каждый воюет сам по себе, одиночкой. Одному очень сложно в бою. За одинокими немцы охотятся…
— Атакуйте! Мы сзади, прикроем!
Будто гора с плеч. И сразу, как на экране, картина. Впереди Табаков, за ним Иванов, сзади — Коротков и Демин. Молодцы, ребята! Расцеловал бы их всех, жаль, не достанешь. А Табаков погорячился. Вырвался! Понесся! «Полиз попэред батька в пекло». Ну ничего, об этом разговор впереди. Об этом с ним мы потолкуем. Если каждый ведомый начнет своевольничать… Да, а почему молчит Бондаренко?
— Бондаренко, как меня слышишь?
Тишина. Молчат и его ведомые. Меня охватывает чувство тревоги. Слышу голос Короткова: «Внизу рвутся бомбы!..» Иванов сообщает: «На своих сбросили». И вдруг:
— Горит! Горит самолет!
Непонятно, кто закричал, но как закричал, чувствую: наш. И опять тишина. Понимаю, в чем дело: ждут, выпрыгнет или не выпрыгнет летчик. Нервы напряжены до предела. Жду. Не знаю, что бы я сделал, услышав, что летчик спасся. Молчат. Все молчат.
— Бондаренко, как меня слышишь?
Тишина. Только шуршит в приемнике. Слышу запрос Иванова:
— Звено Бондаренко! Кто меня слышит? Отвечает Коровушкин:
— Я слышу. Задача выполнена. У нас на исходе горючее, кончились боеприпасы. Выходим из боя.
Проходит десять минут. Появляются трое «серых». Мимо идут, в Кащеево. Одного не хватает. Неужели его, Бондаренко? Не хочется верить. Очень хороший летчик, и специально оставил его среди «серых» — думал повысить в должности, дать ему эскадрилью.
