Правила Дома сидра - Irving John (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

В Ассаме, когда вылетали, термометр показывал сто десять [8] по Фаренгейту. Совсем как в Техасе, думал Уолли. На летчиках были только носки и шорты.

Тяжело груженный самолет поднимался на высоту пятнадцати тысяч футов за тридцать пять минут; на этой отметке пролетал первую гряду. На высоте девяти тысяч футов Уолли натягивал брюки, на пятнадцати – меховую куртку и штаны. Столбик ртути опускался до двадцати градусов. В сезон муссонов летали на автопилоте.

Этот маршрут назывался «линией жизни». Летчики говорили – «слетать через горб».

Четвертого июля газетные заголовки кричали:

А вот что тогда написал Уолли Кенди и Гомеру (совсем обленился, послал обоим один и тот же стишок):

Летом 194…-го на всем побережье Мэна ужесточили правила затемнения, и киноплощадка в Кейп-Кеннете была временно закрыта. Гомера это не огорчило. Волей судьбы он возил в кино не только Кенди, но и Дебру и вот благодаря войне избавился от этого раздвоения.

Мистер Роз написал Олив, что не сможет в этом году набрать команду сборщиков. «Все ушли на войну. И нет бензина для такой дальней дороги», – объяснил он.

– Выходит, мы зря навели порядок в доме сидра, – сказал Гомер.

– Порядок, Гомер, еще никогда никому не мешал, – вразумляла его Олив.

Тяжелый летний труд в поте лица, на который янки сами себя обрекли, скрашивался несравненной прелестью этого коротенького времени года.

Гомер, санитар и садовник, услыхал эту новость, когда косил в междурядьях траву. В тот жаркий июньский день он сидел за рулем косилки и не отрывал глаз от ножей – боялся наскочить на пенек или упавшую ветку. Он не заметил подъехавшего зеленого фургона и чуть не врезался в него. Мотор тарахтел, ножи жужжали, и Гомер не слышал, что кричит Кенди, выпрыгнув из фургона, заметил только окаменевшее лицо сидящей за рулем Олив.

Гомер повернул ключ зажигания, стало тихо, и тут он услыхал.

– Его сбили, – кричала подбежавшая Кенди. – Сбили над Бирмой!

– Над Бирмой, – повторил Гомер.

Соскочил с сиденья и обнял рыдающую девушку.

Перегревшийся мотор несколько раз чихнул и смолк. В воздухе над ним задрожало марево. И Гомер подумал, над Бирмой марево, наверное, дрожит так же.

Глава девятая.

Над Бирмой

Спустя две недели после того, как самолет Уолли был сбит, капитан Уортингтон и его экипаж все еще числились среди пропавших без вести.

Пилот, летевший позже тем же маршрутом, обнаружил, что на полдороге между Индией и Китаем горят джунгли на площади в одну квадратную милю. Пожар, возможно, вызван сбитым самолетом, на борту которого были двигатели джипов, запасные части, горючее – обычный военный груз. Никаких следов экипажа, джунгли в этом месте непроходимы и, по наблюдениям, необитаемы.

Олив посетил представитель военно-воздушных сил и заверил, что есть основания надеяться на лучшее. Самолет в воздухе не взорвался, значит, летчики могли воспользоваться парашютом. Но что было дальше, ведомо одному Богу. «„Ведомо Богу“ – вот как надо было назвать самолет», – думал Гомер. Он старался поддержать веру Олив и Кенди, что Уолли жив; ведь официально он числился среди пропавших без вести. Но, оставшись наедине с Реем, Гомер разделял его опасения – надежды на возвращение Уолли мало.

– Ну допустим, они успели выпрыгнуть, – говорил Рей, вытягивая из воды ловушку с крабами. – А дальше что? Приземлились в джунглях. Кругом японцы. Они ведь сбили самолет. А японцам в руки лучше не попадаться.

– Но там есть местное население, – отвечал Гомер. – Дружелюбные бирманцы.

– Или вообще никого, – возражал Рей Кендел. – Только тигры и змеи. Черт! Говорил же я ему записаться в подводники.

