Скиппи умирает - Мюррей Пол (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Ничего. Ах да! Знаешь — я бросил плавание.
Правда? Когда?
Сегодня. Только что.
Вот это да! О, Дэниел, я так рада за тебя. Мне показалось, что тебе это совсем не нравится.
Так оно и есть. Просто мне нужно было, чтобы кто-нибудь подтолкнул меня к этому.
Я рада, что это сделала.
Я тоже рад.
Ну тогда как насчет пятницы — хочешь встретиться? — спрашивает она.
Ну конечно!
Отлично!
Залив Радуги, Залив Любви, Залив Гармонии! Он уже и думать забыл о тренере, он уже далеко-далеко — на Луне! Озеро Счастья, Озеро Надежды, Озеро Радости — он зажмуривает глаза, он невесомо парит по простору серебряной ночи —
Ребята наконец перестали ждать возвращения мисс Макинтайр. Теперь банки из-под кока-колы и бумага летят в мусорные ящики вместе со всем остальным; все снова безудержно пользуются лаком для волос и дезодорантами; китайское правительство строит что пожелает: ученики Сибрукского колледжа его больше не донимают.
Если бы и Говард мог все позабыть так же легко! Но нет: она мучит его днем и ночью, мурлыча ему с освещенной луной палубы океанского лайнера, сквозь гирлянду чужих мускулистых рук; подмигивая ему из широкой кровати с пологом на четырех столбиках, где она лежит в объятиях своего безликого жениха. Порой ревность является Говарду в обличье ярости: да как она могла солгать ему вот так?! Да как она могла солгать самой себе вот так?! И в одиночестве, в темноте, он сжимает кулаки, обрушиваясь с оскорблениями на нее прямо на палубе воображаемого корабля. А порой он так сильно тоскует по ней, что едва выносит боль разлуки.
Но одновременно его осаждают и другие воспоминания. Помимо его воли, его ум начал заполнять пустоты, оставшиеся в квартире и имеющие форму Хэлли. Вот он зачитывается допоздна на кухне — и вдруг ловит себя на том, что ждет, когда она войдет: он почти видит ее — она в пижаме, трет глаза и спрашивает, чем он занят, а потом, не дослушав ответа, погружается в изучение содержимого холодильника. Вот она у плиты, взбивает яйца для омлета; вот она проходит через гостиную и перешагивает через его ноги, когда он смотрит телевизор; вот она сидит за компьютером, с сигаретой в руке и сосредоточенно изучает какой-то корпоративный сайт; вот она чистит зубы перед зеркалом, пока он бреется… Вскоре квартира заполняется тысячами разных призраков Хэлли, а еще миллион мельчайших подробностей дожидается своей очереди — какие-то новые черточки, на которые сам Говард никогда раньше сознательно не обращал внимания. Все это всплывает как-то само собой, без какой-либо эмоциональной “звуковой дорожки”; эти воспоминания не задевают в нем глубоких чувств, не вызывают какой-либо реакции, в которой он мог бы точно опознать или любовь, или чувство потери, — они просто здесь.
Фарли говорит, что все это напоминает ему один анекдот.
— Отлично, Фарли. Именно это мне, наверное, и поможет.
— Ну, я тут ни при чем, просто напоминает анекдот, и все тут. Рассказать или не надо?
Говард жестом показывает, что согласен слушать.
