Крушение - Соколов Василий Дмитриевич (серия книг .TXT, .FB2) 📗
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Трупы лежали у подножья отлогой балки. Лежали рядками. Предвечернее солнце еще не скатилось за горизонт, висело, как приколотое к гребню, будто стараясь заглянуть, что делается в балке. Холодные и тусклые лучи скользили по ликщм уложенных вповалку людей, и казалось, это не трупы, а уставшие солдаты. Решив передохнуть после длительного марша, они легли да и заснули разом, только мелкая поземка притрушивала их, крупинки снега лежали на лицах, не таяли.
— Счастливчики! — с мрачной усмешкой проговорил Вилли и обернулся к санитару, в паре с которым принес на носилках еще один труп. — Куда этого будем класть?
— А что, разве некуда?
— Видишь, вся балка занята плацкартными местами, — опять пошутил Вилли.
— Осторожнее, — оглядываясь, проговорил санитар, — Нас могут подслушать…
— Теперь не страшно. Все будем там! — безнадежно пробормотал Вилли, — Жаль, что не расплатились…
— С кем? — спросил санитар Курт Мюллер.
— У тебя много было врагов? — не ответив, спросил Вилли.
— Сам знаешь, вся Россия была населена недругами моей Германии…
— Дурак, да еще в квадрате! — оборвал его Вилли. — Неужели ты полагаешь, что русские хотели тебе насолить в жизни? И в чем они виноваты? Разве в том, что мы напали на них?
Курт не знал, что сказать в ответ, хотя слова Вилли задели его за живое. Поведя плечами, уставшими дер жать носилки, он кивнул: — Давай вот сюда сложим, на второй ряд…
Мертвец был. мерзлый и свалился с носилок на дорогу гулко.
Вилли перевел глаза на трупы, они лежали длинно вдоль балки, будто кто их выстроил по команде. Потом перевел взгляд на этого последнего, сброшенного на дорогу, и сказал с усмешкой:
— Надо бы подвинуть. Порядка в войсках умершей армии не вижу!
— Брось шутить, Вилли, а если сам… в таком положении окажешься?
— Мертвецу наплевать, как его положат — удобно или неудобно, — ответил Вилли. — А вот нам предстоит еще пережить… Бомбежки, обстрел, голод… Тебе сегодня конина досталась?
— Нет, худой водичкой пробавлялся.
— Ну, вот… А если наше командование еще будет упрямиться, как животное, именуемое ослом, нам и воды не дадут.
— Фюрер обещает прислать помощь. Я вчера сам слышал по радио.
— Кто говорил — Геббельс или этот позолоченный рейхсмаршал Геринг?
— Не все ли равно?
— Вот именно! — подхватил Вилли. — Они тебе наобещают, как жить в раю… Как и там вести себя и говорить: «Хайль!» А мы–то с тобой знаем, что такое рай. Вот он, рай небесный! — Вилли с явной издевкой сделал широкий жест, указывая на окоченевшие, заметаемые поземкой трупы.
— Что ты взялся их костить? — с недовольством сказал Курт. — Они же не виноваты…
— Как не виноваты? — переспросил Вилли и подступил к санитару, тяжело дыша: — И ты смеешь такое говорить? Ты медик, гуманный человек! Неужели ты не понял, кто виноват? Русские, говоришь? Но они же на нас не нападали! Это мистика внушила фюреру, что Россия угрожает Германии. А русские до последнего часа хлеб нам слали, нефть, никель… Кормили нас… Свиньи мы неблагодарные, а не чистокровная раса! Убирай вот своих подопечных!
— За такие вещи надо расстреливать! — угрожающе сказал Курт.
— Кого? Меня? — ткнул себя пальцем в грудь Вилли. — Извиняюсь! Мы находимся в котле. И теперь нет среди нас ни начальников, ни подчиненных. Сами в ответе за свою судьбу. — Он помедлил, соображая, и погрозил пальцем: — Попомни, Курт, не пройдет и месяца, как наши обожаемые генералы напялят на себя все солдатское и будут просить пощады у русских.
Им не дали договорить. Появился командир батальона с рукою на перевязи.
— Почему не убираете? — спросил он, кивнув на трупы.
— Господин майор, приказа ждем, каким образом хоронить, — переминаясь с ноги на ногу, ответил Вилли и покосил взгляд на лощину: — Их очень много.
