Ночью на белых конях - Вежинов Павел (список книг TXT) 📗
— Ничего! — глухо проговорила она. — Но то, что я тебе сказала, — чистая правда! И пожалуйста, больше ни о чем меня не спрашивай. Ничего другого я тебе не скажу.
Они опять пошли дальше, жаркое солнце беспощадно пекло обоих сквозь черную, ставшую тесной одежду. Сашо вдруг почувствовал страшную жажду, язык просто прилипал к нёбу. Они уже догнали процессию, люди расходились небольшими группками, все еще понурые и молчаливые. Но нигде в поредевшей толпе, растянувшейся на всю длину аллеи, не было видно ни Кристы, ни ее матери.
— А сейчас успокойся! — сказал Сашо. — Я приглашу всех, кого нужно.
— Хорошо! — тихо ответила мать. — Но если она не захочет прийти, не настаивай!.. Пусть лучше не приходит, нам всем будет легче.
Но она пришла. И вообще пришло гораздо больше народу, чем ожидала Ангелина, главным образом мужчины, почти все ей незнакомые. Но Ангелина была не из тех, кого можно застать врасплох. Она быстро принялась хозяйничать, всех разместила. После безобразной сцены на кладбище и слез ей стало легче, теперь она чувствовала себя немного виноватой, а на сына просто не смела взглянуть. За возней с угощением и заботами по хозяйству ей захотелось заставить и себя и Сашо окончательно забыть обо всем, что сегодня случилось. Мария попыталась ей помочь, но Ангелина усадила ее за маленький стол рядом с дочерью. За большим столом, как она считала, должны сидеть только официальные гости.
— Не беспокойся! — сказала она. — И без тебя найдется кому помочь.
Это правда, помощницы у нее были. Явились три одноклассницы Наталии, те самые, которые были на ее похоронах. Ангелина немедленно спровадила их на кухню и попросила помочь. Те, чуть не прыгая от радости, что могут сойти за своих людей в этом доме, сразу же занялись тарелками и бутербродами. Все три — их унылые лица, их черные платья — как нельзя лучше подходили для роли подавальщиц на поминках. Позвонила и Логофетка, но Ангелина сердито захлопнула дверь прямо у нее перед носом. Слишком много жертв принес этот дом, хватит! И зловещая желтоголовая птица запрыгала вниз по лестнице. Даже как будто не слишком обиделась — такое случалось с ней не первый раз.
Сашо сидел на том же стуле, на котором год назад сидел его дядя. Выглядел он успокоившимся, только более молчаливым, чем обычно, и каким-то рассеянным, словно голова у него была занята чем-то другим. По обе стороны от него сидели Спасов и Аврамов. К его удивлению, Аврамов после всего пережитого стал гораздо спокойнее, даже разговорчивее. Фактически он даже словно бы взял на себя роль хозяина этого осиротевшего дома, пытался поддерживать разговор. Наверное, это было ему не слишком легко, но он чувствовал, что его молодой коллега сейчас не в состоянии сделать ничего большего. Воспользовавшись одной из немногих пауз, Сашо обратился к Спасову:
— Извините, но, если я правильно понял, вы были последним, кого посетил дядя.
— Да, он был у меня, — еле заметно кивнул Спасов. — За несколько часов до смерти.
— И как он выглядел?.. Ведь, в сущности, он уже был в предынфарктном состоянии.
— Я бы не сказал! — нехотя пробормотал Спасов. — Скорее, это было какое-то предчувствие смерти, хотя еще довольно смутное… Но об этом я поговорю с вами в другой раз, здесь не место.
— Ничего особенно важного он вам не сказал? Они на мгновение встретились взглядами, хотя оба думали сейчас о разном. Сашо думал о своих мышах.
— Мы говорили о приезде Уитлоу, — ответил Спасов на этот раз уже совсем нехотя, почти мрачно. — Я вас вызову, и мы все выясним. Но вот о чем я хочу предупредить вас уже сейчас — ни в коем случае не демобилизовывайтесь. Насколько это зависит от меня, встреча с Уитлоу состоится. И проведете ее вы с Аврамовым.
— Спасибо, — ответил Сашо.