— Ну ладно. Входит человек в бар — и видит, неподалеку от него сидит парень с малюсенькой головой, каких и не бывает. Тело у него нормальное, а голова не больше бильярдного шара. Он старается не глазеть на него, но вскоре не выдерживает, подходит к тому парню и говорит: “Извините, если вам покажется грубым мое любопытство, но не могли бы вы объяснить — что случилось с вашей головой?” И мужик с крошечной головкой рассказывает ему высоким, резким голосом, что много лет назад, еще во Вторую мировую войну, он служил во флоте. “В мой корабль попала торпеда, и все мои товарищи утонули, — рассказывает он. — Я бы тоже утонул, но только, когда я уже пошел ко дну, меня обхватили чьи-то руки и стали тянуть наверх. Очнувшись, я обнаружил, что лежу посреди океана, а мне делает искусственное дыхание прекрасная русалка. Я понял, что это она спасла мне жизнь, и спросил, чем мне отблагодарить ее. Она ответила, что ей ничего не нужно. “Но что-то же я могу для вас сделать”, — настаивал я. “Нет”, — ответила она. Но ее так тронула моя благодарность, что она решила исполнить три моих желания. Ну, я ничего особенного не желал — разве что оказаться дома, подальше от этой проклятой войны. Я сказал ей об этом, она щелкнула пальцами — и вот мы уже вблизи берега, и я вижу собственный дом, где меня ждут родные. “А еще что?” — спросила она. “Вы уже столько сделали для меня, чего же еще мне просить? — сказал я. — Ну разве что немного деньжат, чтобы как-то перебиться на первых порах?” Она щелкнула пальцами — и вдруг мои карманы раздулись от денег. “Выполнено, — сказала она. — Отныне вы никогда не будете нуждаться. А какое ваше третье желание?” На этот раз я думал долго и упорно, — рассказывает солдат, — и продолжал плыть рядом с ней. Наконец я сказал: “Не хочу показаться слишком нахальным. Но вы не только спасли мне жизнь, вернули меня с войны на родину и сделали меня богатейшим человеком, о чем я никогда и не мечтал. Вы еще и самая пленительная красавица, какую я только видел в жизни. Я знаю: вы вернетесь в океан, а я — на сушу, и мы больше никогда не увидимся. Но прежде чем это случится, я бы больше всего на свете желал один-единственный раз переспать с вами. Это мое третье, и последнее, желание”. Русалка опечалилась. “Боюсь, как раз это желание я никак не смогу выполнить, — сказала она. — Ведь я русалка, а вы человек, и нам невозможно познать друг друга плотски”. — “Правда?” — спросил я. Она с сожалением кивнула. Тогда я подумал еще немного. “Ну ладно, — сказал я, — а как насчет маленькой головы?”
Проходит несколько секунд, прежде чем Говард понимает, что анекдот закончился.
— И это все? — спрашивает он. — Значит, я похож на того идиота с крошечной головкой — так, что ли?
— Мне просто вспомнился этот анекдот, — протестует Фарли. — Потому что знаешь как говорят? Мечтай осторожно, а то как бы твои мечты не сбылись.
— Да я разве об этом мечтал? Я же не мечтал о том, чтобы у Орели Макинтайр оказался жених и она про меня думать забыла! Какого хрена я стал бы о таком мечтать?
— Не знаю, Говард. В самом деле — зачем тебе о таком мечтать?
Тут открывается дверь, и Говард, ссутулившись, скрывается за газетой: в учительскую протискивается Том. Каждый год в ноябре, когда приближается очередная годовщина того происшествия в карьере, тренер делается все более угрюмым. Но в этом году Говарду кажется, что он ощущает исходящую от Тома ярость, словно благородный спортсменский фасад вдруг дал трещины; Говард как бы забирается Тому в голову: он словно сам разделяет бешеное желание Тома броситься всем своим увечным телом на Говарда и колотить его до тех пор, пока Говард не сделается таким же калекой, как Том. Иногда ему даже хочется, чтобы тот так и поступил — для полной ясности.
— Как дела, Том? — окликает его Фарли.
Тренер бурчит что-то на ходу, направляясь к своему шкафу.
— Чем озабочен? — невинным тоном спрашивает Фарли, видя, как подпрыгивает живот Говарда.
— Много хлопот, — неохотно отвечает Том. — Пытаюсь уладить дела с поездкой на соревнования. Десять мальчишек в команде, а в ближайшей гостинице есть только четыре номера.
— А ты клади их всех к себе в постель, — советует Фарли. — Будете согревать друг друга холодными зимними ночами.
— Очень смешно, — говорит Том без всякого выражения. — Потрясающе забавная шутка.
Сунув в задний карман несколько конвертов, он снова хромает по направлению к двери.
— Когда-нибудь, — говорит Говард, снова опуская газету, — этот парень сорвется с цепи. И набросится на меня.
— Говард! Богом клянусь — у тебя воображение, как у Стивена Кинга, — говорит Фарли.
— Тогда почему он всю неделю смотрит на меня так, будто вот-вот выпустит мне кишки?
— Да потому что ты параноик, у которого слишком много свободного времени. Слишком много свободного времени — и крошечная-крошечная головка.
В четверг на доске объявлений вывешивают программу концерта. Квартет Ван Дорена включен в список участников, к несказанному облегчению Джикерса; он отходит от доски, утирая пот со лба.
