Остров - Голованов Василий (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Оленей потом нашли возле сопки Пунача, на северной стороне.

Еще один плохой год был из-за оледенения. Мы собирали по тундре оленей и набрели на мой продуктовый сарай – чин. Достали сгущеное молоко, вскипятили чай. Степан взял было сгущеное молоко, но Кузьма (брат жены) выхватил у него банку: «с него достаточно будет и сухарей».

Жена говорит: «Дикость какая, разве можно жалеть банку со сгущенкой?»

Кузьма был скверного характера, вспыльчивый, алкоголик. Так и сгорел от пьянства потом. А тогда сам съел всю сгущенку, а Степану дал только чаем пустую банку омыть.

Оленей собирать начинали, когда появлялись первые проталины. Телята маленькие, хоры – все сдохли. Некоторым приходилось дрова с берега моря таскать пешком. Многие даже ходили пешком ловить песцов, ставить капканы. Песцов было довольно много в тот год. Но больше всего добыл я и отец Санко (Александра Михайловича). Другие пропадали в гостях целыми неделями. Старик Павел пошел даже искать своего сына Афоню по стойбищам – вот как тот пропал. У некоторых кончились продукты вообще. Жили только на мясе оленей, которых забивали сразу 5–6, когда начинался гололед. Такой закон был: иначе все равно сдохнут. Дед Павел поехал в стойбище к Евдокиму и выпросил там целый мешок муки. Другие тоже ходили по стойбищам, меняли друг у друга муку, сахар, чай, поскольку в поселок ехать – оленей не было, а ходить далеко. Я отдал старику Павлу бочку мяса осеннего забоя за новые ездовые нарты. Прошло время, он привозит еще одни нарты, еще мяса просит. Я говорю: сходи в тот сарай мой, возьми бочку мяса. «Нет, – говорит, – очень далеко». Как это так, не понимаю: ему надо, а он идти не хочет?! У него сыновья взрослые были, ленивые очень. Один дед Павел только и кормил свое стойбище. Там муки взял, там сахару, там мяса…

После этого года несколько лет гололеда не было. Некоторые хозяева восстановили своих оленей. Больше всего пострадал старик Ванька (отец Клавдия Ивановича Ардеева): у него не было даже оленей чум перевести на новое место. У Кости совсем не стало оленей. Кузьма разорился, пошел пастухом в совхозное стадо.

Тоже 1952-й тяжелый год был. Оленей осталось очень мало, и запрягали в нарты даже тельных важенок с телятами (телята рядышком с нартами бегут).

Тогда погибла половина стада. У Германа все олени сдохли, у Сямды все олени сдохли.

И то, оленей спасло то, что земля в некоторых местах не оледенела. Старики рекомендовали молодым распустить оленей на волю, не собирать их: они сами найдут, если где-то есть пища.

Оленей распустили, наступило веселое время. Ходить по гостям только. Расстояние между чумами небольшое – 10–12 километров. Вот и ходили друг к другу, угощали даже водкой.

С наступлением весны спасла нас птица: куропатки, гуси – много было. Я удачно весновал: яиц гусиных насобирал много. В холодном песке их укладывают, отдельно друг от друга – до августа гусиное яйцо ели.

Однажды сделал я багор. Подошел Павел, пастух, спрашивает:

– Зачем тебе такой длинный багор?

– Как зачем? Оленей ловить.

– Багром?

– Вместо тынзея.

– А шкуру не порвешь?

– Почему порвешь? Олень ведь боль чувствует, рвать не будет.

Так я пошутил, а потом узнал, что Павел и вправду сделал багор и ловил им оленя. Почувствовав в холке боль, олень рванул, как бешеный, вырвал клок мяса, весь кровью залился…

Очень недалекий был человек этот Павел.

У Павла в стаде был отличный жирный менурей [64]. И я подумал, что хорошо бы этого менурея забить. Говорю Павлу: «Менурей здоровый, нам вдвоем не справиться, покалечит он нас… Давай я его заменю своим оленем…» Павел очень обрадовался, я дал ему оленя небольшого, и как только он уехал, поймал этого менурея и забил на мясо. Сильного хора или менурея опасно, конечно, бывает поймать за плечи арканом. Долго будет таскать. Но вообще человек всегда с оленем справится. Примитивный мужик был этот Павел.

