Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» - Якименко Антон Дмитриевич (книга бесплатный формат TXT) 📗
«Все ясно, — думаю, — — боевой порядок пары тоже, выходит, надо растягивать».
Правда, Табаков об этом ничего не сказал, но это и так понятно, доказательств просто не требуется.
Выступая, летчики дополняют друг друга. Разговор идет деловой, объективный. Каждый излагает только свою точку зрения, только свои впечатления, в зависимости от роли, исполняемой ими в бою.
— В плотном строю воевать тяжело, — подводит итог Матвей. — Обычно в предвидении боя мы делим группу на две подгруппы: ударную и прикрывающую. Первая должна бить бомбардировщиков, вторая — прикрывать ее, отсекать вражеских истребителей. Но так как маневр ее ограничен, то ударная, чтобы самой не попасть под удар, бьет в первую очередь истребителей и только потом бомбардировщиков. То есть нерационально расходует время, не по назначению тратит боекомплект…
Гляжу на часы. Надо бы еще поговорить, поспорить, накоротке не решишь все вопросы. Но время нас подпирает, торопит. Я говорю:
— Мы убеждались не раз, что тактика дело творческое. Надо анализировать каждый полет, каждую атаку, успех и ошибку. Надо постоянно искать новое. Прием, дважды примененный в бою, — уже не прием, а шаблон, и противник на этом может подловить.
Мы говорим, вспоминаем, как, совершенствуясь, менялись боевые порядки. Сначала звено состояло из трех самолетов, потом из четырех, то есть из двух относительно маневренных пар. Сначала пара ходила сомкнутым строем, крыло в крыло, потом ее растянули по фронту, а дистанцию при этом оставили прежней, поначалу и это себя оправдало. Потом растянули строй в глубину, и пара обрела свободу маневра. Ведомый, находясь позади своего командира, стал именоваться его «щитом». А теперь вот и этот строй, названный «острым пеленгом», уже устарел, нужен еще более острый, потому что свобода маневра в бою — одно из условий победы.
— Но это еще не все, — говорю я пилотам, — назрела необходимость подумать о роли каждой пары в звене, и больше всего о роли ведомой. Что у нас получается, когда мы атакуем звеном? Получается, что и ведущий второй пары по сути дела остается таким же ведомым, как и другие. По команде идет в атаку, по команде открывает огонь, подчас не успев и прицелиться. Это, конечно, не дело.
Смотрю на пилотов. Слушают. Внимательно, сосредоточенно. Вижу: моя мысль им по душе, все понимают, что я хочу сказать, какое приму решение. Ну что ж, тем лучше, когда думы командира полка совпадают с думами его подчиненных. От этого только польза. Продолжаю:
— Отныне будем считать, что ведомая пара в звене единица самостоятельная. Что она имеет право на свободу маневра и действий. Если звено атакует группу фашистских машин, то ведомая пара, оставаясь в общем строю, сама выбирает цель, самостоятельно открывает огонь. Только прицельный, только на поражение. Хорошо, если звено, действуя парами, атакует цель с разных сторон. Это рассредоточит и ослабит ее оборонительный огонь. Отлично, если звено, выполняя задачу, будет делиться на две подгруппы: ударную и прикрывающую и будет эшелонироваться на высоте. Но об этом надо еще подумать, проиграть ряд вариантов еще на земле, чтобы в воздухе действовать четко, быстро и безошибочно.
Беру цветной карандаш, лист бумаги и провожу на нем волнистую линию: три гребня, три впадины. Силуэт самолета рисую на гребне, делаю подпись: «первая пара». Второй силуэт располагаю во впадине. Это вторая пара. Спрашиваю:
— Иванов, тебе это понятно?
Командир звена Иванов высок, худощав, подтянут. Молча смотрит на схему. Это его привычка: подумать, прежде чем что— то сказать, такой он и в воздухе.
— Понятно, товарищ командир. Это профиль полета звена.
Пары, следуя друг за другом, идут по вертикальной змейке. Разогнав скорость, первая устремляется вверх, вторая, следуя сзади метров на триста, идет с принижением, набирает скорость. Затем она поднимается вверх, а первая начинает снижаться. Непрерывно меняясь местами, звено постоянно имеет в запасе и скорость, и высоту. Такой прием хорош при барражировании…
— Молодец! — хвалю Иванова и, всем предложив подумать над этим приемом, подвожу итоги летного дня.
Я говорю о том, что мы добились успеха, что враг убедился в силе наших ударов и будет нас опасаться. И реванш попытается взять. Бдительность — вот что самое главное. Не зевать, не позволить врагу ударить внезапно, врасплох. Инициативу легко потерять, завоевать — трудно. Нет инициативы — нет победы.
Так мы вчера говорили, рассуждали, принимали решения, а сегодня будем действовать в новом боевом порядке, и звено Бондаренко уже действует.
Слышу: Бондаренко связался с капэ — командным пунктом авиакорпуса, что идет в составе четверки в районе Белгорода. Ему передали: «Патрулировать западнее». Это значит выйти на территорию противника и ждать.
Догадываюсь: командир авиакорпуса располагает какими— то данными о налете противника или, как мы иногда говорим, «ждет драку». Передаю на стоянку:
— Звену Иванова готовность номер один.
В авиации три вида боеготовности: «Номер один» — летчик сидит в кабине, мотор прогрет (если в зимнее время), самолет расчехлен. Осталось только нажать на кнопку «запуск»… «Вторая готовность» — летчик и техник находятся у самолета. Летом они коротают время под плоскостью: спят и просто так, отдыхают. В зимнее время ходят вокруг самолета, толкаются, борются, чтобы согреться. Но что бы ни делали, они всегда начеку, всегда ожидают команду: «Готовность номер один!» или «Вам взлет». Поэтому и летчик и техник всегда как сжатая пружина: один толчок, один сигнал, и она в действии.
В «готовности номер три» мы постоянно, что бы ни делали, где бы ни находились. В классе, общежитии, столовой. Находясь в «третьей готовности», мы слушаем лекции, проводим бюро и собрания. Но по сигналу «Тревога!» мы сразу бежим к самолетам, сразу готовимся к вылету. И можем пойти на взлет, так и не услышав команду: «Готовность номер один».
Слышу доклад Иванова:
— Звено в готовности…
И вслед за ним доклад Бондаренко:
— Вижу бомбардировщиков!.. Звенья собираются в группу, курс девяносто.
Значит, немцы взлетели с двух-трех аэродромов, наметили точку сбора и вот собираются. Бить их надо немедленно, пока они разобщены, пока не наладили огневое взаимодействие между звеньями, пока еще не пришли истребители, а они, конечно, придут. Хочется дать Бондаренко команду: «Бейте! Атакуйте!» Но я не имею на это права — летчики сейчас в распоряжении кого-то из старших, может, командира дивизии, а может, и корпуса. Впрочем, они уже получили такую команду…
