Воевали мы честно (История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942 - Колбасов Николай Петрович
В Усть-Ижоре полк разместился в деревянных домах. Наш дом стоял на берегу реки Ижора, около деревянного моста, ведущего в Колпино. Поселок был небольшой и похож на большую деревню. Только в центре, вокруг Дома культуры, стояли двухэтажные дома. Недели через две переехали к кирпичному заводу «Победа». Самого завода уже не было. Осталось только большое полуразрушенное здание из красного кирпича. Мы разместились в армейских палатках. В Усть-Ижоре мне присвоили звание младшего сержанта. Здесь же мы узнали о введении погон, и вскоре я уже пришивал новенькие лычки.
Под Колпино мы потеряли своего командира взвода младшего лейтенанта Золотова. Его послали встретить и привезти в часть новую технику. Золотов ехал с шофером на грузовике. Дело было ночью. Дорога разбита, видно плохо. Водитель включил фары с синими лампочками. Дежурный на КПП посчитал, что нарушена светомаскировка. Выстрелил по машине и попал в младшего лейтенанта.
Новым командиром нашего взвода назначили лейтенанта Алексея Грязнова. Родом он был из города Кохма Ивановской области. Во время финской компании входил в состав экипажа братьев Грязновых. Все братья Алексея погибли, а его наградили орденом Ленина. Не у многих в то время была такая награда. В нашем полку Грязнов служил радистом в экипаже командира полка, а теперь пошел на повышение. Небольшого роста, за что офицеры звали его «шплинтом», он был неплохим командиром и хорошим человеком.
КРАСНОБОРСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
10 февраля 1943-го капитан Брюквин приказал начальнику связи Тимофееву перегнать радиостанцию на командный пункт на окраину Колпино, в Колпинскую колонию. Полностью это место называлось «Колпинская немецкая колония», так как здесь когда-то жили немецкие колонисты.
Часов в шесть утра Тимофеев сел в кабину к Володину, и наш фургон тронулся на новое место. Это поездка сыграла большую роль в моей дальнейшей службе. Тимофеев в картах разбирался плохо, а тут еще кромешная тьма. Мы заблудились и оказались совсем в другом месте, чуть ли не в Пушкине. Не знаю, куда бы мы еще заехали, если бы у какого-то кладбища нас не накрыл артналет. Уже светало. Выскочив из фургона, мы укрылись между могилами и склепами. Наконец огонь затих. Вернулись к машине. Мусиченко стал командовать, показывая, как надо быстрее развернуться. Только успели развернуться, как вдруг Володин, видимо, решив поскорее вырваться из опасного места, дал газу и рванул вперед. Тимофеев еле успел вскочить в фургон, а Мусиченко так и остался на дороге. Володин гнал машину, сам не понимая куда. Тимофеев и шифровальщик, старший лейтенант Федулов, высунувшись из дверей, кричали шоферу, чтобы он остановился, но напрасно, шофер не слышал. Я, забравшись на стол с рацией, стучал в переднюю стенку фургона — бесполезно. Мотор ревел, машина неслась вперед. Вот уже за окошком показалась Колпинская колония. На дорогу, махая руками, выскочил ординарец начальника штаба Перевозчиков. Мы пронеслись мимо. Закончились жилые дома. Впереди раскинулось заснеженное поле. Между вырытых вдоль дороги землянок, в кюветах лежали пехотинцы, готовые к наступлению.
Впереди машины разорвался снаряд, рядом другой. Володин сразу остановил машину и заглушил мотор. Следом грохнуло еще несколько разрывов. Начсвязи Тимофеев и шифровальщик Федулов выпрыгнули из фургона и, пригнувшись, побежали к видневшимся неподалеку землянкам. Индюков и Трунов бросились за ними. Я выскочил последним. Надо было срочно выводить машину из-под обстрела. Крикнув ребятам: «Назад, на машину», подбежал к кабине. Шофер уже выскочил и тоже хотел бежать. Крикнул: «Володин, заводи! Разворачивайся!». А у него, как всегда, стартер не работает. Володин сунул мне заводную рукоятку: «Коля, крутани». Быстро вставив рукоятку, крутанул, и горячий мотор с полуоборота завелся. Я показал Володину, как развернуть машину. А немцы уже начали пристреливаться. Снаряды ложились все ближе и ближе. Наконец, мы развернулись. Я вскочил на подножку, и машина помчались обратно. Снова Колпинская дорога. Вот и Перевозчиков. Не успели загнать машину за большой двухэтажный дом, где разместился штаб полка, как загрохотали орудия, и началась артподготовка.