«Если твой друг остался жив, – писал Гомеру Уилбур Кедр, – упаси его Бог подцепить какую-нибудь страшную азиатскую болезнь. Их там множество».

Невыносимо было воображать страдания Уолли. И даже любовь к Кенди не облегчала чувства утраты; если Уолли погиб Кенди всегда будет верить, что любила его сильнее, чем Гомера’ Идеальные представления сироты часто застилают реальность. Гомер был романтик. И хотел, чтобы Кенди сделала выбор, а для этого Уолли должен быть жив. Уолли – его друг, и он благословит их любовь. Компромиссы Гомеру не нужны.

Уилбуру Кедру польстило, что Гомер обратился к нему за советом, да еще в столь деликатном деле, как любовь! (Гомер спрашивал в письме, как вести себя с Кенди.) Старик давно считал себя высшим авторитетом во всех вопросах и соответственно отвечал Гомеру.

В разговоре с сестрой Эдной сестра Анджела кипела от возмущения: взялся поучать в том, о чем понятия не имеет. Но д-р Кедр был так горд своим посланием, что, перед тем как отправить, дал почитать его сестрам.

«Ты совсем забыл жизнь Сент-Облака, – писал д-р Кедр. – Неужели ты так отдалился от нас, что компромисс для тебя неприемлем? Для тебя, сироты! Где твое правило – приносить людям пользу? Не презирай компромисса, путь служения людям не всегда выбираешь сам. Ты говоришь, что любишь ее. Так служи ей. Возможно, ты видишь это служение не так, как она. Но если ты ее действительно любишь, дай ей то, что ей больше всего сейчас нужно, не ставя никаких условий. И не жди за это награды. Чем она может оделить тебя? Только тем, что осталось на твою долю. Это не совсем то, чего ты ждешь. Но чья в том вина? Ты хочешь от нее отказаться, потому что она не может отдать себя тебе целиком. На все, так сказать, сто процентов. Половина ее сердца в небе над Бирмой. И поэтому ты хочешь отвергнуть ее? Неужели твой принцип – все или ничего? Так людям не служат».

– Не очень-то романтическое письмо, – сказала сестра Анджела.

– А разве Уилбур был когда-то романтиком? – спрос сестра Эдна.

– Ваш ответ сугубо прагматичен, – сказала сестра Анджела д-ру Кедру.

– Надеюсь, – ответил Кедр, запечатывая письмо.

У Гомера появился компаньон по бессоннице. Теперь они с Кенди работали в кейп-кеннетской больнице в ночную смену. Когда дел было мало, им позволялось вздремнуть на свободных кроватях в детском неинфекционном отделении. Ночные шумы палаты успокаивали Гомера, детские горести и тревоги были хорошо знакомы; вскрикивания, ночные страхи, плач заглушали его сердечную боль. Что касается Кенди, черные ночные шторы на окнах как нельзя лучше подходили к ее траурному настроению. Ей были по душе и строгие правила затемнения, которые приходилось соблюдать в ночные часы по дороге в больницу и обратно. Правила предписывали ездить только с включенными подфарниками, и для ночных поездок они брали кадиллак – подфарники у него были очень сильные. Дороги побережья были погружены во тьму, и приходилось тащиться с черепашьей скоростью. Если бы начальник станции Сент-Облака (бывший помощник начальника) увидел ночью на шоссе кадиллак Уолли, он бы опять принял его за белый катафалк.

Злюка Хайд, чья жена Флоренс была на сносях, сказал Гомеру, если Уолли погиб, частица его души наверняка переселится в его младенца, если жив, то младенец будет предвестником его возвращения.

Эверет Тафт поделился с Гомером, что его жену Толстуху Дот замучили сны, которые могли значить только одно: Уолли силится подать о себе весть. Даже Рей Кендел, который делил свое время между двумя порождениями водной стихии – омарами и торпедами, как-то всерьез заметил, что научился читать судьбу по ловушкам. Омары ведь питаются мертвечиной. И если приманка в ловушке цела, омар на нее не позарился, значит, она живая. Так что вытянуть ловушку без омара к добру.