Контрабасы или дикие гуси войны (СИ) - Герман Сергей Эдуардович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Повторяю вслед за ним:
- Ну здравствуй, моя любовь и боль моя. Моя проклятая Чечня!
Привет,Чечня
Мы умыты слезами,
Пусть всевышний решает
Что потом будет с нами.
День рождения
В спальном кубрике дребезжит гитара, слышатся невнятные голоса. Я осторожно тяну на себя скрипучую дверь. Из проёма тянет устоявшимся и затхлым запахом солдатских портянок, сигаретного дыма, ружейного масла.
Я вовремя. У Степаныча день рождения.
В освещённой комнате на кроватях сидят все наши, нет только Пса и Зайца, они дежурят на крыше.
Прибный держит в руках здоровенную цыганскую иглу. У него вид человека, который собирается сделать что то важное. На табуретке перед ним сидит Олег, снайпер. Это он три дня назад снял двоих чехов. Олег в тапочках на босу ногу и спортивных штанах. О принадлежности к армии, говорит только наброшенная на голое тело рваная разгрузка. Левая бровь его разбита, глаз закрывает огромный синяк.
-Степаныч, ты что, оперировать собрался?
-Ну да. Только вот сейчас обезболивающее дам, и начнём.
-А ты можешь?
-А чего тут уметь? Проще чем носки штопать. Процедура простая: прихватил края раны, немножко оттянул, да и прокалывай снизу вверх. Сделал стежок, зафиксировал узлом, ещё стежок- узел. Недельки через три-четыре всё заживёт как на собаке.
-Давайте анестезию.
Олегу протягивают стакан. Пока он пъёт, Степаныч, водкой моет руки, потом опускает в стакан иглу с леской.
- Вот блин, жизнь наступила, водкой руки моем!
Пока идёт операция мне коротко рассказывают, что произошло.
После убийства двух человек, Олегу ночью рвануло крышу. Сначала трясся как осиновый лист, потом бросился к ящику с гранатами. Повезло, что никто не спал, вязали его всем отделением. Успокоился Олег только лишь после того как Степаныч отправил его в нокаут. Такое бывает. Людей убивать нелегко.
- Ну всё, теперь к нашему шалашу - распоряжается Прибный. Олег, а ты лежи, у тебя постельный режим. Все остальные, к столу.
На стол ставят тарелку с солёными огурцами, нарезанное сало, хлеб, какую-то бледно зелёную капусту.
Продолжая прерванный разговор, Прибный поднимает стакан:
-Давайте за нас, за тех, на ком держится Россия. Армия - ее последняя надежда Все воруют и жульничают, каждый стремится набить свои карманы. А мы воюем за страну, за нашу Россию и нам не нужно ничего, только лишь, чтобы нас уважали. Запомните, что после возвращения домой, у каждого третьего из вас опустятся руки, потому что не останется сил, чтобы что-то доказывать. Но каждый четвертый не успокоится на этой войне и будет рваться воевать... И поедет на вторую войну, третью, пятую...
А каждый шестой ударится в религию, потому что не сможет спокойно жить, после того, что видел и пережил. И только один из восьми придёт в орденах, и ему скажут: «Герой!»
Каждый 20-й будет беспробудно пить, 30-й — сядет на иглу, 100-й — попадёт в зону, каждый 300-й вернулся без рук или ног...
И каждый, заметьте каждый, больше всего будет бояться, что ему скажут, его солдатский подвиг был никому не нужен. У меня в прошлую войну в отряде сержант был, Саша Королёв. Он у меня снайперил и за геройство орден Мужества получил. Приехал домой, а жена его дураком назвала. Дескать другие деньги делают, машины. Квартиры покупают, жёнам золото и брильянты дарят. А ты мол, железяку на грудь нацепил как мальчик. В детстве в войну не наигрался.
Сашка не выдержал, пошёл в гараж и там застрелился. Так что давайте за то чтобы Родина нас не забыла.
Выпили по первой. Закусили. Степаныч потянулся за гитарой:
-Жаль подмога не пришла,
подкрепленье не прислали
нас осталось только два,
нас с тобою нае-е-бали.
В буржуйке горит огонь, потрескивают угли. На душе становится тепло. Если закрыть глаза, можно представить, что я у мамы, в деревне. Машка возится с куклами. Нет никакой Чечни, нет войны, нет ….. Наливают по второй.