Мы быстро развернули рацию и вышли на связь. Работали на штыревую антенну. Связь была устойчивая. 55-я армия начала Красноборскую наступательную операцию. Через полчаса прибежал шифровальщик Федулов, а чуть позже пришел начсвязи Тимофеев. Он сказал, что ходил к артиллеристам обменяться радиоданными. Скорее всего, Тимофеев это придумал, чтобы как-то объяснить свое отсутствие. Мы никогда с артиллеристами связь не держали. Еще через полчаса нас нашел Мусиченко. Сходу начал крыть начальника связи за то, что его одного бросили посреди дороги под обстрелом. Тимофеев выслушал, но промолчал. Главное, что все снова были вместе и целы.
После этого случая я заметил, как изменилось ко мне отношение старших товарищей и командования. Для них я был совсем мальчишкой, но теперь со мной стали разговаривать более серьезно, на равных. Возможно, именно этот эпизод в дальнейшем повлиял на назначение меня начальником радиостанции полка.
Наступление было удачным. Танки ворвались в Красный Бор. Пехота очистила поселок от противника. Большой, почти не пострадавший поселок находился около станций Поповка и Ульяновка. Они тоже были освобождены. Части двинулись на Тосно.
Командир полка Семеркин приказал командиру танковой роты, тому самому, кто под 8-й ГЭС брал на себя командование полком, преодолеть железнодорожную насыпь. Ротный ответил, что команду понял, но выполнять ее не стал. Танки маневрировали вдоль насыпи, но не переходили через нее. Несмотря на повторные команды, приказ не выполнялся. Командира роты отстранили от командования. На время его заменил начальник штаба капитан Брюквин. Приказ был выполнен. Ротного, не выполнившего приказ, отдали под суд и отправили в штрафбат.
Однажды в нашем расположении, в котором одновременно стояли танкисты, артиллеристы и минометчики, со стороны дороги, ведущей к переднему краю, послышался шум. Множество людей бежали к дороге. Мы тоже решили посмотреть, что там происходит. Оказалось, что автоматчики вели человек тридцать пленных. Кроме немцев в колонне были и воевавшие на стороне Германии бойцы испанской «Голубой дивизии». Когда группа поравнялась с нами, один из стоявших у дороги офицеров достал пистолет и, со словами «проклятые фашисты!» пошел в сторону пленных. Конвоир, преградив офицеру путь и махнув рукой в сторону переднего края, крикнул: «Ты свою храбрость там показывай!». После этого он под общий смех автоматом вытолкал офицера на обочину дороги.
В полку был радиомастер, старший сержант. В его обязанности входило проводить ремонт вышедшей из строя радиоаппаратуры. Для этого он должен был добираться до подбитых танков с поврежденными рациями, чинить или заменять пришедший в негодность блок. Дело свое он знал неплохо, но был заядлым трофейщиком. По пути обыскивал и забирал у убитых бойцов часы, портсигары и другие вещи. Однажды с задания он не вернулся. На следующий день тело радиомастера нашли автоматчики, доставлявшие танкистам пищу. Погиб старший сержант от разрыва мины. Вскоре на его место прибыл новый радиомастер — старший сержант Анатолий Мироненко.
В Красном Бору мы развернули свою 5-АК в небольшом бревенчатом домишке, больше похожем на баньку. Трунов и Индюков держали связь с танками из фургона. В один из дней пришел Володя и сказал, что в расположении полка оказались наши командиры из радиошколы — Малышев и Соколовский. Мы встретились. Выяснилось, что ребятам не сиделось спокойно в радиошколе. Под Новый год, выпив, они направились к курсанткам в женскую роту. Там их прихватило начальство. Вместо раскаяния и смирения они пошли на скандал. Был суд, и вот завтра в составе штрафбата ребятам идти в атаку. Держались они на удивление бодро, даже весело. Через несколько дней мы узнали, что Малышев был убит, а Соколовский оказался в госпитале. Осколком ему раздробило челюсть.
