Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Он никогда еще не слышал столь искренней гордости в чьем-либо голосе.

Не проронив больше ни слова, девушка села рядом с ним на сиденье такси. Некоторое время она просто рассматривала небоскребы, мимо которых они проезжали, а потом сказала:

— Я слыхала, что подобные вещи иногда случаются в Нью-Йорке, но никогда не думала, что такое может произойти со мной.

— Откуда вы родом?

— Из Буффало.

— Родственники есть?

Она помедлила с ответом.

— Насколько я полагаю, да. Они остались там, в Буффало.

— А что означают эти слова — «насколько я полагаю»?

— Я ушла от них.

— Почему?

— Потому что подумала, что если мне суждено чего-то добиться, мне нужно уйти от них, уйти навсегда.

— Почему? Что-то произошло?

— Ничего. Там ничего и никогда не происходило. Именно этого я и не могла перенести.

— Что вы имеете в виду?

— Ну они… ну, наверно, мне лучше сказать вам правду, мистер Таггерт. Мой отец так ничего и не добился в жизни, и маме было плевать на это, и мне стало тошно оттого, что из всех семерых лишь я одна работала, a остальные, так или иначе, вечно оказывались не у дел. И я подумала, что если не уберусь оттуда, то сдамся… прогнию насквозь, как и они. Поэтому я просто купила однажды билет на поезд и уехала. Даже не попрощалась. Никого не предупредила заранее. Она вдруг усмехнулась внезапно пришедшей в голову мысли:

— Мистер Таггерт, а ведь это был ваш поезд.

— И когда вы приехали сюда?

— Шесть месяцев назад.

— И все это время одна?

— Да, — весело ответила она.

— И чем же вы намеревались здесь заняться?

— Ну знаете, чем-нибудь, куда-то попасть.

— И куда же?

— Ну не знаю, но… бывает, людям всякое удается. Я увидела фотографии Нью-Йорка и подумала… — она указала на огромные дома, видневшиеся сквозь потеки дождя за окном такси, — я подумала, что тот, кто построил эти здания, не сидит без дела и не скулит о том, что на кухне грязно, крыша прохудилась, трубы засорены, мир вокруг проклят и… Мистер Таггерт, — она резко дернула головой и посмотрела ему в глаза, — мы были бедны как крысы, и нас это ничуть не смущало. Именно этого я и не могла перенести — того, что им на самом деле все было безразлично. Они и пальцем не хотели пошевелить. Даже вынести мусорное ведро. A соседка все твердила, что я должна обслуживать их, что нет разницы в том, что будет со мной, с ней самой, с любым из нас, поскольку никто ничего не в состоянии изменить!

В светлых глазах ее угадывались боль и решимость.

— Я не хочу говорить о них, — продолжила она. — Только не сейчас. Этого вот — я имею в виду свою встречу с вами — с ними произойти не могло. И этим я не хочу с ними делиться. Это событие принадлежит мне, а не им.

— Сколько же вам лет? — спросил Таггерт.

— Девятнадцать.

Повнимательнее рассмотрев гостью в своей гостиной, Таггерт подумал, что, если ее чуть подкормить, у нее будет неплохая фигура; девушка казалась слишком худой для своего роста и сложения. На ней было коротенькое поношенное черное платье в обтяжку, которое она попыталась украсить аляповатыми пластмассовыми браслетами, звякавшими на запястье. Стоя посреди комнаты, она озиралась, как в музее, где нельзя ничего трогать, и почтительно пыталась запомнить все подробности.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Черрил Брукс.

— Ну, садитесь.

Он молча соорудил коктейль, а она покорно ждала, присев на краешек кресла. Когда Джеймс подал ей бокал, девушка послушно сделала несколько глотков, после чего оставила бокал в руке. Он видел, что она не ощущает вкуса напитка, просто не замечает его.

Сделав глоток, он с раздражением отставил бокал: ему тоже не захотелось пить. Таггерт принялся угрюмо расхаживать по комнате, понимая, что она молча следит за ним, наслаждаясь мгновением, наслаждаясь огромным смыслом, которым были наделены для нее его движения, его запонки, шнурки его ботинок, его абажуры и пепельницы.

