Хрустальная сосна - Улин Виктор Викторович (полные книги txt, fb2) 📗
Я казался себе полным, почти конченым калекой. И поэтому подсознательно был направлен на женщин, знавших меня до того, как я пришел в нынешнее состояние. Способных абстрагироваться и воспринимать меня как полноценного человека. Если рассуждать объективно, то стоило выразиться иначе: дающих мне возможность видеть свое нормальное отражение в них. Но я не задумывался над таким тонкостями; просто знал, что мне хорошо было бы с Виолеттой или Ольгой… а с теми, кто сейчас окружил меня, я боялся какого-то внутреннего провала со своей стороны.
И еще останавливал факт их неимоверной молодости. Именно молодости; я так и думал о них, хотя они были в общем моего возраста. Просто сам себе я казался старше своих лет. И готов воспринимать как свою ровесницу скорее Виолетту, чем какую-нибудь не в меру раскрашенную одногодку.
Нашлась правда, в моей смене одна женщина, которая нравилась настолько серьезно, что я без колебаний привел бы ее в свою постель. Старше остальных, старше меня самого, она, скорее всего, приближалась к сорокалетнему рубежу. И чем-то напоминала Виолетту. Хотя, если разобраться, ничего похожего их не объединяло ни внешне, ни внутренне. Напоминала она ее мне лишь моим собственным взглядом. И, возможно, одной деталью: обладая не худощавым сложением, эта женщина носила под рабочим халатом чрезвычайно короткие юбки. Увидев впервые, я даже решил, что под спецодеждой у нее нет ничего, кроме трусов. Нижние пуговицы халата постоянно расстегивались, полы расходились — особенно когда она сидела — выставляя на обозрение ее ноги. Довольно ровные, всегда обтянутые модными золотистыми колготками. Когда она находилась в машинном зале, то казалось, пространство сплошь заполнено ее сверкающими ногами. Я невольно пожирал их глазами, чувствуя не подвластное моей воле желание, и вспоминал свой последний сексуальный опыт, и мягкие бедра Виолетты, крепко охватившие с двух сторон… Воспоминание накладывалось на созерцание реальных коленок моей сослуживицы и рождало необъяснимую страсть. Хотя лицом она была скорее некрасива, чем привлекательна, да и фигура не выделялась ничем особенным, кроме ног. Да и они, возможно, не казались бы лучше других, не обнажай она их выше некуда. С Ольгиными, по крайней мере, они не могли сравниться; однако Ольга осталась неизвестно где, а эти плотные ляжки вертелись около меня каждую смену.
Как назло — усмешка судьбы! — я не мог думать о том, чтобы начать с нею хотя бы наводящий флирт. Она была замужней и положительно семейной, серьезной глуповатой матерью троих детей, круглыми сутками погруженная в домашние заботы. В ней не оставалось даже малого пространства для сторонней интрижки. А то, что она одевалась, как проститутка, не говорило ничего и не отражало ее сути. Видимо, привыкла смолоду и ей было удобно. О прочем она не задумывалась. Ей в голову не приходило взглянуть на себя со стороны и представить, какое мужское томление вызывает ежедневная демонстрация… Впрочем, изголодавшийся по женскому телу, я наверняка воспринимал ее неадекватно.
Я поставил крест на здешних женщинах. Тем более, в какой-то момент понял: судьба в самом деле дала мне шанс подняться к новой профессии и попытаться чего-то достичь с нуля. Среди операторов имелись настоящие асы. За ними я наблюдал, ничего не спрашивая, а стараясь схватить все на лету. И в общем это удавалось.
И еще с первых дней я уяснил важное обстоятельство. Здесь, на ВЦ — почему-то все говорили именно «на», хотя по правилам русского языка полагалось «в» — здесь на ВЦ можно было действительно работать. А можно — валять дурака, целый день занимаясь чем угодно, никто бы этого не заметил и не пресек. Возможно, оттого что еще не было второй машины, а может, просто такой режим установился из-за большого штата. Работа не допекала, и если кто-то более расторопный успевал чуть больше — даже не замечая этого, — то кто-то другой за его счет мог вообще ничего не делать. Кое-кто из девиц так и жил. Мне в моем нынешнем состоянии такое положение было на руку. Потому что я имел свободное время и отдавал его целиком на чтение специальной литературы. Наверстывал упущенное — хотя по сути ничего не упускал; многие мои сослуживицы соображали гораздо хуже меня и ничуть этим не тяготились. Но мне хотелось разобраться по-настоящему в вычислительной машине. В том, как она работает и как работать с нею. Потому что помнил слова Соколова о будущем, а он действительно был умным человеком и слов на ветер не бросал.