Со своего места он очень хорошо видел Кристу и ее мать. И все время, с тех пор как сел за стол, незаметно следил за ними. Обе почти не разговаривали, не притрагивались к еде. Сидевшие вокруг женщины явно их тяготили. Чем больше он на них глядел, тем глубже проникал в самую суть того, что в первую минуту показалось ему таким невероятным и отвратительным. И он понял, что если что и было отвратительным во всей этой истории, то это прежде всего его собственные мысли. И он чувствовал себя все более несчастным, все холодней и жестче становился застрявший в желудке противный предмет. Наверное, никогда ему теперь от него не избавиться — так и будет торчать там и давить изнутри, словно проклятие.
Криста наклонилась к уху матери.
— Мама, я очень устала!
— Нужно терпеть, моя девочка.
— Я же все время терпела.
— Надо потерпеть до конца. Здесь, наверное, будет твой дом. Надо привыкать и к его достоинствам, и к его неудобствам.
— Но я хочу только прилечь, хоть на полчаса… У меня еще совсем нет сил…
— Хорошо, — ответила мать.
Мария посоветовалась с Ангелиной, и они вместе отвели Кристу в спальню Урумовых. Но, увидев кровать, та вдруг всполошилась:
— Мама, ведь здесь лежал он!
— Кто? — Мария вздрогнула.
— Его дядя!.. Мне страшно!
Бледная синева Марииных глаз словно оледенела.
— Постыдилась бы! Если ты вообще знаешь, что такое стыд!
— Прости, мама! — растерянно проговорила девушка.
— Отдыхай! — сказала мать сухо. — И не волнуйся. После смерти его вообще сюда не приносили.
И, не глядя на дочь, Мария быстро вышла из комнаты и вернулась на свое место. Сейчас каждая минута была для нее мукой, но она ждала. Обязана была ждать, этот кошмар рано или поздно должен был кончиться. И действительно, гости начали расходиться. Освободились места, которые тут же заняли бывшие соученицы Наталии. За этот год они ничуть не изменились, если не считать того, что теперь они гораздо чаще тянулись к бокалам, чем к еде. Верно, пристрастились к спиртному на свадьбах и похоронах, и теперь пили с нескрываемой жадностью, бесцветные их лица слегка порозовели. Наконец Сашо встал и беспокойно прошелся по квартире. Мария тоже встала из-за стола, теперь она сидела на диване и молча глядела в окно. Вечерело, спина Витоши утонула в густой тени. Сашо, не решаясь взглянуть на Марию, прошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Несмотря на хлопоты, связанные с похоронами, мать основательно убрала квартиру, комната сверкала чистотой. Но сейчас письменный стол был совершенно пуст, на нем не осталось ни одной дядиной вещи, кроме пепельницы и изящной хрустальной вазочки на один цветок, стройной, словно фигурка обнаженной девушки. Весь этот год мать никогда не забывала поставить в нее цветок, и сейчас в ней стояла свежая, совершенно белая гвоздика с чуть заметной розовой тенью у самых тычинок. Сашо долго с тяжелым сердцем смотрел на нее. И тут за его спиной отворилась дверь, кто-то вошел в комнату.
Он медленно обернулся и увидел Марию. Этого он ждал. Она стояла перед закрытой дверью, вид у нее был смущенный и в то же время решительный. Наверное, он чем-то себя выдал, она все поняла. Это было видно по ее глазам. Теперь ему оставалось только ждать. И действительно, она заговорила первой:
— Извините, что я вошла так, без стука.
— В этом доме вы всюду должны входить без стука, — ответил он.
Ничего особого он не хотел вкладывать в эти слова. Но, видимо, что-то такое в них прозвучало. Мария внимательно взглянула на него.
— Чувствую, что кто-то вам что-то сказал, наверное, ваша мать.
Первой его мыслью было панически отрицать все. Но, собрав все свои силы, он тихо и чуть неуверенно ответил:
— Да, может быть…
— А вы уверены, что это действительно так? — спросила она, и голос ее еле заметно дрогнул.
— Теперь — уверен!
— Почему?
— Потому что мне трудно представить себе более достойных людей, чем вы! — храбро ответил он, хотя голос плохо его слушался.
Эти слова, казалось, привели ее в отчаянье, она подняла к сердцу худую руку, но дотронуться до него не решилась.
— Не хочу с вами спорить!.. Сейчас любые слова могут оскорбить его память… Но могу я по крайней мере надеяться, что Криста ничего не узнает?