Однажды новое ружье он купил. Выстрелил. И осечка. Пуля с гильзой остались в стволе. Что делать? Вытолкнуть шомполом. «Ой, этого я не буду», – испугался Павел. И ружье новое выкинул в озеро.

Соседи видели и на следующий раз, когда перекочевали, забросили невод, выудили ружье, достали пулю шомполом. Хорошее ружье оказалось.

Какие оленеводы бывают, не поверишь. Один оленя поймал и, чтоб тот не убегал, чтобы второй раз не ловить, на ночь связал ему ноги. К утру олень уже сдох. Пришлось даже мясо выбросить. Шкуру снял – и все. Этот Костя (жены старший брат) очень ленивый был. Помогали ему, помогали – все как в прорву уходило. В гости приезжал Костя всей семьей – отъесться хотя бы. Наедятся – я еще бочку соленой гусей дам, полмешка сухарей.

Однажды весной Косте дал я оленей, чтоб он на охоту съездил. Говорю: «Не жалей их. Они крепкие». Вечером Костя приезжает – ничего. «Совсем ничего?» – «Ничего». – «И утки нет?» – «Нет». – «И куропатки нет?» – «Нет».

Оказывается, Костя не слезая с упряжки охотился. Не подкрадывался. Ну, ничего и не добыл.

Однажды Костя решил перевезти три двухметровых бревна. Запряг в упряжку трех наши оленей, одного своего. А олени что-то шарахнулись, нарты опрокинулись и бревном их поломало. Костя разозлился страшно. Перепряг нарты, на меня посмотрел: «Ну, Никита, я оленей твоих загоню сейчас насмерть». Как будто олени тут виноваты. Я молчу. Он поехал. Наши молодые важенки были, с ними ничего не стало. А своего оленя он загнал: тот захромал на обе ноги.

Бесполезно было помогать ему.

Когда создалось факторское стадо, все старались туда наведаться со своим оленем, чтобы поменять его на более жирного. Голову на голову. Я однажды тоже так поехал, пригнал им важенку, просил хора или менурея, но мне не дали: «Ишь ты, Никита, еще оленя захотел, у тебя и так оленей много».

А в стаде как шла работа?

Раз Никон пастух поехал в Бугрино за продуктами. И в поселок привез родственникам большого крупного оленя на мясо.

Со стойбища выезжал он без оленя, а приехал с оленем. Как так?

В общем, он украл факторского оленя, забил его и по дороге в поселок разделанное мясо подобрал. Бригадир стал искать этого оленя. Олень этот был приметный, с пятном во лбу. И тут один пастух, Ванька, говорит: «Там часть стада откололась, наверно он с отколом и ушел». Так его и не нашли, и замяли это дело. В бригаде круговая порука была, все покрывали друг друга. И когда меня направили пастухом в это стадо, не хотели брать, я им как клин был.

А я работать сам не хотел. Раньше остров выдерживал до двадцати тысяч оленей. Самые бедные имели по 100—120 оленей, все оленные были. Тот, кто 200—300 имел, не считался богатым. Но тогда оленей пасли, следили за ними. А сейчас стада распустили, бригадир и не знает, где они. Если у него спросить, где стадо находится, особенно в феврале-марте, так он и сам не будет знать…

А раньше каждое утро стадо сгоняли, вылавливали упряжных, стадо тут же отгоняли. Стадо дружно двигается. К лежке готовится: бока чешут, рога чешут. Половина стада легла уже. Остальных подгоняют поближе. На Кривом озере раньше стояло три стада. И не помню, чтобы стада смешались друг с другом. Или чтобы мох выбили до земли. Только радостно было: смотрим – там оленей ловят, там… О, соседи стадо пригнали!

А сейчас…

Раз приехали два пастуха с ночного дежурства, собираются ехать в поселок Бугрино. Пастух Митрий поймал в корале тех же оленей, на которых только что его товарищ приехал с дежурства. Усталых поймал и запряг, чтоб им дальше ехать. Вот такие никчемные пастухи стали. А раньше как ты мог оленей разводить, если не знал в лицо их всех.

Один шаман, Амгалев, решил пугнуть старушку, которая очень была ругачая. Он превратился в подземного хора (мамонта) ночью. А жена этого шамана говорит: страшно с тобой рядом спать; ты что-то ночью творишь, а я думала, ты рядом спишь; тело есть, а душа где-то бродит…