Мастерская дьявола - Топол Яхим (книги серии онлайн .TXT) 📗

В этом номере мы во время наших деловых поездок ночуем, разбираем покупки, обнимаемся, треплемся…

Этот ваш Терезин, мой милый старый пастушок, мне даже чем-то напоминает Венецию, говорит Сара, небрежно опершись о мое плечо; на полу вокруг нас сохнут майки с Кафкой — целая куча маек, у нас был поход за майками, и нас намочило ливнем, я дышу черной влагой пражского дождя в ее волосах… Понимаешь, святой Марк и гондолы — это ваш Музей, который власти содержат напоказ всему миру… а чуть дальше в ветхих домах живут нормальные люди — ну то есть как нормальные, покачала она головой, фыркнула и уточнила, что повсюду в Западной Европе о массовых военных захоронениях тщательно заботятся и оберегают их, а у вас в Терезине… просто диву даешься, что на месте казней старый пан Гамачек продает брюкву… и что там, откуда отправляли эшелоны на восток, в лагеря смерти, старые тетушки Боухалова и Фридрихова клянут свой бесконечно заедающий гладильный каток… и что вы детьми играли в камерах смертников и трогали друг друга в бункерах! Это же просто ужас, вы, должно быть, все извращенцы, только не знаете об этом… Всюду на Западе подобные детские прогулки были бы строго запрещены, объяснила она… Да ведь у нас тоже, ввернул я. Но вам на это плевать, возражает Сара… Ну да, соглашаюсь я, например, мне какие-то там запреты абсолютно пофигу, лишь бы не попасться… Она вертит головой. Так мы с ней разговариваем, а потом иногда ложимся в постель.

И вот случилось так, что боевики из Патриотических сил совершили вылазку на той самой улице, где по стечению обстоятельств была наша гостиница. Мы возвращались с покупками и смотрим: смуглые подростки разбегаются по подворотням, цыгане петляют по улочкам, а за ними гоняются молодчики в кожаных куртках, вооруженные ножами и битами. Какие-то люди высовываются из окон, аплодируя погоне и показывая, куда скрылись беглецы. Сара стоит, разинув рот, пакет с Кафками выпал из ее рук на землю.

Двое парней перегородили вход в нашу гостиницу. Они стоят спиной к нам, и я уже приглядываюсь, не валяется ли поблизости кусок трубы от строительных лесов или хотя бы доска, врезать бы им вот этак по-быстрому да сзади, на это бы меня хватило, хе-хе, но как раз сегодня они, видать, даже булыжники из мостовой для себя повыворотили, сволочи.

И мы слышим, как они маршируют, скандируя свои лозунги, по улице за нашими спинами, и вскоре всю ее целиком заполняет шеренга молодчиков из Патриотических сил в черных рубашках и с флагами, с такими лучше не встречаться, я о них наслышан, совсем недавно, к примеру, тетушки в гладильне рассказывали, что это самые настоящие нацисты, и я хватаю Сару за локоть, она только ругается на своем языке, парни дают нам пройти, и уже из гостиничного холла я слышу у себя за спиной: «Эй!» — и один из них, с наколотой на шее свастикой, подает мне Сарин пакет, я хватаю его и волоку Сару по винтовой лестнице наверх, в номер.

Она садится на кровать.

Слушай, я только что видела погром. У них даже форма есть. Мой первый погром! Это надо записать в моем девичьем дневничке, говорит Сара.

И что она все языком мелет? Могла бы и помочь мне. Нагруженный рюкзаком и сумками, я пытаюсь уложить майки на пол.

Снаружи доносится рев и вой полицейских сирен. Кто-то с криком пробегает по улице. Шум толпы понемногу удаляется.

Ты совсем не похожа на еврейку, и вообще. Хорошо, что ты светловолосая. А про меня они подумали, что я тоже турист, ха-ха-ха!

Это меня насмешило. Показалось и вправду забавным.

Меня сейчас вырвет, заявляет Сара, валится навзничь на кровать и смотрит в потолок.

