Год Дракона - Давыдов Вадим (книги без регистрации .TXT) 📗
Эта книга – как и все, что Елена писала прежде – дышала ее страстью, ее убежденностью в правоте своего взгляда, своих слов, своих чувств. Современные мужчины так не умеют, – даже очень талантливые и сильные, они всегда делают политику, всегда стремятся понравиться кому-нибудь – пусть хотя бы и собственной жене. Нынешние мужчины никогда не бывают честными до конца – они всегда играют в свои мужские игры. Во всяком случае, подавляющее большинство. Только женщины – по крайней мере, те из них, кто состоялся в этом фальшивом мире – могут быть по-настоящему смелыми. И Елена была – лучшей из них.
Мир взвыл. Мир захлебнулся. Мир застонал, – от восторга, от неожиданности, от ненависти, от удивления. От страсти, которая выхлестывалась с этих страниц. От гнева и гордости, бивших через край. Градом посыпались заказы на переводы – сразу на шестнадцать языков. Это был не просто успех, – это был триумф.
Впрочем, триумф этот, казалось, совершенно не волновал Елену. Она ни с кем не виделась и не отвечала на телефонные звонки. Расставшись с Майзелем, она все это время провела как в тумане, чувствуя внутри себя лишь оглушительную пустоту. Она похудела – зримо проступили ключицы, вокруг носа залегли складочки, под глазами обозначились синие тени. Ей было все равно, что происходит с ней и вокруг нее, вокруг ее книги. Она вырвала этот текст из себя с мясом, с кровью, выплеснув на бумагу все, что стало для нее за эти месяцы, проведенные рядом с Майзелем, таким понятным. Елена чувствовала: она обязана была это сделать, несмотря на ошеломленное молчание тех, кого прежде полагала друзьями и единомышленниками. Она не считала, будто ее книга – предательство идеалов. Наоборот. Просто у нее не было ни сил, ни желания защищаться. Все, что Елена хотела сказать, она сказала.
И люди поняли, что она хочет сказать. Прежде всего. Это были слова, сказанные любящей женщиной о любимом мужчине. Вовсе не откровения Дракона волновали людей, рвавших ее книгу друг у друга из рук, а история их любви, о которой там не было сказано ни единого слова. И то, о чем молчала Елена, сказало им куда больше любых слов на свете.
Воскресный номер «Народного слова» вышел без обычных аршинных заголовков на грани фола и фотографий девиц в костюмах Евы. Вместо этого всю первую полосу занимал рисунок – силуэты высокого мужчины и хрупкой женщины, обнявшихся и глядящих друг на друга на фоне стилизованного пражского пейзажа – башни собора Святого Витта, Град, Ратуша, Старо-Новая синагога. «Мы смеялись и плакали, негодовали и радовались, – вместе с тобой, пани Елена. Именно ты произнесла те самые слова, что идут из самой глубины народных сердец. Спасибо тебе. Храни Господь тебя и твою любовь, Пражский Ангел!»
– Кто это написал? – спросил Вацлав, складывая газету.
– Не знаю, – Майзель пожал плечами и сделал вид, что абсолютно поглощен процедурой тщательного раскуривания сигары. – Не я. Ты доволен?
– Нет.
– Что так?
– Мне слишком дорого это обошлось.
– Тебе?!
– Тебе. Это значит – и мне.
Майзель усмехнулся и с силой выдохнул из себя дым.
– Нам не дано предугадать.
– Она вернется, – тихо проговорил король, глядя на Майзеля. – Она обязательно вернется, Данек. Женщины не оставляют таких мужчин, как ты, это невозможно.
– Смотря какие женщины, величество, – он снова усмехнулся.
– Но она же любит тебя!
– Да. Наверное. Только так и не сказала этого ни разу.
– Но все это поняли. Посмотри! Я не знал, что такое может случиться с нами, Дракон. Прости.
– Ничего. Я справлюсь.
– Она вернется. Клянусь моими детьми, она вернется.
– Ты настоящий друг, величество. Спасибо.
– Это из-за...
– Да. Вероятно. Не только. Слишком много всего. И я так устал.
– Что?!
– Что, мне уже и устать нельзя?
– О Боже, друг мой... Хочешь, я... Мы с Мариной. Мы скажем ей!
– О, нет, величество. Нет. Или я сам – или никто. Пусть случится, что должно.