— Мистер Таггерт, почему вы так несчастны сегодня?

— Почему вас это волнует?

— Потому что… ну, если у вас сегодня нет права на радость и гордость, то у кого же оно есть?

— Именно это я и хотел бы узнать — кто имеет на это право? — Таггерт резко повернулся к своей гостье, слова полились так, как если бы расплавился предохранитель. — Он же не изобретал железную руду и доменные печи, так ведь?

— Кто?

— Риарден. Он не изобретал плавку, химию, поддув и литье. Он не мог изобрести свой металл без тысяч и тысяч других людей. Его металл! Почему он считает его своим? Почему считает своим изобретением? Все пользуются чужими находками. Никто не способен ничего изобрести.

Она с удивлением произнесла:

— Но железная руда и все прочее… они же давно известны. Тогда почему никто не сделал этот металл до мистера Риардена?

— Он сделал это не ради благородной цели, а ради наживы, он никогда не поступал иначе.

— Что же в этом плохого, мистер Таггерт? — Она негромко рассмеялась, словно бы вдруг разрешив загадку. — Это абсурдно, мистер Таггерт. Вы хотели сказать совсем другое. Вам же известно, что мистер Риарден честно заработал все свои деньги, и вы тоже. Вы говорите мне так просто из скромности, хотя все знают, что все вы сделали огромное дело — и вы, и мистер Риарден, и ваша сестра… она, должно быть, совершенно удивительный человек!

— Неужели? Ну это вы так думаете. Сестра моя — жесткая, бесчувственная женщина, которая расходует свою жизнь на сооружение железнодорожных путей и мостов не ради высшего идеала, но только потому, что ей нравится строить. Если она занимается заведомо любимым делом, чем же здесь восхищаться? Я совершенно не уверен в том, что сооружение этой дороги ради процветающих предпринимателей Колорадо заслуживает особого одобрения, тем более в то время, когда бедный люд пораженных безработицей районов так отчаянно нуждается в транспорте.

— Но, мистер Таггерт… вы же сами боролись за сооружение линии.

— Да, потому что таков был мой долг — по отношению к компании, вкладчикам, персоналу. Но не ждите, что я буду радоваться содеянному. Я не вполне уверен, что все это было так важно… зачем нужен новый сложный металл, когда столько стран отчаянно нуждаются в простом железе… известно ли вам, что в Китайской Народной Республике не хватает элементарных гвоздей, чтобы приколачивать деревянные крыши к стропилам?

— Но… но мне не кажется, что в этом можно обвинять вас.

— Кто-то все равно должен позаботиться о гвоздях. Человек, умеющий видеть вещи, не внесенные в его записную книжку. В наши дни не найдешь человека, способного проявить сочувствие — и это когда вокруг столько страданий! Подумать только, плюнуть на все и на всех, отдав десять лет своей жизни возне с какими-то там металлами. И, по-вашему, это великое свершение? Ну здесь-то речь идет не о высших способностях, а о шкуре, которую не пробить, даже вылив ему на голову тонну стали! В мире можно найти уйму куда более одаренных людей, но их имена не попадают в передовицы газет, и вы не станете бежать с шоссе к железнодорожному переезду, чтобы посмотреть на них — потому что они не станут изобретать мостов, способных стоять вечно, в то время, когда страдания человечества отягощают их души!

Девушка смотрела на него с молчаливым почтением, уже без прежнего энтузиазма, глаза ее погасли. Джеймс почувствовал себя увереннее.

Взяв в руку свой бокал, он сделал глоток, а потом усмехнулся внезапному воспоминанию.

— Впрочем, это было забавно, — сказал он уже более непринужденным и живым тоном, каким разговаривают со старым приятелем. — Видела бы ты вчера Оррена Бойля, когда по радио передали первое сообщение с «Узла Уайэтт»! Он буквально позеленел… в самом деле, сделался таким же зеленым, как залежалая селедка! Знаешь, как он провел вчерашнюю ночь, стараясь пережить скверные новости? Нанял себе номер в отеле «Валгалла» — a это тебе не пустяк — и, как я слышал, до сих пор все еще там, пьяный вусмерть: валяется под столом в компании избранных дружков и половины всех девок, которых удалось наскрести на Амстердам авеню!