Слушай, мы внешне похожи, говорит она, помолчав, у нас по две ноги, две руки, местами веснушки, мы кое-как объясняемся друг с другом по-английски, но это только сбивает с толку! В культурном смысле мы совсем разные. К примеру, я нисколечко не заражена большевизмом, а у тебя все мозги навыворот, хотя ты об этом и не догадываешься. Твои козы гадят в священных местах скорби, а до тебя это не доходит, вообще до вас всех здесь, в Восточной Европе, не доходит, в каком вы дерьме! Этим она меня разозлила, я таскаюсь тут с ней по Праге, рискуя, что поголовье моего стада еще больше сократится, Боек-то его точно не убережет!.. А говорят, у вас в Чехии есть свиноферма на месте бывшего концлагеря для цыган, это правда? Отвези меня туда, выпаливает она, а я на это, что про свиней вообще не слышал, у нас в Терезине их не было… Господи, тебе это кажется нормальным? Свиноферма на месте массового убийства? Ей не нравится, когда я пожимаю плечами, ну а мне не нравится, когда она кричит, так что я даже подумываю, не заткнуть ли ей рот подушкой… и я рассказываю ей, как Лебо получил свое имя, она ни гугу, но, приглядевшись, я вижу слезы у нее на глазах… Боже, ведь той повитухой могла быть моя бабушка… Ну да, твоя бабушка чуть не задушила маленького Лебо! Она тоже была такая злая, совсем как ты!.. Лебо, либо, лебо, либо, повторяет Сара, она немного учится говорить по-нашему, и я объясняю ей, что чешский язык — легкий, зато словацкий — ужасно трудный, его бы она не выучила, а сами словаки такими уж родились, для них это привычно, беседовать на своем языке… Молчи, козий царь, хрипит она в подушку… заткнись, пастушок! Ладно, я молчу… а вообще-то я радуюсь, когда она к нам пришла, это была тень девушки, а теперь она, черт побери, живая! А Сара говорит, что никогда еще не спала ни с кем моего возраста, но здесь она в этом не видит ничего особенного, потому что всё, абсолютно всё здесь такое искривленное, несообразное… Мне тоже все равно, отвечаю я, сколько тебе лет, я этого даже и не знаю: девятнадцать? двадцать? а может, уже двадцать один? Мне это, Сара, безразлично, утешаю я ее… Но ты не думай, опершись о локоть, смотрит на меня Сара, я не считаю тебя идиотом, культурное различие между нами — это что-то более глубокое… мы лежим на спине, повсюду на полу — горы маек с Кафкой, бутылки вина и еще какая-то мелочевка, чешское стекло, кружки и блюдечки, на которые мы нанесем надпись «Привет из Терезина», и всякая другая сувенирная ерунда в пакетах… и Сара вдруг начинает читать мне лекцию о Восточной Европе, эта ее образованность иногда не дает ей покоя… Я искала этот самый Восток, эту Восточную Европу… ведь отправиться в Восточную Европу — это как раз и значит все время искать ее, понимаешь, говорила она так, как будто меня это интересовало… Моя семья происходит из Словакии, сообщает Сара и набирает воздуха, чтобы поведать мне, как волны зла занесли ее родных в Терезин и понесли дальше… примерно так начинали свои истории все искатели нар, те, которые добрались до города-крепости автостопом или же вышли из автобуса с кондиционером и, доковыляв с обожженными крапивой лодыжками через заросшие свалки до наших развалюх, принимались осматриваться в городе смерти… Их предки неизменно оказывались родом из какого-нибудь искореженного историей восточноевропейского населенного пункта, где улицы насквозь пропитаны въевшейся в них грязью, а сам он покоробился, как старая черно-белая фотография, и название этого места, города или деревни, они выговаривали, сжав губы, как будто уже давно учились произносить его у себя дома перед зеркалом, в те часы, когда к сердцу подступал ледяной страх, бескрайний ужас… Что произошло с моими предками? И почему мои дедушка, папа, дядя, прабабушка из Праги, Брно, Убли^[8], Киева, Дрогобыча, Пинска, Кракова не бежали вовремя, к примеру, в Нью-Йорк? Так они говорили себе перед зеркалом, репетируя свои первые слова в нашем сообществе. Мне хорошо были знакомы эти исповеди нароискателей, они заранее их заучивали, часто посещая вначале различные курсы терапии, прежде чем в конце концов попадали на терапию к нам.

Мой дед был родом из Кошице, рассказывала Сара; отлично, в Словакии есть железные дороги, и там берет мобильник, оттуда и начну, решила я и отправилась в Кошице, а когда я там немного огляделась, посмотрела на все эти лавочки, магазинчики и кофейни на главной улице, да хотя бы уже и на залы ожидания на вокзалах, где подчас еще стоят те же самые жесткие деревянные скамьи, какие, наверное, были тут семьдесят лет назад, мне захотелось понять, что, собственно, представляет из себя эта Восточная Европа, с которой мы так похожи, но в культурном смысле так отличаемся… «Где он, настоящий Восток?» — не переставала я спрашивать, потому что словаки упорно твердили мне, что в своих поисках я не туда попала, что они — не Восточная, а Центральная Европа!.. точно так же, как, к сожалению, и эти придурковатые чехи, обитающие чуть подальше, не говоря уже о венграх, которые словно и не живут в Европе, на их территорию мне лучше не соваться, там меня и понимать-то не будут, объяснили мне в справочной на братиславском вокзале… так вот, там надо мной сжалились и, раз уж я настаивала, признались, что до настоящей Восточной Европы из Словакии рукой подать, нужно только пробраться между волками и медведями в Закарпатье… ага, ясно, Карпаты, найти их на карте — и в путь, говорила мне Сара… однако оказалось, что жители Закарпатья сердятся, когда их называют Востоком, они считают, что это чушь, и посылают тебя куда подальше, на настоящий Восток — в Галицию! Но в Галиции местные, как и все поляки, утверждают: мы Европа, причем вовсе никакая не Восточная, а самый центр самой что ни на есть Центральной Европы! И машут рукой: чтобы попасть на Восток, езжай на Украину, это еще целый шмат земли; при этом они горько и со знанием дела сплевывают — мол, на востоке Европы все еще нищета и разруха! Ну да, люди с Востока ездят на заработки на Запад, а не наоборот, кивнула Сара и тоже сплюнула… Украинцы посылают тебя еще дальше, в Россию. Однако русские ни за что не соглашаются с тем, что они — на Востоке, и даже считают это оскорблением, как это, ведь они — вообще центр всего цивилизованного мира! Впрочем, они готовы допустить, что настоящий Восток начинается где-то в Сибири: ладно, я проехала через всю Сибирь по железной дороге, по растянувшейся на многие тысячи километров Транссибирской магистрали, но когда я, совершенно разбитая, вылезла из поезда на конечной станции, во Владивостоке, то местные сказали мне: какой Восток, девушка, ты что, спятила? Тут у нас Запад, реально конец Запада, тут кончается Европа!