Все братушки полегли
и с патронами напрягно,
но мы держим рубежи
и сражаемся отва-а-а-жно.
Пушка сдохла, всё пиздец!
Больше нечем отбиваться
Жаль подмога не пришла,
подкрепленье не прислали,
что ж, обычные дела,
нас с тобою нае-е-е-бали....
Кто-то спрашивает
- Степаныч, а ты чего боишься?
Прибный, ставит гитару на пол. Долго смотрит куда- то в угол.
- Плена боюсь, хлопцы, позора. К пленным у нас всегда относились, как к скоту. Мне отец рассказывал, он в Великую отечественную повоевать успел. И тогда, и сейчас, пленных—за людей не не считали и не считают. В первую войну мы солдатика одного вызволяли. Пошел в село один, его и выкрали. Я сам в село ходил, со стариками договаривался. Как договаривался? Вывел танк, навел ствол пушки на дома и сказал:
-К вечеру солдата не будет, расхерачу всё к ебене матери.
Вернули. А утром комбриг строит бригаду… Выводят этого солдата, и комбриг начинает его чморить — трус, предатель, расстрелять тебя мало. Я, тогда еле сдержался. Пацан такое пережил, а его к стенке поставить обещают. В общем морально сломали парня. А случалось и такое, что и покалечить по пьяни могли.
А это самое страшное на войне, это когда бьют свои.
Поэтому я себе слово дал, в плен не пойду. Давайте выпьем за то, чтобы нас это не коснулось.
Выпили. Шарипов толкает меня ногой:
А у меня в кармане на этот случай всегда эфочка лежит. Хорошая такая, эфочка, ручная.
Все захмелели, завязался разговор. Гизатулин рассказывает о новом снайпере.
Приходит ко мне, весь такой военный, типа рейнджер. Говорит возьми к себе, я снайпер. Ромка прыскал от смеха.
Я смотрю, блядь, ну какой он, на хер, снайпер, в корову наверное с десяти метров не попадёт. Спрашиваю, какое оружие знаешь? С чем работал?
С СВД-2.
Приношу ему винтовку, говорю, стреляй. Вижу не стрелок, первый раз в жизни ружьё держит, максимум второй. Но берёт уверенно, можно сказать даже деловито, целится. Гизатулин весь красный, говорил сквозь слезы и смех. Я такой наглости отродясь не видел, такой деловой, ни один мускул на лице не дрогнет. Спрашиваю:
- Раньше стрелял?
А он мне
- Стрелял!— говорит. Ромка протирал глаза, вытирал сопли и снова закатывался
- Попадал?
- Пока нет. Но попаду.
- Ну как такого не взять? Это же чудо...А в бою отличился, двух чехов снял. Степаныч сказал, что будет ходатайствовать о награждении.
Просмеялись. Степаныч встал со своего места. Все замолчали.
- Я входил в Грозный пять лет назад, в декабре 94-го, у меня на глазах умирали наши пацаны. Срочники, дети вчерашние! Танки как свечки горели. А вся страна тогда встречала Новый год. Пили шампанское, желали друг другу счастья...
Потом, уже в январе, когда подмога подошла, стали ребят собирать. Трупы валили в кучу, как мешки с картошкой. Многим некуда было даже бирки прикрепить, ни рук, ни ног. Номера писали йодом или зелёнкой... Там где написать было можно.
И я пообещал сам себе, что помнить буду помнить это всегда... Давайте третий тост, за них, за всех. За Серёгу Манаенко, Володю Извекова, Женю Магера.
За ребят с Сибири, Кубани, Дона, Рязани. За русских солдат, погибших в Чечне!
Не чокаясь выпили за погибших. С минуту Степаныч молчал, что-то обдумывая. Затем сказал.
- Водку в сейф. Всем отдыхать, завтра работа.
Укрывшись бушлатом я закрываю глаза. Пытаюсь увидеть в темноте себя, через год, пять, десять...Что со мной будет завтра? Кто я в этом мире сейчас и что я делаю здесь? В этом промокшем дождями, холодном и враждебном краю. И бьётся в висок одна и та же строчка из песни:
«что ж, обычные дела, нас с тобою нае-е-е-бали....