— Тем более надо скорее зарывать, чтобы со всеми управиться, — Гофман шевельнул было перевязанной рукой, но болезненно поморщился.
— За нами дело не станет, — вмешался санитар Курт. — Нужны кресты, и место для кладбища наметить…
Майор Гофман подумал, что и здесь, в волжских степях, несмотря на ожесточенные бои, каждого немецкого солдата хоронили в отдельности. Рыли могилы, священник читал отходную, на каждую могилу ставили крест. Таких могил и крестов было полно у хутора Вертячего. Но теперь командование дало распоряжение зарывать всех в одной братской могиле. Причем командир полка намекнул, что хоронить в общей могиле даже удобнее, потому что убитых и замерзших трупов очень много, а людей из похоронных команд не хватает, их шлют на передовые позиции.
— Да, раньше, Вилли, хоронили с крестами на кладбище, — тяжело вздохнул Гофман. — Теперь некогда. В общей хороните. Вон тот котлован углубьте, — указал он на разваленный танковый окоп, — и сносите… Только у каждого погибшего извлеките медальон. Вы поняли меня, Вилли? — спросил он, стараясь быть неофициальным.
— Понял, господин майор!
— К утру чтобы все трупы были захоронены!
— А если не войдут в одну ямину? — посомневался Вилли, оглядывая мертвецов у подножья длинной балки.
— Что вам, баранья башка, нужно вдалбливать на каждом шагу? — вскрикнул Гофман, — Если, если… Отроете новую могилу. Разве не видите, сколько старых окопов, вполне пригодных для погребения! В подкрепление подошлю вам взвод…
— Будет сделано, как вы велели, господин майор! — громко ответил Вилли.
В это время русскир повели обстрел ближних тылов. Стрельба велась методическая, беспокоящая: снаряды падали не часто, но оттого, что они падали не часто и враскид, опасность не уменьшалась. Как знать, где упадет визжащий в небе снаряд — тут, в лощине, или вон там, на позициях дальнобойной артиллерии, которая вторые сутки молчит из–за отсутствия снарядов? Он пожаловался на боль в перевязанной руке и заковылял, прижимаясь к насыпи балки.
— Понял? — подморгнул санитару Вилли. — Нас — оставил под обстрелом, а сам цурюк, цурюк… Давай–ка и мы спрячемся, пока башку не снесли. — И он, перешагнув через трупы, забрался в промерзлый стрелковый окоп.
Обстрел не умолкал до глубокого вечера. В темноте вдоль балки двигалась какая–то кавалерийская часть — видно, спешно сменяла позиции, снарядами накрыло несколько коней и повозок, но движение не прекращалось. Лошадей подобрали, а трупы людей бросили.
Пришедший на подмогу взвод начал сразу же углублять танковую площадку под могилу. Промерзлый метра на полтора грунт был тверд, как руда, от удара лома или кирки вспыхивали искры, и к рассвету с трудом удалось отрыть одну ямину.
— При таких темпах мы и за неделю не управимся с погребением, — сказал Вилли. В присутствии взводного командира, старшего по чину, он все равно чувствовал себя ответственным, так как получил задание лично от Гофмана.
В свою очередь, взводный и не метил возглавить команду. В таком мрачном деле, как погребение, он считал дцржаться лучше в стороне и, орудуя лопатой, охотно исполнял указания даже нижнего по чину, фельдфебеля Вилли. «Пусть верховодит. Не было еще случая, чтобы за похороны выдавали ордена», — усмешливо подумал он и, на время прекратив работу, вытер взмокший от пота лоб и обратился к фельдфебелю:
— Какие же нужны темпы?
— Работать надо не за страх, а за совесть! А мы за ночь вырыли только одну ямину. Куда это к черту годится! — Вилли говорил вполне серьезно, хотя в душе смеялся над своими же указаниями. — Вы же посмотрите, господин обер–лейтенант, вся балка завалена мертвецами. Ночью был налет. Вон еще добавились на дороге… Куда их несло, этих конников! А вы уверены, что налет не повторится сегодня же, через час–два? К тому же на повозках начнут свозить вчерашних… Ума не приложу, что делать? Нет, одними лопатами не управимся, нужно затребовать траншеекопатель.
— Кто его даст, — уныло отозвался обер–лейтенант Рудольф Вернер. — Он теперь на передовой нужен. Русские глушат нас только артиллерией. А впрочем, давай поторапливаться, навалим в одну яму, вторую начнем.
