Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович
Мне стало так жаль себя, что горло у меня перехватило и стало стыдно перед товарищами за свою слабость. Я вспомнил, как разговаривал в свой предсмертный час Мэйсон с Мэйлмутом Кидом, и продолжал:
— И напрасно ты говоришь мне о гриппе, Дубленая Кожа, меня не обманешь. У меня — золотая лихорадка. И вы около меня не задерживайтесь… Это ни к чему, а вам надо идти искать золото. Это ваш долг… Вы не имеете права жертвовать им ради меня. Помните, что танки для Красной Армии дороже Молокоеда.
Димка начал что-то говорить, но у меня в глазах пошли зеленые и красные круги, и я ничего не услышал.
Когда я очнулся, Димка с Левкой все еще сидели на нарах и смотрели на меня.
У Левки на глазах были слезы, и он всхлипывал, совсем как маленький.
— Ты что плачешь, Левка? — спросил я и сам удивился тому, что у меня появился голос. — Мне уже лучше, и скоро я встану вместе с вами на Тропу.
Ребята дали мне еще аспирину, потом согрели кофе. Левка сам сбегал с кружкой в речку и плеснул холодной воды в котелок, чтобы осела гуща.
— Я же вам приказал, чтобы вы оставили меня здесь и уходили…
— Нет, Молокоед, — возразил Димка, — это было бы не по-товарищески. Ведь мы советские люди, а не сыны волка из Калифорнии или с Аляски.
— Но я же вам приказал, и вы должны были выполнить приказ командира.
— Приказ, конечно, есть приказ. Но не забывай, Молокоед, советские бойцы не бросают командиров на поле боя.
Димкины слова мне понравились. Я бы тоже никогда не бросил Димку или Левку одного умирать в чьей-то хижине.
Весь день ребята так и просидели около меня. Левка, хотя и обжора, не позволил Димке даже прикоснуться к муке:
— Это — Молокоеду! Мы здоровые, а его надо поддержать.
И они легли спать голодные.
Утром мне стало лучше. Я попросил Левку достать книгу профессора Жвачкина «Полезные и вредные растения» и пойти в лес организовать что-нибудь для обеда.
Пока Большое Ухо бродил по лесу, мы развели костер и поставили на огонь мучную похлебку. Котелок уже кипел, а Левки все не было.
— Левка! — кричал Димка, и во всех концах долины протяжно стонало: «а-а», «а-а».
— Место, действительно, проклятое, — смеялся Димка. — Не то черти кругом засели, не то лешие.
Левка прибежал испуганный и, оглядываясь на лес, спросил шепотом:
— Вы слышали? Они как гайкались вон там, в лесу…
— Кто?
— Не знаю… Их много-много… И чего они гайкали: ловили, что ль, кого?
— Тебя, труса, ловили, — расхохотались мы, и, чтобы наш интендант не боялся ходить в лес на заготовки, Димка крикнул, приставив ладони рупором ко рту: — Э-ге-ге-гей!
— Е-е-ей, — откликнулись скалы на том берегу.
— Эй-эй-эй! — донеслось из леса.
А потом это «эй» послышалось уже где-то совсем далеко.
— Вот так штука! — удивился Левка. — А я чуть от страха не умер. Бежал так, что почти все корешки растерял.
Книга профессора Жвачкина мало помогла нашему интенданту. Сырые древесные корни и свежая сосновая хвоя — вот и все, что он принес.
— А хвою зачем? — спросил я.
— Чтобы цингой не заболеть. Зелень, она, знаешь, полезная. Об этом и Жвачкин пишет.
— Вот мы тебя и будем хвоей кормить, — мрачно рассмеялся Димка. — Тебе ее сварить или в сыром виде есть будешь?
Левка выложил свои коренья.
— Вот это березовые, — говорил он. — Березка совсем молоденькая была. Вот это черемуховые. А это даже и сам не знаю, от какого дерева — не то ольха, не то еще что, но не должно быть, чтобы вредное.
Я выбросил всю эту «еду» и сказал:
— Придется питаться мокасинами и ремешками. На Клондайке, когда у людей еды не было, они всегда варили мокасины и ремни.
Мы искрошили на мелкие кусочки Муркин ошейник, отрезали по порядочному куску от своих мокасин и высыпали все это в мучной отвар.
А пока варился мокасиновый суп, я взял у Левки книгу профессора Жвачкина и стал читать.