Девицы пили бесконечные чаи, ели приносимые в неимоверных количествах домашние торты, смотрели телевизор в комнатушке для отдыха, шили, вязали до одури, красили ноги, стригли друг друга, читали до книжки и журналы, готовились к занятиям, перерисовывали выкройки и разводили кактусы — я изучал машину. На меня смотрели с добрым сожалением.
Как какие-нибудь беззаботные негры на маленького, упертого в работу японца…
Свыкнувшись более-менее со своими операторскими обязанностями, я пошел к начальнику ВЦ и попросил, перевести меня в ночную смену. Он посмотрел на меня как на неизлечимо больного, поскольку от работы в ночь все старались отделаться, несмотря на дополнительные отгулы или дни к отпуску. И с радостью перевел меня туда. А у меня имелись свои соображения.
Ночью на ВЦ было тихо и спокойно. Днем обычно проходили небольшие короткие программы, занимавшие несколько минут работы, и машина требовала постоянной перезарядки перфокарт, снятия готовых распечаток с АЦПУ — алфавитно-цифрового печатающего устройства, — и прочей суеты и беготни. С вечера же — особенно перед выходными днями, на время которых ВЦ тоже не закрывался — запускали большие программы, которые требовали многих часов, а то и суток машинного времени. Когда шла одна такая программа, оператор оказывался полностью свободен.
Штат ночной смены был меньше дневной и состоял в основном из парней. Все ночные операторы любую минуту использовали для сна: днем в выходные они предпочитали-таки жить полноценной жизнью. Никто не трещал над ухом, не орал телевизор и не хрипела транзисторная музыка. В тишине было спокойно сидеть за столом и читать. И кроме того… Я не мог не признаться, что обилие женского пола не проходило мимо. Иногда хватало одного случайного взгляда на какую-нибудь ничтожнейшую мелочь — типа бретельки бюстгальтера, случайно показавшейся в вырезе кофточки под расстегнутым халатом — как я снова терял покой и впадал в состояние, близкое к той прострации, в которой находился недавно. И боялся срыва со своей стороны. Ночная же работа выматывала меня так, что на женщин не оставалось даже мысленных сил.
Результат усилий по самостоятельной учебе не замедлил сказаться. Не прошло и двух месяцев, как я стал разобраться в машине не хуже многих асов. И они, первоначально не замечавшие меня в однообразной массе ленивых девчонок, начали мной здороваться и разговаривать почти на равных. Я вышел на некий рубеж — и понял правоту Соколова. Оператором я стал легко.
Теперь стоило думать о дальнейшем движении — мне хотелось делать все скорее, точно кто-то невидимый подгонял сзади.
И я засел за изучение того, что крылось за дырочками перфокарт и сочетаниями букв на широких бумажных распечатках. То есть за программирование.
Программисты составляли подлинно особую касту. Операторы умели заставлять машину выполнять ту или иную программу. А если происходил сбой, ни один оператор не мог ничего сделать — звали программиста. Только тот, взглянув на распечатку, мог разобраться в таинственных явлениях, происходящих в процессоре машины под действием набора перфокарт. Тыкая в бумагу желтыми о табака пальцами, они писали исправления, потом быстро набивали что-то на картах, заменяли часть колоды, запускали программу снова — и все получалось. Но то было лишь экстренным использованием программистов. Основное время они занимались собственной работой — писали программы по заказам пользователей, ставивших конкретные прикладные задачи. У них имелся свой отдел, свои комнаты, даже свои аппараты для набивания перфокарт. В общем, свой высокий мир, который лишь изредка спускался в машинный зал.