Он встал и пошел к дверям, не прощаясь. Король долго смотрел ему вслед.
ПРАГА. КВАРТИРА ЕЛЕНЫ. МАРТ
От большей части гонорара Елена заранее отказалась, попросив перечислить деньги в несколько благотворительных фондов. Узнав об этом на второй день кампании, пресса на мгновение замерла, чтобы тут же разразиться новым шквалом догадок и предположений. Елена также отказалась от публичных чтений и авторских презентаций. Она почти не выходила из квартиры, приобретший за время ее отсутствия почти нежилой вид, почти ничего не ела, – только читала своего излюбленного Монтеня и иногда немного спала.
Наконец, депрессия, в которую она погрузилась едва ли не по доброй воле, надоела ей самой. Саднящее чувство разрыва живой ткани слегка притупилось, и Елена с остервенением принялась наводить порядок – включила музыку, вытерла пыль, сунула постельное белье в стирку, вымыла и включила старенький холодильник...
Вернувшись из супермаркета, Елена сбросила обувь, опустила на пол пакеты с продуктами и прошла в гостиную. Ее била странная дрожь. Чтобы успокоиться, Елена вытянула из серванта бутылку рябины на коньяке, стоявшую там с незапамятных времен, сорвала сургуч, и, стуча зубами по горлышку, сделала два длинных глотка. Вздрогнув от резкого вкуса, она проглотила спиртное и буквально через несколько секунд ощутила, как умиротворяющее тепло растекается по всему телу, делая его ватным и непослушным. Не раздеваясь, Елена упала на кровать в спальне и мгновенно забылась глубоким, без сновидений, сном.
Проснулась она, когда уже совсем стемнело. Елена поднялась, включила свет, переоделась в домашнее и направилась на кухню. Она собиралась сварить кофе, когда раздался звонок в дверь. Елена вздрогнула, но тут же мысленно обругала себя. Развязав узел рубашки на животе и, убрав выбившиеся из-под заколки волосы, она направилась к двери.
На пороге стоял Горалек:
– Привет. Можно войти?
– Проходи, – Елена посторонилась. – Случилось что-нибудь?
Она сохраняла с бывшим мужем некое подобие «интеллигентных дружеских отношений». Франтишек был давно и бесповоротно безразличен Елене, – после того, как она убедилась, что не только умнее и способнее, но и гораздо взрослее его. Ей тогда – всегда! – нужен был совсем другой мужчина. Только Франта, кажется, по сей день отказывался это понимать. Разумеется, он был достаточно сообразителен, чтобы не устраивать Елене сцен, однако настойчиво набивался в друзья: рассказывал ей о своих многочисленных адюльтерах, спрашивал советов, иногда занимал деньги, – впрочем, обычно возвращал долги довольно аккуратно. Единственная причина, по которой Елена до сих пор не отказывала ему от дома – как ни крути, а он был первым и пока единственным мужчиной, с которым она решилась соединить свою жизнь, пусть и ненадолго. Единственным мужчиной, с которым она сознательно и упорно пыталась родить ребенка. Поначалу он даже поддерживал ее – но такое облегчение просквозило в его взгляде, когда он узнал: ничего не выйдет. Еще и поэтому она ушла от него так спокойно, хотя и далось ей это ох как нелегко. Но все же... С Франтой были связаны всякие воспоминания – не только плохие, и Елена от души старалась поддерживать игру в современных мирно разбежавшихся супругов. Нельзя сказать, будто эта игра доставляла ей большое удовольствие, однако и обременяла ее не слишком, – Горалек не был у нее таким уж частым гостем. Расставаясь со всеми своими прочими мужчинами, Елена никогда не поддерживала с ними дружеских отношений, даже некоего подобия таковых, – то ли старомодное воспитание, то ли слишком независимый, по мнению многих, характер давали о себе знать. Франта же использовал свою исключительность так, как ему было выгодно и удобно. Елена прекрасно понимала это, однако, следуя правилам игры, старалась не замечать.
– Вот, заскочил на огонек, – ненатурально улыбаясь, сказал Горалек, снимая пальто и протягивая его Елене. – Ничего, что я так поздно?
– Довольно поздно. Но ничего. У тебя ко мне какое-нибудь дело? Я тут порядок затеяла навести.