Профессор писал, что к числу полезных растений относятся картофель, капуста, лук, редька, хрен, салат, морковь, а также большинство злаков, как-то: пшеница, ячмень, рожь и другие. Но — тут же предупреждал он — и полезные растения могут стать в определенных условиях вредными. Так, например, картошка, если она сгнила, может стать вредной и, наоборот, если гнилую картошку перегнать на спирт, она будет полезной.
Я подумал: кто же издал это сочинение профессора Жвачкина? Посмотрел на обложку, а на ней написано: «Сельхозгиз». Вот здорово! Такой книги, действительно, недостает нашим колхозникам: только из нее они, наверно, узнают, что капуста, лук и пшеница — полезные растения.
— Посмотри, Молокоед, — сказал Левка, — может быть, уже сварилась собачья упряжь?
Ну разве можно так выражаться?
Я бросил на Левку уничтожающий взгляд и продолжал изучать труд профессора Жвачкина. Дальше профессор писал, что вредных растений, как таковых, вообще не существует (ешь что попало! — В. М.), что вредными люди называют по невежеству своему такие растения, которые на самом деле очень полезны; например, белена, крушина, волчья ягода.
«Ну, — подумал я, — товарищ Жвачкин определенно белены объелся», — и кинул его «труд» в костер.
Мокасины и Муркин ошейник варились так долго, что мы не выдержали и стали есть их, макая в соль. Но мокасиновый суп пришлось вылить — от него за версту несло собакой.
Конечно, мокасины были не еда, но не мы первые, не мы последние. Питались же ими старожилы Клондайка, а мы чем хуже? Джек Лондон еще в 1899 году писал, что когда человек уезжает в дальние края, он должен забыть все старые привычки и обзавестись новыми. Если раньше ты ел мясо, привыкай есть сыромятную кожу. И чем скорее это сделаешь, тем лучше, — иначе тебе будет плохо.
Мы с Димкой ко всему привыкли, а вот Левка?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В лагере назревает бунт. «Что ты сделал для фронта?» Неприятная находка. Акриды и дикий мёд. «Он прячется, а от него не спрячешься».
Нет, что бы ни говорил Джек Лондон про мокасины, а это — не еда. Может быть, из оленьей кожи похлебка и вкуснее бывает, но все равно, если варить мокасины без мяса и сала, ерунда, наверно, получится. У нас, говорят, тоже был в царской армии солдат, который из топора щи варил. Но ведь к этому топору у него приварок был: картошка, крупа, мясо, лучок и другая петрушка. Если бы мне приварок, — я из наших мокасинов такой борщ сварил бы, какого тот солдат и не едал. Да приварка-то у нас нет — вот в чем беда!
Мы все больше хотели есть, и в лагере стал назревать бунт. Сначала поссорились Левка с Димкой. Димка упрекнул Левку за то, что он наел живот на чужих лепешках, а Левка обозвал Димку долговязым ангелочком. Я хотел ребят помирить, но Левка ни с того, ни с сего набросился на меня:
— А ты не суйся, Васька! Тоже мне, вождь нашелся! Завел куда-то, а теперь что? «Золото! Танки покупать будем!» А где оно, твое золото?
— Искать надо! Ты думаешь, оно вот так сверху и лежит? Выбрал самородок покрупнее и пошел покупать танки?
Димка изобразил из себя вежливого продавца и начал перед Левкой кривляться:
— Вам прикажете КВ или Т-34? Или, может, возьмете американского «Шермана»? Что? Берете КВ? Пожалуйста! По знакомству могу уступить вам очень хороший КВ: поражает огнем, а еще лучше давит гусеницами. Вам его завернуть? Погрузить? Или погоните своим ходом, товарищ Федор Большое Ухо?
И ни с того ни с сего Димка дал Левке подножку.
— Димка, ты что? — бросился я к нему.
Он с досадой махнул рукой и пошел в лес.
Мы остались около хижины вдвоем. От голода настроение было паршивое, делать ничего не хотелось, и я предложил:
— Давай, Большое Ухо, сыграем в кости.
— В чьи? В твои, что ль? — огрызнулся Левка.
Вот и попробуй иметь дело с таким бестолковым товарищем!
Я стал объяснять Левке, что кости — это такая игра, которой занимаются на Аляске все золотоискатели, а он перебил меня и сказал:
