Лицей послушных жен (сборник) - Роздобудько Ирэн Виталиевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

…Но тревожным тремоло отзывается на моих многострунных нервах…

Оказывается, это не дождь. Это в глубине комнат шумит включенный телевизор. Коридор также поглощен темнотой.

Ничего интересного.

Картины на стенах. Снова мелькнула женская тень и исчезла в квадратике света на противоположной стороне коридора. Вторая женская тень (кажется, Веры Ивановны) прошла тем же маршрутом. В руках – сервированный поднос.

Два часа ничего интересного…

Пускай себе крутится. Я тупо щелкаю пультом – переключаю на телевизионный канал.

Там возникает физиономия какого-то докладчика. Речь идет об экономике. Он с отвращением, как червей, выталкивает изо рта слова – ломаный язык, неправильные ударения и артикуляция, как будто выступает пришелец из страны Мумба-Юмба: «Мы достыглы нэмалых успихов… Трудносты прэодолилы… Сисьматычно мы делайим свое дело лучче наших прэдшествэнников…»

Кошка нервно мурлычет. Я снова щелкаю пультом, переключая на новый диск.

…Кухня. Вижу (хотя и снова в искаженном варианте «сверху – вниз») своего недавнего знакомого Алекса. Он кладет на стол большого живого толстолобика. Рыба бьет хвостом. Наконец вижу женщину, точнее, Тамилу. И неприятное ощущение обдает меня жаром, ведь я знаю, что сейчас она – мертва.

– Хочу рыбки, – ласково говорит Алекс.

Женщина (даже в таком ракурсе она кажется мне фарфоровой статуэткой) нерешительно тычет пальцем в рыбу (почти так же, как и Пат касалась куска бифштекса), рыба бьется об стол. Женщина вскрикивает. Алекс смеется:

– Давай, давай, чисти ее!

– Но ведь она живая… – говорит женщина.

– Ну, так убей ее, – говорит Алекс, подавая нож. – Отрежь ей голову и чисти! Разве вас этому не учили?

Женщина машет головой, закрывает лицо руками, пятится в угол.

– Давай, давай, убей! – смеется Алекс…

Женщина тихо сползает на пол по стене.

Алекс бросает нож на стол, зовет:

– Вера Ивановна! – и нервно выбегает из кухни.

Шипение. Кухня. Вера Ивановна отрезает голову толстолобику. Ее руки покрываются рыбьей кровью. Вскрик из угла.

Вера Ивановна:

– О, Тамилочка, я вас не заметила… Вам плохо? Это всего лишь рыба…

Коридор. Две тени в коридоре. Алекс, Вера Ивановна.

– Она без сознания, господин Алекс. Перенесите ее в спальню. Я вызову «скорую»?

Алекс:

– Пусть лежит. Очнется – будет жарить рыбу… Больше она ни на что не годна.

– Как скажете…

Ну так себе… Немного противно. Но другого я и не ожидал…

Сменил диск. Налил пива. Себе и Кошке.

…Комната. Ракурс – «сверху».

Алекс протягивает Тамиле коробку, перевязанную алой ленточкой. Женщина достает оттуда что-то похожее на пеньюар.

Тамила:

– Спасибо. Очень красиво.

Алекс:

– Не нравится?

– Очень нравится.

– Я же вижу: не нравится.

– Ну что вы – нравится…

– Я же вижу – нет.

– Нравится…

– Я все вижу!

– Очень…

Алекс забирает у нее из рук вещь, рвет на куски…

И – вот здесь (я отставил стакан с пивом!) – со всего размаха бьет ее ногой в бедро.

Тамила летит в другой угол спальни. Тяжело поднимается. На ее лице – улыбка Джоконды…

Начинает расстилать постель…

Система вырубается…

Я роюсь в дисках, забыв, какой из них был последним. Вставляю любой. Щелкаю пультом. Беру Кошку на руки – она сейчас нужна мне как никогда. Мы вместе смотрим на экран.

Опять темнота коридора.

Я шарахаюсь: прямо на меня выплывает бледное лицо Тамилы, она смотрит точно в камеру, на меня. Вернее, прямо внутрь меня – такие у нее глаза!

Тамила шепчет в глазок камеры: «Забери меня отсюда… Забери меня…»

Словно обращается ко мне. Я опрокидываю пиво на Кошку.

Зал. Тот самый, где мне предлагали манную кашку. За столом – Алекс. Напротив – она, Тамила. Вспоминаю слова Пат: «Она была лучшей из нас…» Она действительно невероятно красива, но ужасно худая, ресницы затеняют чуть ли не полщеки.

– Восемь черных карточек, – говорит Алекс.

– Вчера вы говорили – шесть… – шепчет Тамила.

– Разве? – улыбается Алекс. – А могу ли я ошибаться?

– Не можете…

– Вот именно.

Он набирает кашу в ложку и, словно школьник на уроке, оттянув ее, как из рогатки, попадает кашей в лоб девушке.

Она вытирает кашу с лица и волос.

И… улыбается.

Улыбка раздражает его, он – через стол – бьет ее в лицо…

Я роюсь, роюсь в дисках, разбрасываю их, отыскиваю последний…

Я уже догадываюсь, что, перед тем как посмотреть его, выгоню Кошку в ванную – зрелище будет не для котят…

…«Боссу» я звоню поздно вечером, когда мы с Кошкой уже изрядно накачались пивом.

– Что у тебя с голосом? – сразу спрашивает он. – Мороженым объелся?

– Да, – говорю я. – Сильно объелся. По самые уши…

– Что случилось? – тревожно спрашивает он.

– Хочешь скинуть Струтовских?

– Факты?

О, как я люблю людей дела – «босс» все чувствует с полуинтонации.

– Факты у меня на диске.

– Ты гений. Что там?

– Убийство… – устало говорю я.

– Шутишь?

Я молчу.

– Это действительно подарок… – говорит он.

– Черт побери! – кричу я в трубку. – Если убийство может быть подарком, тогда я валю отсюда! Вы что, все там сдурели?!

Трубка молчит. Кашляет.

– Извини… – говорит он. – Извини, мы действительно все сдурели. Кто кого убил?

– Алекс Струтовский убил свою жену.

Я знаю, что он опять хочет порадоваться такому «прекрасному известию» накануне выборов, но он сдерживается, только просит о встрече. Но я не хочу его видеть. Говорю, что завтра утром оставлю «доказательства» в его офисе на проходной.

Я знаю, что дальше дело продвинется быстро и без моего вмешательства.

Мавр сделал свое дело. С мавра хватит.

Хватит.

Хватит…

Глава девятая

Полина. Не-дневник

…Эта маленькая и приятная на ощупь машинка лежит у меня под щекой.

Нас обещали научить пользоваться мобильными телефонами перед первым балом. Но я уже научилась!

Я знаю, что, когда мне будет плохо, я наберу четырнадцать букв алфавита, которые складываются в предложение: «Как-там-мо-я-Кош-ка?»

Таким образом я научусь заботиться о ком-то другом. О ком-то, кроме себя.

Уже совсем скоро наступит утро, и мне нужно поспать. Машинка теплая от моего тепла. Или просто – теплая.

Я думаю и смотрю, как сходят с неба звезды за окном.

Никто никогда не разговаривал со мной…

Никто никогда не касался меня…

Никто никогда не спрашивал меня ни о чем…

Никто никогда не рассказывал мне сказки,

не держал на коленях,

не вытирал с лица слезы,

не кормил с ложечки…

ПОЧЕМУ?

Какой же грех в том, что Форнарина так нежно держит на руках своего младенца?

А Рафаэль так нежно рисует их – на веки вечные?

Какой грех в том, что я приютила Кошку?

Разве кому-то от этого стало хуже?

Я так хочу поделиться с кем-нибудь своими новыми чувствами. Чтобы их могли познать другие – Рив, Озу, Лил, Ита, Мия. Госпожа Директриса. Госпожи учительницы.